Мама смеётся, пока смех не переходит в приступ кашля. Заглядывает медсестра, даёт маме кислородную маску и награждает меня взглядом, который говорит «Сбавь обороты, Саттер».

Решив, что больше не буду так её смешить, я рассказываю маме о приближающемся матче, и что мы будем придерживаться более агрессивной стратегии. До сих пор мы играли по стратегии, где я выполняла роль «блуждающего форварда», так что если наши противники умны, они попробуют противопоставить мне двух членов команды. Мы поставим Руни со мной как второго форварда вместо её обычного места в центре поля. Если Руни будет впереди, отвлекая на себя их защиту, то есть надежда, что вместе мы сумеем забить пару голов.

— Звучит здорово, — говорит мама, кладя в рот дольку апельсина и улыбаясь. — Скоро ведь придут агенты, чтобы понаблюдать за тобой, да?

Я тоже жую дольку апельсина.

— Ага, — говорю я с набитым ртом. — Если меня допустят к игре.

Редеющие брови моей мамы взлетают вверх.

— Прошу прощения, Уилла Роуз, я что-то пропустила? Ты старательная и ответственная студентка. Твоим оценкам раньше ничего не грозило.

Застонав, я падаю вбок, пока моя голова не оказывается на её коленях. Ладонь мамы забирается в мои волосы, пытаясь сделать порядок из хаоса.

— Расскажи мне, дорогая.

Всё вываливается сплошным потоком. Как я наивно ожидала, что профессор МакКормак поведёт себя как все остальные мои педагоги, а потом я поняла, что это не так, и занервичала просить его о необходимом. Я не успеваю рассказать о засранце-лесорубе, прежде чем мама цокает и качает головой.

— Ты никогда не умела вести сложные разговоры, — мама вздыхает. — Не знаю, откуда это в тебе. Если бы кто-то позволил меня зарабатывать на жизнь спорами, я бы с радостью согласилась.

Её руки так успокаивают, что я позволяю себе закрыть глаза и наслаждаться ощущением её пальцев, ритмично скользящих по моим волосам. Когда она закончит, мои дикие волосы будут не такими запутанными, но распушатся вдвое. Но я не возражаю.

— Из тебя получился бы отличный адвокат, мама. Учитывая тебя и Руни, я окружена ассертивными личностями...

— Вот оно! — мама тянется к кроссворду и, прикусив кончик языка, прописывает буковки. — Ас-сер-тив-ный. Ох, Уилла, спасибо. Теперь я могу утереть нос доктору Би, когда он заглянет в следующий раз.

Я поднимаю голову и смотрю ей в глаза.

— Так это доктор Би подсадил тебя на кроссворды? — она уже несколько недель помешалась на них, в любое время дня и ночи пишет мне сообщение, чтобы спросить, не знаем ли мы с Руни нужное ей слово.

— Ну, он сказал, что если я буду нормально есть и не похудею ещё сильнее, он отпустит меня на твой матч за звание чемпиона.

— Мама, нам ещё нужно пройти через отборочные и плей-офф...

— Нет. Нет. Нет, — мама поднимает ладонь, повелевая мне замолчать. — Чему я тебя учила?

Я вздыхаю.

— Я могу сделать всё, на что настроюсь умом и сердцем.

— Вот именно. Ты хочешь сыграть в матче за звание чемпиона, Уилла, и у тебя получится. Как я и говорила, если я сохраню вес, мне разрешат прийти, но если я за день разгадаю кроссворд из Нью-Йорк Таймс, то он сам отвезёт меня в своей навороченной спортивной машине.

Я резко выпрямляюсь.

— Но в этом году финал будет в Сан-Хосе. Разве это не опасно? Ну типа, дорога тебя утомит, и внешний мир кишит микробами, и...

— Уилла, — мама переплетает наши пальцы и ободряюще улыбается. — Всё хорошо. Он доктор, он лучше знает.

Мои плечи напряжены, нутро скручивает беспокойством. Мне ненавистно, что мама так больна, что вынуждена лежать в больнице. Но мне нравится знать, что она здесь в безопасности, и о ней заботятся. С моей точки зрения пусть лучше она будет здесь, получая весь необходимый уход столько, сколько потребуется. К счастью, бабушка Роуз оставила нам неплохие сбережения, и мамина военная пенсия помогает. Практически все наши деньги уходят на это — на её лечение от рака, чтобы она как можно скорее поправилась.

