Я сдерживаю сдавленный звук, наблюдая, как папа отправляет маме Уиллы мой номер. Джой просто улыбается, держа руки на коленях; её телефон лежит на столике сбоку. Она выглядит как кошка, сожравшая канарейку.

— Райдер, — отчётливо произносит она. — Приятно с тобой познакомиться.

Я киваю.

— Что ж, — папа оглядывается через плечо на древний комод. — Давай сделаем это, сынок.

Двигать его — адская задача, но мы справляемся, после чего аккуратно убираем тормоза на больничной койке Джой и разворачиваем её. Я понимаю, почему она хотела поменять положение. Так через стеклянные двери открывается отличный вид на задний двор. Может, декабрь и наступил, но всё равно солнечно, и многие растения процветают. На самом краю её обзора виднеется сетка футбольных ворот. Мне интересно, пользовалась ли ей Уилла.

— Спасибо, джентльмены, — говорит она.

— Тебе нужно что-нибудь ещё, Джой? — папа подходит к ней и нежно кладёт ладонь на её хрупкое плечо. — Патти скоро придёт с твоими лекарствами и прочим, но если я прямо сейчас могу что-то сделать для твоего комфорта, только скажи.

Джой пристально смотрит на меня.

— Я бы хотела минутку наедине с Райдером, если это возможно.

Я умоляюще смотрю на папу. Он переводит взгляд между нами, и его лицо озаряется улыбкой. Он ещё раз сжимает плечо Джой, затем подходит ко мне и говорит прямо в моё правое ухо.

— Удачи.

Хлопнув меня по спине, он уходит и закрывает за собой дверь.

— Райдер, — Джой показывает на стул возле её кровати. — Пожалуйста, присоединяйся ко мне, будь так добр.

Я медленно подхожу к ней и осторожно сажусь, пока она наблюдает за мной.

— Значит, ты засранец лесоруб.

Мои брови взлетают вверх.

Подняв одну руку, она жестом подзывает меня ближе. Я послушно наклоняюсь. Её руки дотрагиваются до моей бороды, спускаются к горлу.

— Издай звук, Лесоруб.

Я колеблюсь. Она дёргает меня за бороду. Я сердито смотрю на неё.

— Издай. Звук.

Вздохнув, я мычу. Она прижимает ладонь к моему горлу, её глаза сосредоточено напряжены. Когда её ладонь опускается, она склоняет голову набок, и этот жест так напоминает Уиллу.

— Значит, ты добровольно не говоришь. А мог бы, если бы захотел.

Я колеблюсь на мгновение, затем пожимаю плечами.

— Почему нет? Стесняешься? Всё звучит не так, как тебе хотелось бы?

Я достаю телефон, но ладонь Джой ложится на мою руку.

— Моё зрение уже ни к чёрту, сынок. Классный побочный эффект последнего раунда лечения от рака. Поговори со мной, иначе мы с тобой далеко не уйдём.

Между нами воцаряется молчание. Её глаза впиваются в меня взглядом, и она тянется к прикроватному столику. Её рука находит книгу и поднимает.

Книга с тихим хлопком приземляется мне на колени.

— Уилла читает мне вечерами. Не веришь, спроси у неё. Мы с тобой никогда не пообщаемся, если ты не проглотишь гордость и не откроешь рот.

Моё сердце стучит в моих похеренных ушах. Эмоции подступают к горлу. Она не может видеть. Я не могу говорить.

«Вот только ты можешь. Просто не говоришь. Потому что это тяжело и странно».

— Алекс говорит, что тебе сделали операцию по установке кохлеарных имплантатов.

Я киваю.

— Говори, сынок.

Прочистив горло, я выдавливаю слабое:

— Мгмм.

— Уже лучше, — она осторожно меняет позу на кровати. — То есть, ты сделал операцию, намереваясь снова научиться слышать и говорить с имплантатом.

— Мгмм.

Она широко улыбается.

— Ну, ты хотя бы поддаёшься обучению. То есть теперь мы до моей смерти будем перебрасываться вопросами на «да» и «нет». Не очень-то весело.

Она снова показывает на книгу. Я смотрю на обложку.

— «Гордость и предубеждение», — она с блеском в глазах откидывается на подушку и подтягивает одеяло. — Основоположный роман от ненависти до любви. Ну, может, если не считать шекспировское «Много шума из ничего». Почему бы тебе не почитать для меня?

Мои глаза выпучиваются, рот раскрывается для слов, которые я ужасно боюсь произнести.

— Слушай, Бергман.

