– Я впервые увидел вас, – все так же спокойно продолжал Кадзуми, – когда мне было двенадцать лет, а вам то ли уже исполнилось девять, то ли еще нет. Я тогда пришел вместе с отцом ухаживать за садом и увидел среди бестолково суетившихся дам маленькую барышню. Это случилось тогда, когда распустились цветы персика. Их оттенок отражался на ваших щечках, и я удивился тому, что на свете может существовать человек такой красоты. Вы изволили сказать, что здесь самое красивое место в мире, а для меня вы были всем миром. Я был счастлив, просто глядя на вас. Тогда, чтобы увидеть вас, я стал каждый день ходить во внутренние покои под предлогом, что мне нужно принести сезонные цветы к курильницам, которые будут отгонять комаров, – до тех пор, пока вы не заметили меня и не стали передавать мне маленькие ответы. Все это я делал для себя самого. Поэтому, когда в курильнице оказался ваш бумажный журавлик, я испугался, как будто кто-то увидел, что я сделал что-то постыдное.

Кадзуми плотно свел брови.

– Но когда я узнал, что вы заболели, я не вытерпел. Кажется, тогда я впервые принес ветку цветов, которые предназначались только вам.

Сиратама, которая до сих пор внимательно слушала Кадзуми, давая ему выговориться, тихонько пробормотала:

– Это была ветка химонанта [19]. Я помню. Тогда ты в первый раз показался мне.

– Да. А ветку я принес отсюда. Тогда кустарники были еще маленькие и мне жаль было ломать большую ветку, поэтому я очень радовался, когда вы сказали, что маленькой вполне достаточно. В ту минуту я впервые увидел, как вы ласковы, впервые прикоснулся к вашей внутренней красоте и в душе дрожал от радости. Я люблю вас, – снова прошептал Кадзуми. – Уже давно. Только вас.

Издалека послышалось птичье пение. Цвет неба медленно из бледно-голубого становился более теплым.

Кадзуми, вдруг смутившись, сказал:

– Вообще-то, я не собирался говорить о своих чувствах. Просто вдруг надоело себя жалеть. Сиратама… – Он обратился к ней без всяких титулов. – Может, убежим вместе? Я беден, но сделаю тебя счастливой. Всю жизнь на это положу.

С этими словами Кадзуми, серьезно глядя ей в глаза, сжал ее руку. Сиратама вновь взглянула на него.

И когда он успел стать таким большим, таким мужественным? Да, за эти несколько лет Кадзуми так вырос! Гибкие руки и ноги как ветви молодого деревца. Лицо, которое казалось мягким, когда они встретились впервые, теперь выглядело спокойным, но в нем видна была не только нежность. В глазах, которые заставляли почувствовать силу духа и жажду справедливости, горел пыл юности.

Мальчик, который когда-то принес ей ветку химонанта, теперь превратился в чудесного юношу. «Ах, но впечатление, которое он производил на людей, совсем не изменилось», – вдруг серьезно подумала Сиратама.

Кадзуми наверняка готов пожертвовать ради нее жизнью, как и сказал. Как бы беден он ни был, он будет работать изо всех сил и улыбаться. И чтобы увидеть, как она будет радоваться, он готов вынести любые трудности. Она легко могла представить, как он будет это делать.

И все же Сиратама не двигалась.

Разглядывая Кадзуми, она не изменилась в лице, но, вообще-то, она не удивилась и не колебалась. Только не потому, что осознала чувства Кадзуми к себе. Она и сама не отдавала себе в этом отчета, но в ней уже пустило корни не то чтобы понимание, но некое непоколебимое решение.

– Кадзуми. – Когда Сиратама наконец заговорила, она ни на миг не отвела взгляд в сторону. – Спасибо. И прости. Даже если я убегу с тобой, я не смогу быть счастлива.

Они смотрели друг другу в глаза и сжимали руки друг друга, пытаясь прочесть то, что у каждого было в душе. Как ни странно, в глазах Кадзуми не было разочарования. Просто серьезный взгляд чуть потерял свое напряжение, а в полных печали глазах отразилась Сиратама.

– Я знал, что вы так скажете. Но все же запомните, – отчетливо сказал Кадзуми. – Запомните: есть в стране Ямаути мужчина, который не пожалеет ради вас своей жизни. Что бы ни случилось впредь, мои чувства к вам не изменятся… Что ж. – Он вдруг бодро вскочил на ноги. – Пожалуй, нам пора. Поспешим домой, пока госпожа Тя-но-хана не прознала о нашем уходе.

