Письмо от Кадзуми пригодилось так, что это было даже смешно. Наконец-то Сиратама заполучила то, с чем можно было торговаться с Хамаю из Летнего павильона.

– Ты просишь меня отказаться от молодого господина? – изумленно переспросила Хамаю, когда Сиратама тайно посетила Летний павильон.

– Именно так. А за это Северный дом обещает поддерживать Южный дом.

Это была неприкрытая ложь. Вряд ли Южный дом станет союзником Северного только из-за того, что Сиратаму выберут супругой молодого господина. Но во дворце Окагу воля Сиратамы выглядит как воля Северного дома. Она, конечно, не думала, что Хамаю легко согласится, но и это входило в ее план.

Как она и рассчитывала, выслушав предложение, Хамаю тут же отвергла его:

– Не выйдет! Даже говорить не о чем. Вряд ли глава Северного дома будет действовать по твоей указке. Вот добудешь официальное соглашение о том, что Северный дом станет нашим союзником, тогда и приходи.

Хамаю развернулась и помахала рукой, уходя, и по ней непохоже было, что она собирается что-то делать с этим. Но тут Сиратама вынула заготовленный козырь.

– Тогда позволите рассказать госпоже Фудзинами-но-мия о вашем происхождении?

Хамаю застыла на месте и медленно обернулась. Сомнения на ее лице не было, оно просто потеряло всякое выражение.

– Ясно. Сразу видно – Северный дом. Быстро ищете информацию.

– Да. Я знаю, что вы изначально не собирались становиться супругой Его Высочества. Однако, если об этом узнают, вам придется нелегко.

Хамаю, кажется, задумалась, и Сиратама нанесла последний удар.

– Я хочу сказать, что, если вы позволите мне стать супругой наследника, я соответствующим образом отблагодарю вас. С мощью Южного дома уж Западный мы сможем как-нибудь удержать.

– А что делать с Восточным? В каком-то смысле больше всего хлопот будет с Асэби.

Теперь ей было о чем говорить.

Она обманула Хамаю. Тот, кто приехал сражаться в Окагу и легко поддался обману, сам виноват. Совесть ее не мучила.

Крича про себя от радости, Сиратама удивленно склонила голову в ответ на слова Хамаю:

– Что вы имеете в виду? Асэби – деревенщина, ее даже называют вороном-таю. Подумаешь, немного владеет музыкальным инструментом! Она мне не соперница.

Тут уже головой покачала Хамаю:

– Вот поэтому-то она и станет проблемой. Судьба Восточного дома не зависит от того, станет его дочь супругой наследника или нет. Они столь искушены в политике, что не видят в этом необходимости.

Сиратама впервые слышала мнение Южного дома об этом.

Пожав плечами, Хамаю продолжала:

– Странно уже то, что они настаивают на своей нейтральности, находясь при этом под давлением сразу двух домов – Южного и Западного. Виляют, точно у них нет своего мнения. По-моему, Восточный дом хитрее всех: выглядят так, как будто не имеют никаких амбиций, в отличие от Западного дома, но при этом на них не действует политическое давление. Ничего не выйдет.

Сиратама вспомнила улыбающееся лицо Асэби, и по спине у нее вдруг пробежал холодок. Ей вдруг стала противна ее соперница, ни о чем, в отличие от нее самой, не думавшая.

– Что будешь делать? Заключив тайный союз с Южным домом, ты сможешь только чинить препятствия Западному.

– Мне этого достаточно, – тут же ответила Сиратама и холодно улыбнулась. – С Асэби я сама справлюсь.

После этого случилось много разных событий.

Она узнала, что письма от молодого господина кто-то перехватывал и уничтожал. Сиратама сразу заподозрила Асэби, но в конце концов поняла, что та ни о чем не знала.

И все же Сиратама продолжала угрожать Асэби. Она поносила ее, кричала, чтобы та уезжала домой, придумывала ей всяческие гадости. Каждый раз, когда та плакала, Сиратама в душе нетерпеливо проклинала ее: мол, когда же ты наконец уедешь.

Сиратама ненавидела себя даже больше, чем другие.

Каждую ночь, в полночь, когда все другие придворные дамы засыпали, она вставала и выходила на устроенную в Зимнем павильоне площадку для любования луной.