Эта фраза заставляет меня выпрямиться от шока — будто Уилла обращается ко мне устами своей матери.

— Когда имплантат активируют, твои голосовые связки не начнут работать как по взмаху волшебной палочки. Ты годами позволял этим мышцам атрофироваться. Считай это практикой. Ты выглядишь так, будто занимаешься спортом, регулярно тренируешься. Перед тренировкой всегда надо размяться и разогреться. Нельзя же приступать к усердным нагрузкам с холодными мышцами, так?

Я медленно качаю головой.

— Говори, — рявкает она.

— Мм-мм.

Она закатывает глаза.

— Господи, вот упрямый. Даже «нет» не может сказать. Слушай. Поначалу ты будешь говорить ужасно. Но пока твой имплантат не активировали, ты же всё равно не услышишь, насколько это ужасно. Я буду единственной, кто узнает, как ты говорил, пока всё не наладилось, а я через несколько недель умру, так что кому я расскажу?

Боль ранит моё сердце. Уилла... я не знаю, что сделает Уилла. Такое чувство, будто мама для неё — весь мир.

Джой награждает меня пристальным взглядом.

— Райдер, мне больно. Мне нужно отвлечение, пока Уиллы нет. Я сказала ей взять кое-какие вещи для праздников, потому что она пребывает в полном раздрае, наблюдая, как я увядаю будто червяк на крючке. Я уже на том этапе, когда лекарства не особо помогают, и каждый час бодрствования я жалею о том, что нахожусь в сознании. Понимаешь, о чём я?

Я испытываю глубинную тошноту. Я ненавижу рак. Я ненавижу тот факт, что она страдает.

— Так что почитай мне. Если не ради меня, то для Уиллы.

Нож прямиком в моё сердце. Джой Саттер знает, что она только что разыграла свою козырную карту.

Я аккуратно подвигаюсь ближе к постели Джой. На её губах играет медленная улыбка, глаза закрываются.

— Мы остановились на 32 главе.

Дрожащими руками я открываю книгу и перехожу на страницу с закладкой. Дыхание застревает в моём горле, и нежное касание заставляет дёрнуться. Ладонь Джой ложится на моё запястье.

— Сделай глубокий вдох.

Я подчиняюсь. Медленно и протяжно вдыхаю.

— И выдох.

Я размеренно выпускаю воздух.

— Приступай, — говорят её губы.

При первой попытке моё горло сжимается. Я хрипло откашливаюсь, делаю ещё один вдох. Мой живот сжимается, воздух резко взлетает к горлу, и меня ошарашивает давно забытое ощущение вибрации от звука в голове и шее, когда я говорю:

— Э-Элизабет сидела од-дна следующим ут... — мой голос будто застревает в горле. Я сглатываю, пробую снова, но голос срывается. Её ладонь ободряюще сжимает мою руку, и я смотрю на её губы.

— Эти звуки будут самыми сложными. Те, в которых задействована задняя часть твоего горла. Утро. Одна. Подобные слова. Чёрт, да даже «Уилла» дастся непросто. Продолжай. Твой голос звучит чертовски хорошо после такого долгого перерыва.

Перед глазами всё расплывается от слёз. Я накрываю глаза ладонями прежде, чем они успевают пролиться. Джой удобнее устраивается на подушках и улыбается.

— Пора услышать, как Лиззи отказывается от первого предложения Дарси.

Я опираюсь локтями на матрас и кое-как выдавливаю слова. Я читаю вслух, пока мой голос не садится, пока Джой не засыпает. Её лицо выражает умиротворение, и пусть я знаю, что подарил ей маленький дар отвлечения, я знаю, что её дар мне был куда огромнее. Рука, за которую можно держаться, пока я наконец-то двигаюсь вперёд.

Глава 21. Уилла

Плейлист: Olivia O’Brien — hate u love u

— Притормози, Уилла, — ворчит мама. Её ладони похлопывают по простыням, и это характерный признак её дискомфорта. — Ты спешишь, и я не могу ничего разобрать. Мой джентльмен-чтец куда выразительнее с его речью.

Я закатываю глаза, позволяя «Гордости и предубеждению» упасть на мои колени. Мама сказала, что один из сыновей доктора Би, вернувшийся домой на праздники, читает ей вечерами, когда мама непременно выпинывает меня, чтобы я поела нормальной еды и не забивала на свои тренировки. Должна признаться, моё сердце Гринча сделало кульбит, когда она рассказала мне об этом. Какой-то молодой парень проводит свои праздничные вечера и читает ей Остен — куда уж милее.