Помните ли вы, где находились, когда в космос отправился первый человек?
Я, конечно же, помню, поскольку была одной из двух девушек-вычислителей, сидевших в «Темной Комнате» Международной Аэрокосмической Коалиции, что располагалась в Центре управления полетами «Подсолнух» в штате Канзас. Вооружена я тогда была лишь миллиметровой бумагой да набором карандашей. Раньше все запуски производились из Флориды, но то было до падения Метеорита и до того, как НАКА стала частью МАК, а у «Подсолнуха» уже была, пусть и времен войны, пусть какая-никакая, но все ж установка для запуска ракет, и потому, несомненно, имело смысл поскорее перебраться туда, в глубь страны, подальше от разрушенного побережья.
В трех милях от «Темной Комнаты» на стартовой площадке в небо был нацелен плод нашего неустанного труда – ракета «Юпитер», в крошечном отсеке которой к креслу был пристегнут Стетсон Паркер, а под ним располагались сто тринадцать тонн топлива.
Был он вроде бы само очарование, да только очарованием он был лишь тогда, когда того сам желал, хотя, признаю, пилотом он все же был первоклассным. Если мы все ж не облажались и не облажаемся в ближайшее время, он станет первым человеком в космосе, ну а в противном случае он скоро станет мертвецом. Признаюсь, что из семи астронавтов проекта «Артемида»[8] он был мне наименее симпатичен, но тем не менее я от всего сердца желала ему успеха.
Комнату мягким светом освещали ряды приборных панелей вокруг, а звукопоглощающая обшивка на стенах вполне успешно приглушала голоса ста двадцати трех инженеров и техников, что заполняли комнату. Воздух, казалось, потрескивает от электричества. Мужчины неустанно расхаживали из угла в угол.
Будучи ведущим инженером данного проекта, бедняжка Натаниэль застрял в Новом Белом доме. Там он ожидал результата запуска вместе с президентом Бреннаном, а затем им обоим предстояло общение с прессой, и у них наперед было заготовлено по две речи. Вторые – так, на всякий случай.
Ожидание затянулось. Меж тем за маленьким столиком с подсветкой напротив меня Хуэйлан «Хелен» Лю играла в шахматы с Рейнардом Кармушем – одним из французских инженеров. Хелен, как и я, была вычислительницей, а к Международной Аэрокосмической Коалиции присоединилась в составе тайваньского контингента. Поговаривали, что в своем родном регионе она была чемпионкой по шахматам, чего, похоже, мистер Кармуш пока еще не знал.
Ее задачей было сразу после взлета извлекать листы с числами из телетайпа и после первичной обработки передавать листы мне. Мне же, в свою очередь, следовало выполнять все дальнейшие вычисления, а затем, дай бог, удалось бы и подтвердить, что заданные параметры выхода на орбиту достигнуты. Ни ей, ни мне спать не довелось уже часов шестнадцать кряду, но я бы сейчас и не уснула.
С небольшой приподнятой над полом платформы в конце комнаты руководитель запуска сообщил:
– Полная готовность к запуску.
Гул голосов немедля смолк, я же выдохнула.
Процедура была уже неплохо мне знакома, но сегодняшний запуск был особенным. Сегодняшний пугал, поскольку, независимо от того, сколько объектов мы уже зашвырнули в космос, сегодняшний был первым, от успеха которого напрямую зависела человеческая жизнь, и невольно вспоминались взрывы ракет на площадке или сразу после старта и та обезьяна, что побывала в космосе, да только на Землю была возвращена мертвой.
Признаюсь, Паркер мне не особо нравился, но, клянусь богом, истинным храбрецом он все-таки был.
Руководитель всей миссии отчетливо проговорил:
– Вас понял, команда запуска. Подтверждаю готовность.
Хелен немедля отвернулась от шахматной доски и перекатила свое офисное кресло ближе к телетайпу, я же расправила лежащий передо мной на столе лист миллиметровки.
– Начинаю обратный десятисекундный отсчет. У нас десять… девять… восемь… семь… шесть… пять… четыре… зажигание.
– Зажигание подтверждаю, – послышался из динамиков одновременно с раздавшимся воем ракетных двигателей голос Паркера.
