Девушка от отвращения содрогнулась.

– Он действительно могучий колдун. Именно Гунум вырастил это ужасное Дерево Кубурхов.– По щеке Нааи скатилась слезинка.– Как и сами кубурхи, оно питается человеческой кровью и плотью. Каждые четыре луны кубурхи приносят ему человеческую жертву. Местоположение этого дерева – одна из величайших тайн кубурхов. Ни один из тех, кто его видел, не вернулся назад.

– Но скажи, как ты к ним попала? – воскликнул Кулл.

– Подожди, воин, дойдем и до этого.– Глаза Нааи лихорадочно блестели, по посеревшему лицу стекали капельки пота.– Ты должен знать, какое жалкое существование влачат люди в этой страшной долине…

– А мне она показалась такой красивой,– наивно удивился Кулл.– Я думал, здесь должны жить самые счастливые в этом мире люди…

– Как же ты ошибся, воин! – воскликнула Наая— Нет племени несчастнее, чем наше. Знай же, Кулл, что мы – не более чем мясной скот кубурхов!

– Ты хочешь сказать?..– побледнел Кулл.

– Да.– Глаза Нааи погасли.– Кубурхи нас разводят на убой. Каждые четыре луны они забирают из нашей деревни двух юношей и двух девушек, одну из которых приносят в жертву своему Дереву, а остальных съедают сами.

– Но почему вы не наброситесь с оружием в руках на проклятых людоедов? – воскликнул изумленный Кулл.– Почему вы безропотны, как трусливые овцы?! Лучше смерть в бою, чем судьба покорного скота!

– Ты еще не сталкивался с жутким племенем Гунума,– горько вздохнула Наая.– Эти демоны не только умеют подчинять взглядом свирепых росомах и леопардов. Они еще каким-то непостижимом образом могут смотреть на мир глазами этих хищников. Когда во мраке ночи случайный звездный лучик отражается в налитом кровью глазе алчущего человечины зверя, мы не знаем, чей дух ведет тварь к добыче – его собственный или кубурха. Теперь ты понял, насколько мы бессильны? Клянусь, боги прокляли наше племя и отвернулись от этой юдоли страданий…– Наая замолчала.

– Раз вам не хватает мужества умереть в бою, тогда почему бы вам не покинуть эту долину? – не сдавался Кулл.– Там, за горами, лежит целый мир! Пускай мужчины, которые еще не превратились в дрожащих от страха слизняков, уйдут в джунгли, чтобы нападать на кубурхов из засады.

И пока они будут отвлекать внимание ваших врагов, остальное племя сможет отправиться к горам.– Кулл махнул рукой в сторону, откуда пришел.

– И этот путь нам заказан.– Наая уже говорила так тихо, что Куллу приходилось напрягать слух, чтобы слышать слова девушки.– Наша деревня расположена в речной долине между неприступными горами и горой, которую мы зовем Тигриной. Называется она так не только из-за своей необычной формы, Кулл. Дело в том, что там обитает племя огромных и необычайно свирепых горных тигров. И ни один человек не в состоянии пройти через джунгли, ее окружающие, чтобы не быть растерзанным на мелкие кусочки!

Горные тигры бдительно охраняют свою территорию, и нет туда ходу ни людям, ни кубурхам, смертельным врагам тигриного племени. Даже сам Гунум не в состоянии подчинить этих свирепых кошек своей воле…– сказала Наая.– Мы ежечасно молим богов, чтобы кошмарные кубурхи и страшные тигры уничтожили друг друга, но небеса остаются глухими к нашим молитвам.

Так мы и живем в постоянном ожидании смерти.– В глазах Нааи читались звериные тоска и покорность.– Наше единственное спасение в том, что проклятые твари вскоре сожрут нас всех и примутся друг за друга. Тогда, по крайней мере, нашим детям, которых никогда не будет, не придется разделить нашу лютую судьбу.– Наая замолчала и лишь судорожно втягивала ртом воздух.

Кулл недоверчиво покачал головой. В самом кошмарном сне ему не могло присниться, что люди могут докатиться до такого состояния. Не иначе как сам Создатель Сущего направил его стопы в эту долину… Не будь он Куллом из Атлантиды, если он не разберется с этими полулюдьми-полузверьми!

– Заклинаю тебя, воин, беги прочь из этой Долины Проклятий, пока страшные кубурхи не пожрали твое тело и твою душу…– Наая всхлипнула и затихла.

