– Спасибо, – ответил призрак, – но это неосуществимо. Во-первых, насчет дня и ночи дела обстоят не совсем так, как вы сказали, а во-вторых, здешняя должность требует круглосуточного нахождения на службе. Вы ведь помните, я вам являлся не только ночью, но и днем!

О да! Я это помнил. Очередная незадача: присутственные часы у призрака в данном случае не ограниченны.

– А почему, – спросил я, – к службе не привлекают собственный дух покойного? Я всегда думал, дело устраивают именно так.

Призрак покачал головой.

– Подумайте, что светит духу покойного, не обладающему ни опытом, ни влиянием, в соревновании с толпой настырных претендентов, до тонкостей усвоивших все искусства и располагающих необходимой в таких случаях протекцией? Разумеется, иной раз человеку удается устроиться духом самого себя, но так бывает с непопулярными вакансиями, при отсутствии других желающих.

– И этот пришлец, – в панике воскликнул я, – примет облик мистера Хинкмана? Если подобное привидение попадется на глаза моей жене, она этого не переживет.

– Назначенный сюда дух не будет походить на Джона Хинкмана. Чему я рад, поскольку это нравится вам, а вы единственный человек, с которым мне доводилось столь непринужденно и приятно беседовать. Прощайте!

В тот же миг русского офицера, стоявшего рядом, и след простыл.

А я, опустив веки, замер на месте. Во мне уже трудно было узнать человека, который только что с таким удовольствием любовался красивым пейзажем. На окружающий мир пала тень – и это не были сумерки. Мы думали, прекрасное имение достанется нам без всяких обременений, но нет. Как капля дегтя к бочке меда, к нему прилагается жуткое условие – терпеть в доме призрака.

Мэдлин с Пеграмом ушла уже на второй этаж. Пеграмом зовется наш ребенок. Мне это имя крайне неприятно, однако со стороны Мэдлин оно фамильное, и она настояла на том, чтобы дать его нашему сыну. Мэдлин была полностью поглощена заботами о ребенке – чрезмерно поглощена, как мне частенько казалось, потому что в тех случаях, когда я особенно нуждался в ее обществе, нас непременно разлучал Пеграм. С нами проживала сестра жены, к тому же у Пеграма имелась нянька, и все же Мэдлин пеграмизировалась до такой степени, что долгие часы, которые я мечтал посвятить радостям супружества, мне приходилось проводить либо в одиночестве, либо в компании старого джентльмена или Белл.

Белл настоящая красавица, хотя, на мой вкус, не обладает такими чарами, как ее сестра. Правда, не все, вероятно, разделили бы мои предпочтения; по крайней мере, один человек точно не разделил бы. Я говорю о Уилле Креншо, моем старинном школьном приятеле, который уехал в Южную Америку служить инженером-строителем. Уилл был признанным поклонником Белл, хотя формально она не связывала себя никакими обязательствами. Но мы с Мэдлин были всей душой за этот брак, спали и видели, чтобы Белл согласилась, и, собственно, не сомневались: молодой инженер вернется и свадьба состоится. Уилл – отличный парень, мой лучший друг, и виды на будущее у него были самые превосходные. Мы планировали, что после свадьбы молодая чета поселится с нами. Белл с сестрой, конечно, будут в восторге, я же в лице Уилла получу самого желанного компаньона. В дальние страны он больше не уедет, и наш дом сделается самым приятным местом на земле!

И тут эта гнетущая новость: мы получаем в сожители призрака!

Прошло немногим больше недели, и Джона Хинкмана не стало. Все, диктуемое уважением и привязанностью, было проделано должным образом, и никто не печалился о смерти дяди моей жены так глубоко, как я. Если бы это зависело от меня, он пребывал бы на этой земле до конца моих дней.

Когда жизнь в доме вновь вошла в спокойное русло, я стал поглядывать по сторонам в ожидании призрака. Я не сомневался, что первым делом он покажется именно мне, и, наряду с печалью и досадой, испытывал и некоторое любопытство, поскольку не знал, какой он примет вид. То, что он не собирается выдавать себя за Джона Хинкмана, служило мне единственным утешением.

Но неделя шла за неделей, а призрак не являлся, и я стал уже думать, что ввиду выказанного мной отвращения к подобному соседству меня решено пощадить. Тем временем мои мысли заняла другая забота.

