Пожил в новой трехкомнатной квартире инженер Кирилл Поздняков совсем недолго: в июле одна тысяча девятьсот сорок первого года, как и многие его сверстники, он был призван на фронт. И в одном из первых же боев с немцами, где-то в районе Киевской области, пропал без вести. Марина после получения горестной вести продолжала ждать его всю войну и весь послевоенный сорок шестой год, надеясь, что в один распрекрасный день ее Кирюша вернется живой и здоровый. Подняла вместе со своим отцом детей и даже поженила сына Матвея на хорошей девушке по имени Галина. В том же сорок шестом году Матвей Поздняков по распределению после окончания техникума уехал вместе с женой в город Актюбинск на завод ферросплавов, где получил должность технолога. А как закончился сорок шестой год, Марина, потеряв веру в возвращение мужа, крепко запила. И пила не как мужик – запоями, после которых случается когда кратенький, а когда и внушительный перерыв и снова продолжительный запой, – а каждый день. Без всяких перерывов. И в начале марта сорок седьмого года ее нашли замерзшей в сугробе на пустыре метрах в трехстах от тихомирновского дома. Бабы, они ведь спиваются быстрее мужиков. И кончают плохо тоже быстрее…

Той же весной сорок седьмого года, уже в мае месяце, в самом его начале, между насельниками дома купцов Тихомирновых состоялся откровенный разговор. Николай Григорьевич Волосюк по-соседски вышел с предложением к Степану Кирилловичу Позднякову об организации ювелирной артели (ювелирно-художественной – это чтобы она подпадала под определение промысел) в их доме. Дескать, помещения имеются, возможности и желание также наличествуют; толковые мастера тоже найдутся. Так почему бы не попробовать?

– Ты ведь, Степан Кириллович, когда-то работал в подобной артели? – посмотрел на Позднякова отставной майор внутренней охраны Волосюк. – Помнишь, ты как-то мне рассказывал, что вы серебряные крестики лили да иконки для граждан чеканили? – добавил Николай Григорьевич, в упор глядя на Позднякова.

– Было дело, – неохотно отвечал Поздняков. – Только ведь это до революции было. Иконки мы разные делали, крестики серебряные, потом разную церковную утварь. Хорошие мастера были. Только где они сейчас?

– Ну вот видишь, кому, как не тебе, знать, как надобно в этом деле все надлежащим образом устроить? А разрешение использовать наш дом под прибыльное дело и прочие организационные вопросы я беру на себя, – самоуверенно заверил Степана Кирилловича Николай Волосюк.

– А мы что, крестики, иконки и прочую церковную мелочь будем изготовлять? Как тридцать с лишком лет назад? – не без иронической нотки в голосе поинтересовался Поздняков. – Оно как-то в нынешнее время не приветствуется.

– Не, пойми меня правильно, тут другое, потому что и время нынче иное, – отмахнулся Николай Григорьевич, не заметив иронии в словах Степана Кирилловича. – Правильно ты говоришь, что спросу особого на такой товар не будет. Да и не разрешит нам никто крестики с иконками выпускать. Это до революции людям было нужно, а теперь народу украшения да безделицы разные нужны, чтобы глаз радовать да себя тешить, – резонно заключил Волосюк. – Народ после войны по-другому жить хочет. И по возможности лучше, чем раньше. Потому как истосковался по нормальной жизни, – добавил он. – И мы в этом станем ему помогать. Что ж в этом плохого? Наоборот, людям помочь нужно.

– И что ты собираешься делать? – кажется, начал всерьез воспринимать предложение соседа Степан Кириллович.

– Да уж не крестики с образами, – усмехнулся Волосюк и добавил: – К примеру, можно колечки мастерить, цепочки разного плетения, броши, серьги, браслеты, портсигары. Поначалу, конечно, из серебра будем мастерить, а там авось и до золоченых вещиц вскорости дорастем.