Когда Кулл поднял на нее взгляд, девушка была уже мертва. На ее лице навеки застыла робкая улыбка. Судя по всему, смерть для Нааи была долгожданным избавлением от постылой жизни.

Кулл плюнул на убитую росомаху и угрюмо сказал:

– Да будут прокляты существа, сделавшие такое с этой женщиной! Да будут прокляты существа, лишившие целое племя мужества даже покончить с собой! Клянусь всем светлым, что было в моей жизни; всеми богами, какие были есть или будут; клянусь искрой творения, что горит в моем сердце,– я, Кулл из Атлантиды, уничтожу поганых кубурхов, чего бы мне это ни стоило! – Голос Кулла был на удивление спокоен и невыразителен – так палач выносит приговор своей жертве.

И если бы кто-нибудь из бывших соплеменников Кулла мог его сейчас слышать, то поразился бы перемене, произошедшей с голосом молодого атланта. Это был голос покрытого сединой и шрамами опытного воина, голос постигшего высшую мудрость правителя, голос зрелого мужа, а не пятнадцатилетнего юноши. Именно в это мгновение Кулл стал взрослым.

Только сейчас Кулл он внимание на одну странную деталь. Несмотря на то что кровь буквально хлестала из многочисленных ран Нааи, земля у основания дерева оставалась совершенно сухой.

Приглядевшись, юноша понял, в чем было дело. Вся кровь, до последней капельки, жадно впитывалась алой корой Дерева Кубурхов, как называла его Наая. Кулл содрогнулся, представив, что за соки питают это дерево-кровососа.

Вернувшись на песчаный берег, где все так же весело журчала вода, которой не было никакого дела до человеческих радостей и печалей, Кулл промыл свои раны. Набрав полную горсть пиявок, он растолок их в большой плоской раковине вместе с корой рушины и листьями водяной багрянки.

Не обращая внимания на жгучую боль, юноша покрыл полученной кашицей глубокие раны на груди. Что ему – охотнику и воину – было за дело до страданий тела, когда его мозг сжигали страшная ненависть и желание мести, каких он в своей короткой жизни еще ни разу не испытывал.

Закончив со своими ранами, Кулл – все так же неторопливо – занялся следующим делом. Не успели тени сместиться и на ширину ладони, молодой атлант с охапкой толстых сучьев вернулся на поляну. Он четко представлял себе, что ему нужно сделать.

К этому времени Наая уже совершенно потеряла сходство с человеком. Некогда прекрасная дикарка сейчас напоминала скорей высохшую личинку бабочки. Пергаментно-серая кожа обтягивала рыхлые желтые кости, а пышные золотистые волосы съежились, превратившись в клочья белесой ломкой паутины. Так, высасывая из своих жертв жизненные соки, питалось адское порождение Гунума.

Стараясь не смотреть на девушку, Кулл старательно обкладывал дерево-вампира сухими смолистыми сучьями. Солнце уже клонилось к закату, когда он закончил свой нелегкий труд. В центре поляны, где недавно разразилась смертельная схватка зверя и человека, скрывая жуткое дерево и его жертву, громоздился гигантский курган из веток, плавника и сухой травы.

Удовлетворенно оглядев творение своих рук, Кулл подобрал несколько кремниевых осколков, в которые превратился его кинжал. Юноша аккуратно высек искру на горсточку добытой им из разворошенного муравейника сухой трухи и раздул огонек.

Погребальный костер Нааи полыхнул ярким пламенем. В синее небо взвились жаркие языки огня, яростно пожиравшего сухую древесину. Кулл, скрестив ноги, не обращая внимание на палящий жар, сидел в нескольких шагах от костра. Он равнодушно следил за агонией живого идола кубурхов.

От нестерпимого жара дерево Гунума корчилось и вздрагивало, его короткие узловатые ветви извивались в жутковатой пародии на странный танец. Так, в понимании Кулла, могли бы двигаться мертвецы, оживленные неким безумным колдуном. Многочисленные дупла то сжимались, то разжимались, словно рот вытащенной из воды рыбы.

Наконец судорожные движения Дерева Кубурхов прекратились. Его кора обуглилась, потеряв свой отвратительно алый цвет. С оглушительным треском дерево лопнуло, извергнув из своей сердцевины фонтан рдяной жидкости. К небу вознесся столб жирной копоти, и Кулла на мгновение захлестнула волна тошнотворного сладковатого запаха, в котором странным образом смешались запахи крови и древесного сока.