– Завтра моление четырем стихиям. Будет ли дозволено безумной девушке войти в храм? Или прислать жрицу, чтобы помолилась вместе с бедняжкой в ее комнате?

– Нет. Девушка приехала сюда, чтобы Антара ее излечила. А мы не допустим ее в храм?

– Но там же будет знатная паломница! А если больная в ее присутствии поднимет шум?

Клодиус на миг задумался.

– Передай иллийцам, чтобы они стояли ближе к выходу. Все вместе. Если их подопечная поведет себя недостойно – пусть сразу ее уведут… А теперь о трудах в честь богини. Со слугами понятно, а вот дамы… Сколько с госпожой служанок?

– Только одна. И служанка уже сказала, что они с госпожой вышьют для храма небольшое покрывало на верхнюю ступень алтаря. Все необходимое у них с собой.

– Это хорошо, но нужна и прилюдная работа. Перед вечерним служением дашь дамам по венику, пусть крыльцо перед храмом обметут. А вельможи с ночным караулом походят.

Аугустус вновь поклонился. На этот раз он прятал довольный взгляд.

Конечно, он всегда был приветлив к паломникам, как и предписывал устав обители. И все же ему, крестьянскому сыну, доставляло удовольствие посылать на работу богатых и знатных господ.

– Да, – вспомнил он, – там пришла еще небольшая компания…

– Пусть ими займется Йуханна.

Обычно люди Антары с интересом встречали каждого паломника и с удовольствием сплетничали о нем. Но суета, вскипевшая вокруг альбинской госпожи и ее свиты, заняла все силы и время служителей.

А потому четверо путников, три человека и илв, вошедшие в главные ворота, не привлекли особого внимания. Многие даже приняли их за спутников эрлеты.

Но не старая Йуханна, которой пришлось беседовать с новыми гостями.

– Плотник? – радостно охнула женщина. – Ну, богиня привела! На южной сторожевой башне подгнили ступени. И перила наверху, на смотровой площадке. Вот только не знаю, может ли илв служить Антаре.

– А у вас никогда не было паломников-илвов? – поинтересовался Бенц.

– Приходили иногда со своими хозяевами. Но не помню, чтобы кто-то из них служил богине трудами… Пусть отдохнет с дороги, а завтра вместе с этим здоровяком, – кивнула Йуханна на боцмана, – займется сторожевой башней. И другая работа плотнику найдется. Мой-то Фомас давно мается, работать не может. Ломота у него в спине.

В голосе женщины прозвучали мягкие, нежные нотки.

Маркус Тамиш, до сих пор стоявший молча, вмешался в разговор:

– Добрая женщина, дозволь спросить, не сочти за обиду… Ты здесь родилась или со стороны замуж взята?

Йуханна растерялась. До сих пор ни один паломник не интересовался ее скромной персоной.

– Я… нет, я сюда паломницей пришла. – Старуха справилась с замешательством и продолжила спокойно: – Я и в молодости красавицей не была, вот и пришла просить Антару о женихе. Богиня меня услышала. Фомас меня приметил и замуж позвал.

– Это тебе от богини отличье вышло, – с уважением кивнул Отец. – Не каждую девицу Антара почитай что за руку к мужу ведет.

– Выходит, так… – Йуханна спохватилась, что забыла о деле. – А ты, добрый человек, каким ремеслам обучен?

Бенц, с интересом слушавший эту беседу, вскинул бровь, когда Маркус Тамиш, мастер на все руки, сказал смиренно:

– Да какое мое ремесло? Только лескатам приказы отдавать. Сил уже нет, уменья сроду не было. Уж не обидь старика, добрая женщина, пристрой куда потеплее, где работа полегче. Антаре всякий труд угоден.

Йуханна с сочувствием взглянула на учтивого, приветливого паломника.

– Это верно, богине всякий труд по сердцу. Пойдешь, добрый человек, подручным к повару. На кухне тепло, найдут тебе работу по силам, да и кусок повкуснее перепадет.

Погонщик низко поклонился:

– Это меня сейчас сама Антара пожалела!

Йуханна обернулась к Бенцу:

– А ты, господин, что умеешь, кроме своего небоходного дела?

