Со дня страшных событий в порту прошло почти полгода. Холодный ноябрь сменил ласковый май, но на душе не светлело. Гибель отца выхолодила все тепло и оставила после себя мрачное подземелье. Трудности, свалившиеся на меня и маму, закаляли горячим железом. А от ранения на плече розовел рубец, ноющий в разгар майских гроз, как напоминание об обязанности быть сильной, чтобы выжить.

Мы с мамой тянули до последнего, отодвигая день посещения нотариуса. Бизнесом управляли партнёры отца и заверили нас, что беспокоиться не о чем. Возможность положиться на людей, умеющих вести дела, облегчала ношу и позволяла не думать о работе какое-то время. Нам казалось неправильным сразу после похорон бежать к нотариусу. Ответственно вдовствующая мать до сих пор носила траур по отцу и не нашла в себе силы, чтобы прийти сюда. Я не спорила, ей и без того трудно.

- Анна Павловна, можете проходить.

Я моментально выскользнула из раздумий и обронила папку с документами. Досадливо цокнула на себя за неуклюжесть, подняла ее с пола и прошла в кабинет.

- Здравствуйте, я хотела бы подать заявление о вступлении в наследство.

Не знаю зачем я это озвучила. Ведь и так понятно - была же заранее записана. Нервы... Мужчина в очках оторвал глаза от документов и взглянул на меня поверх оправы.

- Проходите, присаживайтесь, Анна Павловна. Минутку, - он указал мне на кресло для посетителей и продолжил подписывать документы. Когда последняя закорючка удостоверила очередную бумажку, его помощница дежурно улыбнулась и выскочила в общую приемную, плотно прикрыв за собой дверь.

Мужчина тяжело вздохнул, раздув щеки, и оттолкнулся от краешка стола, прокатившись на кресле, к шкафу с папками. Выудил наследственное дело отца и тем же макаром вернулся на место. Все манипуляции он проводил молча, не поднимая на меня взгляд. И только когда положил передо мой бумажку, пристально посмотрел в глаза.

- Что это? - настороженно дёрнула бровями, с недоверием косясь на листок.

Вопрос, скорее риторический, ибо посередине огромными буквами указано «ЗАВЕЩАНИЕ». Только слепой не заметит, но какого дьявола? Уводить имущество или беспокоиться, что его получат невесть откуда взявшиеся родственники оснований не было.

- Завещание, - кивает нотариус, продолжая недобрым взглядом высверливать в моем лбу отверстие. Дядя, остановись, а то мозги вытекут раньше, чем я ознакомляюсь с содержанием бумажульки. Оторвав взгляд от неприятного мужчины, облизнула пересохшие губы и подхватила тщедушный листок. «Дом по адресу ... завещаю моей супруге и детям в равных долях. Остальное имущество завещаю своему другу Тагаеву Давиду Юрьевичу, проживающему по адресу ...... и далее по тексту».

- Что?! - саданула я по столу кулаком со смятым в нем листком. - Этого не может быть!

Вернула взгляд к бумажке. Дата составления незадолго до его смерти. Подпись... не похожа. Нет той плавной размашистости и воздушности, с какой отец любил выводить свои инициалы. На этом листке угловатая копия не способная претендовать на оригинал. Не обязательно быть экспертом, чтобы заметить явные различия.

Меня бросило в жар, но мысли не разбежались в стороны. Напротив, я точно знала: происходит что-то дурное и сейчас не время терять самообладание.

Медленно вдохнула через нос и на выдохе стойко произнесла:

- Это подделка. Оно недействительно.

Несмотря на спокойное звучание голоса, к щекам прилила кровь, а на спине выступила испарина. Внутри клокотала ярость такой силы, что этот неизвестный наследничек должен был сию минуту же провалиться сквозь землю, а может и истлеть на своём месте!

- Я понимаю ваше негодование, госпожа Березовская. Но вы же видите, завещание нотариально удостоверено. Вы вправе признать документ недействительным, если сомневаетесь в законности его составления, - безэмоциональным, абсолютно безразличным тоном разъяснял мне, не побоюсь этого слова, мудак, противно ухмыляясь. Руку даю на отсечение, уже отломил от папиного наследства кусочек!

- Негодование? - повторяю за ним, сощурив глаза. - Да я вас засужу.