Учитывая это, в финансовом плане я сама по себе, и я не возражаю. Уже много лет я каждое лето работала в местном книжном магазине, где и узнала такие слова, как «темпераментный» и «ассертивный». Независимый книжный магазин также подаёт кофе и выпечку, и в летние месяцы он переживает всплеск активности из-за туризма, так что я получаю хорошие чаевые вдобавок к достойной почасовой оплате. То, что я зарабатываю за лето, становится моим доходом на учебный год. Мои затраты покрываются академической и спортивной стипендиями, и благодаря аккуратному расходованию денег, мне хватает на продукты и коммуналку в квартире, которую я делю с Руни.

Однако в последние пару месяцев Руни «нечаянно» полностью оплачивала аренду и коммуналку, вместо того чтобы позволить мне выписать ей чек на половину суммы. У меня есть назойливое подозрение, что причиной тому — богатство семьи Руни (её папа — навороченный продюсер в Голливуде), так что для неё это ерунда, и она знает, что я живу на скудном бюджете. Она будет отрицать это с пеной у рта, но я её раскусила.

— Уилла, у тебя в глазах то отрешённое выражение, которое вовсе не к лицу женщине в возрасте 21 года, — рука мамы прохладная и ужасно худая, но я всё равно прислоняюсь к ней щекой. Это не первое её родео с раком, и я знаю, что не надо принимать время с ней как должное. Жизнь хрупка, и пусть я надеюсь, что мама справится, я никогда не отказываюсь от шанса притормозить и оценить её присутствие.

— Тебе не нужно беспокоиться, милая, — шепчет она. — Я справляюсь. Доктор Би делает всё возможное и беспокоится вместо нас обеих, ладно? — её ладонь опускается и сжимает мою руку. — Тебе надо жить своей жизнью. Ты только и делаешь, что тренируешься, посещаешь занятия, тренировки, проводишь матчи, а потом сидишь в больнице и смотришь, как твоя мама снова лысеет.

— Прекрати, — глаза щиплет от слёз. — Я люблю тебя. Я хочу быть с тобой.

— Но тебе нужно жить, Уилла. Процветать, а не просто выживать. Сходи куда-нибудь с Руни. Надень коротенькое платье, покажи эти сногсшибательные ножки футболистки. Поцелуй парня, перепихнись с ним всеми возможными способами... не забывая про защиту, конечно же...

— Мама! — мои щёки пылают ярко-красным. — Ты же знаешь, я не хожу на свидания.

— Я и не говорила тебе идти на свидание. Я сказала тебе перепихнуться.

— Мамаааааааа, — стону я.

— Я уже давно то болею, то выздоравливаю, но знаешь что, Уилла? У меня нет чувства, что я многое упускаю. В молодости я жила на всю катушку. Я ходила на безумные концерты и в походы. Я тусовалась со странными битниками, читала толстые книжки и путешествовала автостопом. Курила травку и смотрела в небо, лежа в кузове едущего грузовика. Я развлекалась и усердно работала, примкнула к армии, путешествовала по миру как медсестра. Посмотрела новые места, спала с экзотическими любовниками и несколькими сексуальными солдатиками...

— Мама, — я качаю головой. Моя мама красива, даже без волос и в мягком тюрбане на голове. Её глаза такие же насыщенно карие и широко посаженные, как у меня. Её скулы выступают, губы пухлые. Я видела фотографии. В молодости мама была красоткой. Мне просто очень не хочется представлять, как она чпокается.

— Ты понимаешь, что я имею в виду, Уилла. Жизнь сама себя не проживёт, и ничто нам не обещано. Ты многое можешь предложить миру, многое испытать. Я не хочу, чтобы ты упускала что-то из-за меня.

Я хочу сказать, что с радостью пропустила бы всё на свете, если бы это означало, что она навеки останется рядом. Я хочу сказать, что опасаюсь, что она больна сильнее, чем показывает, и мне ненавистно проводить ночи за тем же, что и остальные студенты, пока я могла бы проводить эти скоротечные мгновения с ней.

Но это же я. Я не говорю на такие неловкие темы. Так что вместо этого сжимаю её ладонь в знак ободрения и говорю:

— Ладно, мама. Так и сделаю.

Глава 3. Райдер

Плейлист: Beirut — Elephant Gun

Ровно два года назад я осознал, что моя жизнь никогда не сложится так, как я думал. Отрицание — это мощный механизм преодоления. Когда я заболел, моя психика как можно дольше цеплялась за отрицание. Но в итоге мощная прагматическая жила, объединяющая всю мою семью, постучала в двери моего разума и потребовала посмотреть правде в глаза.