– Красиво и грамотно пишу.

– Умение немалое, – кивнула Йуханна. – Но сейчас оно ни к чему. С писаниной справляется Альбертис Книжник, о подручном он не просил. Высоты боишься?

– Я-а? – возмущенно просипел Бенц, у которого от такого вопроса даже голос пропал.

– Тогда лопату в руки – и с крыш снег сбрасывать!

– Удачно пристроились, – подвел итог Отец.

– Ты-то удачно, – съязвил Дик. – В тепле и при сытном куске.

Погонщик не поддержал его шутку.

– На кухню все сплетни сходятся. Конечно, говорить будут больше про ораву, что нагрянула одновременно с нами. Но, думаю, и про нашу девочку что-нибудь расскажут… А ты, капитан, тоже ее ищи. Тебе с лопатой по всей обители расхаживать можно. Повезло.

– Нам с Филином повезло меньше, – ухмыльнулся боцман. – Знай таскай бревна да пили доски.

– А вы присматривайтесь, каким путем из обители удрать можно. Хорошо бы, конечно, уйти через главные ворота и не озираться, есть ли за нами погоня. Но вряд ли так получится.

– Через главные ворота? – прищурился Дик. – Стало быть, Отец, ты, как и я, подумывал открыто, перед главой обители, обвинить Каракелли в том, что они украли Литу?

– Это было бы самым правильным. Но неверным.

– Как это – «правильным, но неверным»?

– Закон на нашей стороне. Но закон здесь представляет глава обители. Ему дано право суда. Если Каракелли собираются продержать пленницу здесь полгода… ну, наверняка ведь потрясли кошельком! А Лита, конечно, кричит о беззаконии…

– На постоялом дворе кричала, – напомнил боцман. – А эти гады сказали хозяевам, что Лита чокнутая.

– Должно быть, и здесь так наврали, – печально кивнул Отец. – И глава обители то ли вправду им поверил, то ли делает вид, что верит. Так что на закон нам, небоходы, надеяться нечего… А сейчас пойдем в трапезную, поужинаем – да на вечернее моление. И глядите в оба: нет ли в храме нашей Литы?

– Не закричала бы, если нас увидит, – озабоченно промолвил Хаанс. – Не выдала бы нас ненароком…

– На молении встанешь рядом со мной. Держись скромно, гляди только на жреца, а лучше – в пол. И упаси тебя твоя богиня-хранительница вымолвить хоть словечко! Если кто-нибудь задаст тебе вопрос, на него отвечу я. Поняла?

– Да, сеора Модеста, – покорно отозвалась Лита.

– Не называй меня сеорой, ведь мы почти родственницы, – сказала Модеста диль Каракелли и улыбнулась. Должно быть, ей самой эта улыбка казалась добродушной.

Лита промолчала.

Нет, она не считала «почти родственницей» эту невысокую, широкоплечую особу с характером сторожевой собаки.

Тюремщица! Надсмотрщица!

Вроде и не сказала за всю поездку грубого слова – а в глазах стынет жестокая непреклонность.

В первые дни после пленения, когда прошло действие дурманящего снадобья, Лита пыталась умолить, разжалобить сеору Модесту. С таким же успехом она могла бы лить слезы перед железным капканом.

Но сейчас Лита приняла условия, которые диктовала ей эта ужасная баба. Для нее слишком важно было попасть в храм на молебен.

Антара – мать всего живого. Пусть услышит молитву Литы, пусть заступится!

А люди Антары и паломники пусть увидят в храме тихую, скромную девушку, которая не выкрикивает неистовых речей, не совершает безумных поступков и вообще ничем не походит на сумасшедшую.

– …И первым вспомним мы того, кто сотворил небо и землю, воду и огонь, кто дал жизнь Старшим богам. Эн Изначальный, создатель всего сущего, научил Старших богов чуду творения – и отстранился, передал им землю со всей ее красой. Старшие боги продолжили труд создателя: покрыли землю зеленью, заселили моря рыбой, сушу – животными, небо – птицами. Высшим актом их великой работы было создание человека – этот труд взяла на себя Антара. Сам же Эн Изначальный не вмешивается более в дела земные, лишь наблюдает за ними неотрывно и пристально…