– …два… один… и СТАРТ! У нас – взлет.
Мгновение спустя на комнату волной обрушился громоподобный рев такой силы, что в моей груди завибрировало, хоть находилась я от точки старта на расстоянии добрых трех миль, да еще и в бетонном бункере, все звуки в котором активно поглощали стены.
Меня прошиб пот. Единственное, что звучало в моей жизни громче, – так это удар Метеорита. Очевидно, что, окажись вы в непосредственной близости от той взлетающей ракеты, звуковые волны буквально разорвали бы вас на части.
– Подтвердите взлет. Отсчет времени после старта пошел.
Я взяла карандаш и занесла его над листом бумаги.
– На связи – Геркулес Семь. Топливо поступает штатно. Ускорение одна и две десятых джи. Давление в кабине – четырнадцать фунтов на квадратный дюйм[9]. Кислород в норме.
Ракета, набирая скорость, взмыла вверх, и неистовый рев ее двигателей стал мало-помалу стихать, и тут ожил телетайп, принимающий информацию со станций слежения по всему миру. Хелен принялась обводить красным карандашом для меня наиболее значимые данные. Она оторвала первый листок бумаги и пододвинула его через стол ко мне, и я немедленно погрузилась в расчеты.
Необработанные данные сообщали лишь о расположении корабля в конкретные моменты времени относительно той или иной станции слежения, координатами которых на поверхности Земли я, конечно же, располагала. Моя работа заключалась в том, чтобы, сопоставляя полученные мною данные, определять текущую скорость и траекторию полета ракеты.
Передо мной мысленно виделся ее плавный, полностью соответствующий запланированному взлет, а для стоящих позади я наглядно изобразила его на листе миллиметровой бумаги.
– Наблюдаются вибрации. Небо заметно темнеет.
Несомненно, Паркер уже выходил за пределы атмосферы.
Хелен вручала мне лист за листом, и дуга, которую я вычерчивала на миллиметровке, шла все вверх и вверх, не выходя при этом за рассчитанные прежде пределы.
Рев ракеты окончательно стих, ненадолго оставив после себя жутковатую тишину, а затем пространство вокруг заполнило бормотание инженеров.
– Секция слежения за полетом. Ваш отчет.
Я протянула Хелен листок с цифрами, и та принялась читать с него:
– Скорость – 2350 метров в секунду. Угол возвышения – четыре минуты дуги. Высота – 101,98 километра.
Ее прежде едва различимый тайваньский акцент прозвучал сейчас вполне явственно, что, несомненно, свидетельствовало о ее чрезвычайном волнении.
Юджин Линдхольм повторил услышанное в микрофон передатчика.
Паркер немедленно сообщил:
– Вас понял. Теперь у меня на душе полегчало.
Телетайп непрерывно дребезжал, и Хелен придвигала ко мне страницу за страницей, я же, зажав нижнюю губу зубами, водила по строчкам карандашом.
«6420 метров в секунду. Отключение двигателя первой ступени должно произойти в ближайшее время».
Из радио послышалось:
– Двигатель отключился.
– Подтвердите отделение первой ступени.
– Вижу, как падает ускоритель.
Я устремила свой взгляд на настенные часы, считая вместе со всеми, кто находился сейчас в ЦУП, секунды, ибо всего лишь через полминуты после отделения первой ступени вторая, кратковременно дав ракете дополнительное ускорение, тоже должна будет отделиться.
– Вторая ушла.
– Подтверждаю сброс второй ступени.
Получив следующую страницу от Хелен, я расплылась в улыбке.
Импульс, разумеется, поднял Паркера выше, и его скорость оказалась 8260 метров в секунду.
То была истинно орбитальная скорость!
Но все равно, демонстрируя свою работу, я произвела на странице расчеты.
– Перископ выходит. Поворот начался.
– Подтверждаю поворот.
Позади меня мистер Кармуш спросил:
– Почему вы улыбаетесь?
Я покачала головой и нарисовала еще одну точку на графике, на высоте 280 километров над поверхностью Земли. Запуск Паркера в космос был первым шагом. Достижение заданной программой орбиты требовало изменения траектории космического корабля, и теперь успех всей миссии зависел только от находящегося в нем пилота.