Сказав так, Кадзуми повернулся вокруг себя. Его руки стали крыльями, а тело покрылось черными, будто лаковыми, перьями. Вместо рта на лице вырос клюв, и выражение лица уже нельзя было понять, но для Сиратамы его лицо так и осталось ясным и сияющим, хоть и очень печальным, до слез.

Обратно она полетела на спине Кадзуми, обернувшегося вороном. Обнимая теплые черные крылья, она думала только о нем.

С того дня, как Сиратама украдкой убежала из дома, Кадзуми перестал приходить к ней на встречи. Взамен, как когда-то, в галерее стали появляться курильницы для того, чтобы отгонять комаров, а рядом с ними лежали цветы. Каждый день, любуясь ими, Сиратама готовилась к представлению ко двору.

Утром того дня, когда пора было уезжать, она услышала прощальные слова главы дома и его супруги.

– От тебя зависит, сможет ли наш дом породниться с Его Величеством. Не подведи! – с нажимом сказал глава дома. Его глаза светились надеждой.

– Наверняка там будет нелегко. Береги себя, – тепло сказала его жена, а хозяин, посмотрев на нее, громко рассмеялся.

– Не стоит беспокоиться! Его Высочество молодой господин наверняка почувствует расположение к Сиратаме. Даже если будет нелегко, она справится, если только молодой господин будет ее любить.

«Да кто же полюбит меня так, как Кадзуми?!» – мелькнуло в голове Сиратамы, но вслух этого, конечно, говорить было нельзя.

Впервые она подумала о Кадзуми с ненавистью. Он оставил Сиратаме нечто большое, не помещавшееся у нее внутри. Даже если в будущем появится тот, кто полюбит ее, она уже была полна любовью Кадзуми и вряд ли сможет почувствовать что-то еще.

«Даже если это чувство будет исходить от Его Высочества молодого господина». При этой мысли из глаз Сиратамы скатились две прозрачные капли. Глядя на удивленного отца, Сиратама весело улыбнулась:

– Ваши слова тронули мое сердце.

– Что ж, – успокоенно ответил отец, – значит, ты очень рада. Не надо плакать, Сиратама. У тебя будет много возможностей уцепиться за счастье. Если ты счастлива – смейся.

Сиратама кивнула, но плакать не перестала.

Поэтому, приехав во дворец, она была готова на все. Ведь она прибыла сюда, отказавшись от всего. Больше ей терять нечего. Наоборот, она понимала, что, если не сумеет стать супругой наследника, все закончится впустую.

Сиратама написала в Северный дом письмо с просьбой узнать побольше о других девушках. Ведь их дом возвысился за счет военного искусства. Многие стали центральными фигурами в политике именно как воины. Глава дома с радостью откликнулся на просьбу Сиратамы и стал присылать полученную информацию в Окагу.

Если и было Сиратаме чем гордиться, так только тем, что не было в ее жизни никаких постыдных событий. Она предчувствовала, что, по сравнению с ней, репутация девушек из остальных домов чем-нибудь да будет запятнана.

Первый раз послание от главы Северного дома пришло совсем скоро после ее просьбы.

– Говорят, что в Ямаути-сю сумел поступить человек из Северного дома. – У Тя-но-ханы, читавшей письмо, непривычно зазвенел голос.

– Ямаути-сю? То есть его туда назначили? Выходит, информацию о молодом господине тоже можно будет получить? – с надеждой спросила Сиратама, но Тя-но-хана отрицательно покачала головой.

– Нет, сообщают, что на подсобную работу в академию Кэйсоин взяли человека, ранее прислуживавшего Северному дому. Наверное, через него мы будем получать информацию, – несколько возбужденно сказала Тя-но-хана.

– Человека, прислуживавшего Северному дому? – медленно переспросила Сиратама.

Тя-но-хана, не заметив, как изменилось выражение лица Сиратамы, беспечно кивнула.

– Да, говорят, сын садовника или что-то такое. Постарше вас, госпожа, года на три. Теперь, когда будет приносить нам хорошие известия, надо благодарить его, – радостно болтала Тя-но-хана. – А зовут его Кадзуми.