На дворе было лето, погода стояла прекрасная, и как-то после полудня я пригласил Белл на прогулку. Я предпочел бы Мэдлин, но она отговорилась занятостью, поскольку изготавливала то, что я принял за престольную пелену для Пеграма. Вещица оказалась покрывалом для детской коляски, но на вывод это никак не повлияло: Мэдлин пойти не сможет. За отсутствием Мэдлин Белл тоже вполне устроила бы меня в качестве спутницы. Девушка она приятная, и во время совместных прогулок я всегда вел с нею беседы о Креншо. С каждым днем мне все больше желалось устроить их брак. Но в тот раз Белл заколебалась и выглядела немного сконфуженной.

– Я не уверена, пойду ли сегодня гулять.

– Но ты уже надела шляпку, – настаивал я. – Мне подумалось, готовишься к прогулке.

– Нет. Лучше посижу где-нибудь с книгой.

– Тогда где же она?

У нее в руках не было ничего, кроме зонтика от солнца.

– Ты ужасно точно все подмечаешь, – ответила она с легкой усмешкой. – Я как раз собиралась за ней в библиотеку.

И Белл убежала.

Что-то в нашем разговоре мне не понравилось. Она явно спустилась вниз, чтобы прогуляться. Но без меня – это было очевидно. Гулял я долго и вернулся к накрытому ужину, однако Белл еще не показывалась.

– Она пошла куда-то с книгой, – объяснил я. – Пойду поищу ее.

Я пересек рощу по ту сторону лужайки – Белл нигде не было. Вскоре, однако, поблизости на поляне мелькнуло ее светлое платье. Сделав несколько шагов, я увидел и ее саму, и представьте себе мое удивление: свояченица под сенью дерева разговаривала с каким-то молодым человеком. Ее визави стоял ко мне спиной, но по фигуре и осанке я заключил, что лет ему совсем немного. Шляпа немного набекрень, в руке короткий хлыст, на ногах сапоги для верховой езды. Разговор настолько поглотил внимание собеседников, что они меня не заметили. Зрелище не только поразило меня, но и несколько шокировало. Несомненно, Белл явилась сюда именно ради этого молодого человека – совершенного для меня незнакомца. Не желая выдавать, что видел их, я отступил назад и из-за деревьев принялся звать Белл. Скоро она показалась. Как я и ожидал – в одиночестве.

– Ого! – воскликнула она, поглядев на часы. – Я не знала, что уже так поздно.

– Почитала всласть? – спросил я по дороге домой.

– Я не все время читала, – ответила Белл.

Больше я не задавал вопросов. Какое я имел право расследовать обстоятельства, которые меня не касаются? Однако же ночью я все рассказал Мэдлин. Новость очень ее встревожила, и она, как и я, расстроилась из-за того, что Белл явно пыталась нас провести. В случаях, когда чужие дела срочно требуют ее разумного совета и деятельного участия, моя жена умеет полностью себя депеграмизировать.

– Пойду-ка я завтра с ней, – сказала Мэдлин. – Не хочу, чтобы, если этот тип явится, Белл встретилась с ним одна.

На следующий день Белл снова вышла из дома с книгой, но не успела пройти и несколько шагов, как к ней присоединилась, в шляпке и с зонтиком, Мэдлин. Вместе они отправились в рощу. Возвратились они задолго до ужина, и за едой Мэдлин шепнула мне:

– Там никого не было.

– Она не сказала тебе о молодом человеке, с которым разговаривала вчера? – спросил я позднее, когда мы остались наедине.

– Ни слова. Меж тем я старалась дать повод. Что, если ты ошибся?

– Ничего подобного, – заверил я. – Я видел этого типа так же ясно, как вижу тебя.

– Тогда это просто свинство со стороны Белл. Если ей нужно общество молодых людей, пусть скажет, и мы будем приглашать их домой.

Не то чтобы я полностью согласился с ее последним замечанием. Мне вовсе не хотелось, чтобы Белл знакомилась с молодыми людьми. Ее будущий супруг – Уилл Креншо, и все тут. Но мы с женой сошлись на том, что не станем в разговорах с девушкой затрагивать эту тему. Было бы недостойно выведывать ее секреты; если ей есть что сказать, скажет сама.