Наутро понедельника голова трещала неимоверно. Во рту витал противный привкус, будто в него коты справили нужду (почему коты не спрашивайте – так это увидел поэт), страшно хотелось пить, а лучше выпить. Желудок, в который накануне вечером попали в основном калории, содержавшиеся в спиртном, неприятно урчал. Витёк спустил ноги с дивана на пол, вследствие чего потолок качнулся, а стены поплыли в сторону окна. Попытавшись сконцентрироваться, Поляна потряс головой, а зря: теперь перед его взором раздвоилась мебель. Более того, в проёме двери появилось две поэтессы Агаты Агафоновы, практически в неглиже, точнее, в Поляновой рубашке и полотенце, намотанном на голову.

– Агата? – просипел Витёк, умом осознавая, что поэтесса одна. – Ты чего тут?

Он понимал, что ничего такого между ними не случилось, хотя бы по причине полной неспособности Витька в сильно пьяном виде к соитию. Так-то Агата выглядела весьма неплохо, можно сказать, даже привлекательно. Ей недавно исполнилось двадцать пять (праздновали, помнил Витёк, в Доме писателей), длинные, прямые, иссиня-черные, как у ведьмы, волосы ниспадали до пояса, контрастируя с голубыми глазами. Витёк был уверен – волосы крашенные: природа явно изначально запланировала для поэтессы более подходящий к глазам цвет. Сопровождение Агатой его домой не удивило, ведь жила она в однокомнатной квартире с двумя подругами. В бытность учёбы в писательском институте ей выделили комнату в общаге, но после пришлось снимать на свои, поэтому они втроем и теснились в однушке. А дабы пореже сталкиваться с соседками Агата не чуралась ночевать у знакомых.

– Витенька, не помнишь ничегошеньки? – ответила одна из Агат. – Впрочем, кто бы сомневался, – она расхохоталась. – Ты упился вдрызг! Звал меня продолжать банкет, но я решила увезти тебя домой. Ты ж на ногах не стоял. Как самочувствие? – спросила она без паузы.

– Плохо, – не стал кривить душой Витёк, – хочется есть, выпить и снова прилечь… Ох, ты ж! – хлопнул он себя по лбу. – Я же обещал Кучерявого навестить!

– Арни? А что с ним? Где навестить: в тюрьме или больничке?

– Типун тебе на язык! – Витёк потряс головой, пытаясь создать из двух Агат и двойного комплекта мебели по одному экземпляру. – Арни в санатории. Роман пишет. Заодно лечится от алкоголизма.

– Роман? Он же поэт! – не поняла поэтесса, чутко относившаяся к творческому процессу. Сама она неплохо зарабатывала на выступлениях, умудряясь продавать на них билеты, а в процессе мероприятия продавать свои книжки. На отдельную московскую квартиру дохода категорически не хватало, но на житьё-бытьё вполне. Писала Агафонова в стиле нуар, надевая на выступления темные одеяния в тон волосам. Во время чтения стихотворений играла нагоняющая тоску музыка; Агата читала, чуть завывая, слегка постанывая и раскачиваясь из стороны в сторону. Любители всякой вампирщины к ней валом валили. Правда, Поляна не исключал, что Агата вполне могла тайком, под псевдонимом, писать какие-нибудь иронические детективы, а то и, как он, ромфант…

– Там еда какая есть? Глянь, пожалуйста, на кухне. И выпить. И таблетку от головы. Я тебе всё расскажу, – пообещал страдающий похмельем Витёк.

Агата пошла на кухню и прокричала оттуда:

– Пусто тут у тебя, я заказала доставку! Из бутылок есть ром! То есть, я надаюсь, что там ром, а не отрава какая-нибудь!

Витёк собрал волю в кулак и пошаркал на кухню. Ром манил, помогая передвигаться чуть быстрее. В отличие от Агаты, поэт помнил, что подарил ром редактор отдела фантастики издательства Мосэк, вернувшись с Кубы на прошлой неделе, поэтому в бутылке никакой отравы быть не могло.

– Чем запивать будем? – прямо с порога спросил Витёк Агафонову.

– Сок заказала. Можем даже наболтать коктейль. Вот тут есть рецепт. – Агата крутила в руках бутылку, изучая этикетки.

От слова «наболтать» отчего-то стало Витьку хреновато, но он взял себя в руки и уселся на стул. В дверь забарабанили, так как звонка Витёк не имел с незапамятных времен. Трёхкомнатная квартира досталась поэту от бабушки с дедушкой. Старый звонок давно сломался, а чинить его было недосуг, да и незачем.