В отличие от других павильонов, в Зимнем не было мест для наблюдения за цветами или осенними листьями. Вместо этого там была площадка для созерцания луны, с которой можно было смотреть на простирающееся у подножия горы озеро. Окагу был как бы встроен в подступавшие к нему горы. Из-за этого озеро было видно только из Зимнего павильона.

Сиратама тихонько открыла двери и впустила внутрь холодный прозрачный воздух. Она уже почти вышла на площадку, но съежилась от этого холода. Ступив на ледяные доски, она отдернула ногу и в конце концов устроилась прямо там, на пороге. Усевшись на лесенку, ведущую к круглому окошку, она уставилась в небо. Небо затянуло облаками, но вокруг оставалось светло. На гладкой поверхности озера совсем не видно было ряби, а горы стали такими тихими, словно все живое из них исчезло.

Облачка плавно летели по небу, иногда сквозь них просвечивала луна.

Вдруг Сиратама подумала: «Вот бы умереть прямо сейчас».

«А-а, так я хочу умереть», – вдруг поняла она. Осознала она это внезапно, но совсем не удивилась. Скорее, согласилась с этой мыслью. Она действительно хотела умереть. Она была так противна самой себе, что была готова даже убить себя.

Как зачарованная, она смотрела на озеро и не двигалась.

Для того чтобы прыгнуть сейчас вниз, ее оковы слишком тяжелы.

Она не отказывалась умереть. Но ей не хотелось жить так, как сейчас.

Просто у нее не было даже права себя любить.

– Не хочу так больше…

Сиратама спрятала лицо в ладонях, не в силах вынести невозможность даже распорядиться своей жизнью.

И вдруг…

– Если будете здесь сидеть, заболеете, как тогда.

Услышав мягкий, спокойный голос, она широко раскрыла глаза. Он был знаком. Но ей нельзя было слышать его здесь.

Осторожно, словно для того, чтобы не спугнуть сон, очень медленно она встала. Оглянувшись, Сиратама увидела в сумраке комнаты чью-то неясную тень. «Не может быть», – прошептали губы. Ей хотелось света, но в то же время она не желала проверять, кто это.

Внезапно вокруг посветлело – это разошлись облака. По-зимнему белая луна появилась в небе и в озере, словно возникли два близнеца. Холодный бледный свет полился на землю.

Этот свет попадал в комнату через открытую дверь, очерчивая ноги нарушителя. Он медленно приближался – так, чтобы не напугать Сиратаму, и лунный свет, освещая его фигуру, постепенно проявлял его истинное лицо.

– Сиратама.

Его ласковый голос впервые показался ей таким хитрым.

– Кадзуми?

«Не может быть. Откуда ты здесь?» – Ей столько всего хотелось спросить, но слова не шли с языка. Внезапно появившийся здесь, будто дым, Кадзуми был гораздо спокойнее Сиратамы.

– Не волнуйтесь, меня провела одна придворная дама. Я сказал ей, что очень хочу еще раз увидеться с вами, и она с радостью мне помогла.

Сиратама ничего не могла произнести, поэтому Кадзуми скороговоркой болтал вместо нее.

– Вообще-то, я больше не собирался с вами встречаться: вы же сказали, что не сможете быть счастливы со мной. Но ведь… – Голос Кадзуми приобрел силу, и юноша заглянул Сиратаме в глаза. – Здесь вы тоже не станете счастливой. Поэтому я и пришел.

Сиратама растерянно смотрела на Кадзуми.

– То есть… я не смогу стать супругой наследника?

– Нет.

Ее почему-то раздражало, как Кадзуми покачал головой.

– Вы ведь читали мои письма? Там все правда. Молодой господин ни разу не говорил о вас. Даже если он возьмет вас в жены, он не будет вас любить. Даже став его супругой, вы не будете счастливы.

Сиратама вдруг поняла, что отвечает на это категоричное утверждение криком.

– А вот и буду! С ним я буду счастливее, чем с тобой! Ты ничего не понимаешь! – надрывалась Сиратама. – Молодой господин не полюбит меня? Я и сама это знаю! Ну и что же? Дело ведь не в том, чтобы убежать по собственному желанию. Я… Я…