Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Конечно, моя тетя Сэди ни о чем подобном не подозревала, она была бы просто шокирована. Они с дядей Мэттью всегда очень не любили мистера Дугдейла. Говоря о лекции, тетя сказала, что, как и следовало ожидать, та оказалась претенциозной, скучной и неуместной для деревенской аудитории, но заполнять программу Женского института в этой отдаленной местности из месяца в месяц очень трудно, и поэтому, когда мистер Дугдейл написал и вызвался приехать, она подумала: «О, слава богу!» Несомненно, она предположила, что дети прозвали его Распутным Рассказчиком скорее в переносном, чем в прямом смысле слова, и действительно, когда дело касалось Рэдлеттов, ни в чем нельзя было быть уверенным. Почему, например, Виктория имела обыкновение реветь, как бык, и яростно набрасываться на Джесси всякий раз, когда та, указывая на нее пальцем, произносила особым тоном и с особым взглядом: «Представляешь»? Думаю, они и сами вряд ли знали.

Вернувшись домой, я поведала Дэви о Рассказчике, и он хохотал во все горло, но сказал, что нельзя проболтаться об этом тете Эмили, а не то будет страшный скандал, и единственной, кто действительно пострадает, станет леди Патриция Дугдейл, жена Малыша.

– Ей и так со многим приходится мириться, – добавил он, – и к тому же какая от этого польза? Эти Рэдлетты, сами того не сознавая, явно движутся от одной нелепости к другой. Бедная дорогая Сэди, к счастью для себя, просто не понимает, что делает.

Все это произошло за год или два до описываемых мной событий, и прозвище Малыша Дугдейла «Рассказчик» закрепилось в семейном лексиконе, так что никто из нас, детей, а за нами и взрослых, никогда не называл его как-то еще, хотя тетя Сэди для проформы иногда выражала невнятный протест. Похоже, прозвище ему прекрасно подходило.

– Не слушай Дэви, – сказала тетя Эмили. – Он в очень капризном настроении. В следующий раз будем ждать ущербной луны, чтобы рассказывать ему такие вещи. Я заметила: он бывает по-настоящему разумен, только когда постится. А сейчас, Фанни, нам надо подумать о твоем наряде. Вечеринки у Сони всегда такие шикарные. Полагаю, они наверняка будут переодеваться к чаю. Как ты думаешь, если мы перекрасим твое аскотское[13] платье в приятный темно-красный тон, это подойдет? Хорошо, что у нас впереди еще месяц.

Мысль о месяце впереди и впрямь была утешительной. Хотя я намеревалась ехать на это званое мероприятие, сама мысль о поездке заставляла меня дрожать от страха, как осиновый лист. И не столько из-за поддразниваний Дэви, сколько оттого, что давние воспоминания о Хэмптоне теперь начали вновь набирать силу – воспоминания о моих детских визитах туда и о том, как мало удовольствия я от них получала. Нижний этаж дома нагонял на меня полнейший ужас. Казалось бы, ничто не может напугать человека, привычного, как я, к нижнему этажу, обитателем которого был мой дядя Мэттью Алконли. Но тот необузданный людоед, пожиратель маленьких девочек, ни в коем случае не был ограничен одной частью дома. Он ревел и бушевал по всему пространству, и, в сущности, безопаснее всего, когда дело касалось дяди, было находиться в гостиной тети Сэди на нижнем этаже, поскольку только она умела как-то его обуздывать. Ужас Хэмптона был иного свойства, ледяной и бесстрастный, и он царил только на нижнем этаже. Вас заставляли спускаться туда после чая, вымытую, в оборках и кудряшках, когда вы были маленькой, или в аккуратном платьице, когда становились постарше, – в тамошнюю Длинную галерею, где находилось множество взрослых, обычно игравших в бридж. Самое плохое в бридже то, что один из четверых игроков за карточным столиком всегда вправе свободно расхаживать и говорить маленьким девочкам добрые слова.