Предложение Николая Волосюка выглядело вполне разумным. Артели существовали испокон веков и занимались совершенно разным промыслом: от ловли рыбы до изготовления разной галантерейной мелочи, памятных гравировок и дарственных надписей на различного рода сувенирах и подарках. Советские артели, то есть производственные кооперативы в форме добровольно созданного коллективного хозяйства, выпускали и предметы быта, в том числе качественную мебель, и даже радиолы, фотоаппараты и ламповые и детекторные радиоприемники, которые по качеству были ничуть не хуже тех, что выпускали государственные предприятия. А в некоторых случаях даже их превосходили.

В годы войны все артели были перепрофилированы на создание вооружений, боевой техники, обмундирования и вещевого имущества для нужд Рабоче-крестьянской Красной армии. Не составили исключение и ювелирно-художественные промысловые кооперативы: вместо галантерейной мелочи, женских украшений и предметов сервировки стола вроде серебряных подстаканников и посеребренных мельхиоровых ложек артели принялись выпускать циферблаты, стрелки к наручным часам и полевым приборам, металлические пуговицы для военной формы и покрытые эмалью воинские знаки отличия. Так продолжалось вплоть до тысяча девятьсот сорок третьего года, когда вышло постановление Совета народных комиссаров РСФСР от седьмого февраля сорок третьего года за номером сто двадцать восемь. Называлось оно вполне определенно: «О мероприятиях по восстановлению и развитию народных художественных промыслов в СССР». Это означало, что ювелирно-художественные промысловые кооперативы получили законодательное право наряду с пуговицами, знаками отличия и часовыми стрелками выпускать товары народного потребления, которые включают в себя брошки, пряжки, портсигары, зажигалки, браслеты для часов, кулоны, цепочки, колечки и прочие изделия, имеющие собирательное название – культпромышленность. На фронте советские войска делали все возможное, чтобы приблизить победу в Великой Отечественной войне, и правительство рассчитывало в скором времени перестроить военную промышленность на мирное производство, где будут преобладать гражданские товары, которые в войну не производились: костюмы, платья, пальто, обувь, шапки и другие товары, столь нужные в повседневной жизни. И кооперативы являлись только первыми ласточками.

После войны ювелирно-художественный промысел, зовущийся еще «народным» (и это было по большей части верно), расцвел в полную силу. Чем и решил воспользоваться отставной майор внутренней охраны Николай Григорьевич Волосюк, не привыкший сидеть сложа руки. А и правда: почему не воспользоваться пустующими помещениями первого этажа, что некогда были складом стекольного завода? Тем более что никакой деревянной тары в нем уже не было несколько лет и в помине, поскольку поломанные ящики в годы войны сожгли в топках печей и буржуек, сработанных из железных бочек и водосточных труб. А потом, привлекали цены на данную ювелирно-художественную продукцию. Медные посеребренные сережки – от пяти до семи целковых. Примерно такая же стоимость у посеребренных медных колец. А посеребренные медные пряжки с россыпью прессованных камней? Они стоят целых два червонца! Плохо ли? А теперь прикинем, сколько будут стоить позолоченные женские украшения? Разная там безделица: цепочки, сережки, брошки, кулоны и кольца… А расписная керамическая посуда? Главное – правильно договориться с работниками местного отделения Союзювелирторга, что снабжают ювелирно-художественные артели сырьем. Что тоже вполне решаемо…

– А под цех пустующие помещения первого этажа определим, – продолжал Волосюк вдохновенно уговаривать старика соседа дать свое согласие на устройство артели в их доме. – Негоже, что они пустуют, верно? Можно ведь с них и копеечку какую-то получить. Вот Мотя скоро подрастет, она уже и так совсем девушка… Деньги потребуются, чтобы ее приодеть. Приданое нужно будет. А тут сразу богатая невеста! Свадьбу шикарную сыграешь, а еще и молодым кое-что достанется.

Похоже, что у Николая Григорьевича дело шло на лад, все продумал, взвесил, мужик-то он хваткий, поэтому и решил дальше ковать железо, покуда горячо.

– Если так, то я не против. Главное, чтобы между нами понимание во всем было. Без обмана!