- Ваше право, - поднял он руки, словно сдаваясь на милость моему гневу, но лицо... эта отвратительная ухмылка. Ух, дайте мне что-нибудь! Огрею урода! - У вас ещё достаточно времени для обжалования. Но я бы на вашем месте поговорил со вторым наследником, поскольку теперь вам придётся исполнять обязательства почившего перед кредиторами, соразмерно наследственным долям.

- Какие ещё обязательства? - растерянно переспросила я, ощутив как сердце от испуга рухнуло в желудок.

- Пожалуй, вам лучше поговорить об этом с Давидом Юрьевичем. Он принял наследство и погасил часть кредиторской задолженности, - так же спокойно бубнит нотариус, протягивая мне визитку. Я взяла ее на автомате, оглушенная известиями. Хотела было возразить что-то ещё, но подступающие злые слёзы собственного бессилия сковали горло цепями. Встала, сжимая в пальцах визитку, и развернулась к двери.

- Анна Павловна.

- А? - глухо отозвалась я надломленным голосом.

- Заявление подавать будете? А то у вас не так много времени осталось, - сказал он, ручкой отсчитывая срок на настенном календаре.

- Угу, - кивнула, потеряно хлопая глазами. Ещё не хватало лишиться нашего дома.

От нотариуса вышла, словно обескровленная. Слабость и апатия накатили, угрожая погребсти меня под собой. Я упрямо не понимала, что происходит. Откуда взялся этот Давид? Откуда взялись долги? Отец что, брал кредиты? Зачем? Мы ведь никогда ни в чем не нуждались. Бизнес процветал и не планировал увядать. А теперь что? Наша семья осталась без средств к существованию, но хотя бы с домом... Это плюс.

Яркий солнечный свет, после темного коридора конторы, болезненно ударил по глазам. Я потянулась к сумочке, чтобы достать солнцезащитные очки, и обнаружила визитку, зажатую в пальцах.

- Тагаев, - с ненавистью прочитала фамилию, выгравированную золотыми буквами. Своими руками удушу, гада! Тем более, что здесь недалеко. Ну держись, племя басурманское.

Через четверть часа я подъезжала к пижонскому загородному дому. Коттеджный посёлок закрытого типа, но охрана на въезде отчего-то не усомнилась в моей «дружбе» с Давидом Юрьевичем. Пропустили, как миленькие, и пожелали хорошего дня. Это вряд ли, конечно. Ну, разве что я отвоюю все состояние Березовских обратно! А что, будет неплохо.

У ворот охрана в чёрных костюмах с подозрением осмотрела мой «Лексус», что-то передала по рации и спустя минуту позволила проехать на территорию дома.

Чему я искренне удивилась и уже тогда стала заподазривать неладное. Не верится мне, что такую аферу с завещанием мог провернуть пацифист. Посмотрите на него, пускает к себе в гости всех желающих. Человеколюб хренов!

Как бы пожалеть ему об этом не пришлось.

Восхищаться хоромами я себе запретила. Любитель прекрасного во мне, конечно, возмутился, но под натиском уязвленной гордости и желания призвать негодяя к ответу, быстро умолк.

Так что припарковалась я на свежевыстеланном,зеленющем газоне, напрочь лишённая малейших угрызений совести. Это только цветочки, погоди, доберусь я до тебя и покажу что такое ягодки!

Пикнув брелком своей ласточки, разгладила белое платье-футляр и поцокала шпильками к входной лестнице. Стекло и камень. Ни звонка, ни кольца, чтобы постучать. Замявшись немного у входа - чужой дом все-таки - опустила ручку двери. Не заперто.

Внутри муравьями кишела прислуга. Где-то что-то убирала, вычищала, переносила с места на место и упаковывала в огромные коробки.

- Простите, я ищу..., - на мой оклик отвлеклась женщина и тут же участливо затараторила:

- О, вы, должно быть, дизайнер? Проходите, пожалуйста, Давид Юрьевич вас уже ожидает. Так вот почему меня пропустили без лишних вопросов. Это я удачно попала.

Женщина поманила меня за собой, провожая по просторному холлу к самой дальней комнате. Я прошагала за ней, осторожно осматриваясь и разглядывая высокий остеклённый потолок.