Тем не менее слишком сильно отвлекаться от карт было все-таки нельзя, и мы могли сидеть на длинной белой шкуре полярного медведя перед камином, разглядывая книгу с картинками, прислоненную к его голове, или просто болтать друг с другом, пока не наступало долгожданное время идти спать. Довольно часто случалось, однако, что лорд Монтдор или Малыш Дугдейл, если он был там, бросали игру, чтобы развлечь нас. Лорд Монтдор имел обыкновение читать вслух из Ганса Христиана Андерсена или Льюиса Кэрролла, и было в его манере чтения нечто такое, что заставляло меня поеживаться от тайного смущения. Полли устраивалась, положив головку на голову медведя, не воспринимая, как я была уверена, ни единого слова. Было гораздо хуже, когда Малыш Дугдейл устраивал игру в прятки или сардинки[14] – эти игры он особенно любил и играл, как мы с Линдой это называли, в «дур-р-рацкой» манере. Слово «дурацкий», произносимое таким образом, имело особое значение в нашем языке, когда мы с Рэдлеттами были маленькими, но только после лекции Рассказчика мы поняли, что Малыш Дугдейл был не столько недалеким, сколько распутным.

Пока бридж был в разгаре, мы по крайней мере были избавлены от внимания леди Монтдор, которая не видела ничего, кроме карт. Но если в доме случайно не оказывалось партнеров по бриджу, она заставляла нас играть в «Скачущего демона» – сложную карточную игру, вызывавшую у меня чувство неполноценности, потому что я меняю карты слишком медленно.

– Поторопись, Фанни – мы ведь все ждем эту семерку. Не будь такой мечтательной, дорогая.

Она всегда выигрывала с крупным счетом, никогда не упуская своего. Она также никогда не упускала ни одной детали в чьей-либо внешности: потрепанной пары домашней обуви, не вполне подходящих друг к другу чулок, слишком короткого или слишком тесного платьица, из которого я, в сущности, выросла, – все это заносилось на мой счет.

Так было внизу. Наверху же было подходяще, во всяком случае, там можно было не бояться вторжений. Детскую занимали няни, классную комнату – гувернантки, и ни одна из этих комнат не подлежала визитам Монтдоров, которые, когда хотели видеть Полли, посылали за ней. Но там было довольно тоскливо, совсем не так весело, как гостить в Алконли. Никакого бельевого чулана – заветного места наших ребячьих сходок, никаких непристойных разговоров, никаких вылазок в леса, чтобы спрятать стальные капканы или убрать ловушки от звериных нор, никаких гнезд с летучими мышатами, которых мы кормили из авторучки тайком от взрослых, имевших нелепые представления, что летучие мыши покрыты паразитами или могут вцепиться тебе в волосы. Полли была маленькой замкнутой пай-девочкой, которая проживала день на манер испанской инфанты, подчиняясь ритуалу, распорядку, соблюдая все требования этикета. Ее нельзя было не любить, она была красива и дружелюбна, но близко к себе не подпускала.

Она была прямой противоположностью Рэдлеттов, которые болтали без умолку. Полли никогда не болтала, а если ей и было что рассказать, то она не спешила делиться сокровенным. Как-то раз лорд Монтдор читал нам сказку о Снежной королеве (я слушала через силу – уж слишком много экспрессии он в нее вкладывал), и, помнится, мне пришла в голову мысль, что это, вероятно, написано про Полли – у нее в сердце явно застрял осколок зеркала. Что она любила? Это оставалось для меня великой загадкой. Мы с моими кузенами изливали любовь друг на друга, на взрослых, на всевозможных животных и, самое главное, на персонажей (часто исторических или даже вымышленных), в которых были влюблены. В нас не было скрытности, и мы знали все, что только можно, о чувствах друг друга ко всем остальным существам, будь они реальные или воображаемые. Потом еще были пронзительные вопли. Мы взвизгивали от смеха и счастья и просто от хорошего настроения, и этот визг постоянно раздавался в Алконли, кроме тех редких случаев, когда проливались потоки слез. В этом доме были либо взвизги, либо слезы – чаще взвизги. Но Полли не рыдала и не взвизгивала, и я никогда не видела ее в слезах. Она была всегда одинаковой – очаровательной, приятной и покладистой, вежливой, с интересом слушающей других, довольно весело смеющейся их шуткам, но все это в меру, без избытка, и определенно без всякой доверительности.

вернуться

13

Аскот – населенный пункт в Англии, где ежегодно проходят Королевские скачки – самое яркое событие британского светского календаря.

вернуться

14

Сардинки – вариант игры в прятки.

4
{"b":"843364","o":1}