Агата вернулась на кухню с двумя мешками снеди, расставила продукты на столе, благо ничего из заказанного готовки не требовало.

– Глаш, а ты готовить умеешь? – не без ехидцы поинтересовался Поляна, распечатывая упаковку с колбасной нарезкой.

Поэтесса махнула рукой.

– Я не Глаша, во-первых! С ума сошёл? Зачем? Во-вторых.

Ответа на прямой вопрос у Витька не было, и он потянулся за ромом. После стакана с благородным напитком (половина стакана – ром, половина – яблочный сок; добавлять спрайт, лёд и соблюдать указанные в рецепте на этикетке пропорции не стали) Агата снова спросила, чего там стряслось с Кучерявым.

– К нему обратилась редакция Мосэка, – начал говорить Витёк. – Попросили написать роман…

– Он же поэт, – встряла Агата.

– Поэт, – кивнул, не возражая Поляна. – Но Арни сказали, что он талант, и посулили огромный гонорар. – Заметив попытку Агаты снова открыть рот и задать вопрос, Витёк пошёл на опережение, хотя это давалось замутненному мозгу с трудом, но ром и анальгин начали делать свое благое дело, и Витёк справился с задачей: – Не спрашивай, откуда они о нём узнали. Я не в курсе. Откуда-то. Мало ли, может, кто рекомендовал. Короче, заказали и подписали с ним договор. Я лично его видел. Договор. Видел. – Силы снова покинули Витька, и он яростно начал жевать квашенную капусту. Запил ромом, затем продолжил: – Как друг, я не мог бросить Арни в сложной ситуации. Понимаешь, условием для этой договорённости было помещение Кучерявого в элитный санаторий. На время написания романа. И чтоб – ни-ни! – Витёк помотал пальцем возле Агатового носа.

– В смысле не пить? – уточнила поэтесса, округлив глаза.

– В нём самом, в этом самом смысле.

– Это как поэта Хорошего упекли?

– Надеюсь, Арни минует чаша сия! Вот почему я хотел его сегодня проведать. Но, представь, визитка, которую мне дала администраторша санатория, куда-то запропастилась. Выпала, наверное, когда домой возвращался. Теперь придется искать этот самый санаторий в Интернете.

Агата отхлебнула рома и ушла в комнату. Через минуту она вернулась уже с ноутом.

– Как называется санаторий твой? – поэтесса защелкала клавишами.

– Не знаю, – понуро ответил Витёк. – Ни на въезде не заметил названия, ни на визитке. Знаешь, было не до того. Переживал я за Арни очень.

– Надо в редакцию позвонить, – предложила Агата. – Как зовут редактора? Что за редакция?

Вздохнув, Поляна нахмурил лоб.

– Теодор Фаланд. Остальных не помню. Название редакции… тоже не помню. Ох, я же взял с собой договор Кучерявого, на всякий случай. – И Витёк отправился в комнату на поиски. Вернулся он с пустыми руками. – Я идиот. Договора нет.

За это время Агата успела поискать в Мосэке Фаланда.

– Не нашла я такого. Но в сети его может и не быть – ничего странного. А на запрос «элитные санатории Подмосковья» вылезает слишком много вариантов. Где находится он, даже не спрашиваю.

– Не спрашивай, – опять вздохнул Витёк. – Помню, высадили меня возле метро Новопеределкино. Но до него мы ехали прилично. Сколько «прилично» не спрашивай.

На кухне установилась тишина, нарушаемая лишь звоном вилок, шуршанием упаковок, звуком наливающейся в стаканы жидкости. Витёк чувствовал глубокий стыд за то, что так глупо потерял друга, и не представлял, как поступать дальше. Наверное, следовало попросить своего редактора разузнать координаты Фаланда, хотя станет ли он бегать по огромному издательству, вопрошая, не знает ли кто какого-то редактора из не пойми какого отдела. Не в кадры же идти.

– О! – воскликнула Агата. Витёк вздрогнул и уронил обратно в тарелку огурец. – Смотри, есть такая редакция. Вот сейчас в поиске вылезло: «Редакция Теодора Фаланда».

Агата взяла мобильный и набила номер редакции, поставив телефон на громкую связь.

– Издательство Мосэк, здравствуйте, – поприветствовал их женский голос.