- Не знаю, к добру это или нет, - сказал старик мальчишкам, - но этот корабль мы вызвали сюда сами, когда жгли костры, желая позвать на помощь. По крайней мере, радует, что на турок эти люди внизу не похожи совершенно. Ты, Андроникос, поможешь мне спуститься вниз для разговора, ты, Геннадиос, остаешься на месте и будешь наблюдать, а ты, Павлос, беги в лагерь и скажи женщинам, чтобы они были готовы уходить дальше в горы, если Геннадиос сообщит, что со мной и Андроникосом случилось что-нибудь недоброе.
Тогда же и почти там же, палуба подводной лодки М-34.
Командир подводной лодки капитан-лейтенант Николай Иванович Голованов
Не успели мы подтянуть к борту шлюпку с «Аскольда», как вдруг товарищ Кариметов, указывая куда-то вверх, закричал:
- Смотрите, Николай Иванович!
Я поднял голову и увидел, что откуда-то сверху, из-за поворота довольно крутого ущелья, к берегу в нашем направлении спускаются две человеческих фигурки, которых даже с большого расстояния и без бинокля было невозможно перепутать с местными жителями. Ну откуда у местных белые полотняные рубахи навыпуск, подпоясанные красными кушаками и маленькие красные шапочки на головах - побольше нормальной тюбетейки, поменьше турецкой фески? При рассмотрении в бинокль один человек из парочки оказался стариком, постоянно опирающимся на посох, а другой - молодым человеком, поддерживающим аксакала при спуске.
- Товарищ Кариметов, - сказал я, передавая бинокль, - скажите, вам, как человеку с гимназическо-университетским образованием, народные костюмы этих двоих о чем-нибудь говорят?
Тот бросил через бинокль на этих двоих один лишь беглый взгляд, и уверенно ответил:
- Так точно, Николай Иванович, говорят. Это греческий простонародный костюм... И я даже, кажется, понял, кого именно на этот раз уважаемый Посредник подбросил на нашем пути.
- Так, товарищ Кариметов, - сказал я. - А вот теперь, пожалуйста, поподробней...
- На острове Самотраки имел место только один катастрофический инцидент, - хмыкнул снайпер, - и бежавшие оттуда могли очутиться в этом мире. Я имею в виду истребление местного греческого населения турецкими войсками в сентябре тысяча восемьсот двадцать первого года, после чего этот остров полностью обезлюдел. Известные вам германские фашисты по сравнению с турецкими башибузуками - это просто малые дети, которым еще учиться и учиться, как правильно совершать зверства. Надеюсь, что спасшиеся от того ужаса не исчерпываются теми двумя людьми, которых мы сейчас видим, а где-то еще есть и другие выжившие...
- Мне тоже хочется на это надеяться, - сказал я. - Но давайте уже отправляться, шлюпка ждет. Надеюсь, вы говорите по-гречески?
- Да, Николай Иванович, - подтвердил товарищ Кариметов, - немного говорю. Классическое образование, знаете ли, имеет свои особенности, хотя в те годы греческий язык казался нам одним из самых бесполезных предметов в гимназической программе.
Тогда же и почти там же, берег острова Самотраки.
Спускаясь с помощью Андроникоса по дну ущелья, старейшина Агеластос старался не терять из виду высадившихся на берег странных пришельцев, в которых он почти сразу же опознал военных. Гражданские ополченцы, даже со всех сторон обвешавшись оружием, в подобных ситуациях ведут себя совершенно иначе. Вон тот мужчина в черной форме, скорее всего, морской офицер, люди в белой одежде - матросы, а те, что одеты в мундиры цвета пожухлой травы - армейские солдаты. Или не совсем армейские: садясь в лодку и высаживаясь из нее на берег, они вели себя слишком уверенно. Сам моряк в Бог весть каком поколении, Георгиос Агеластос знал, что полностью сухопутные люди так не могут.
Высадившись на берег, незнакомцы ждали старейшину и его спутника с несколько скучающим выражением на европейских лицах, и только один солдат, стоявший рядом с командиром, чуть смуглый и тонкокостный, напоминал то ли грека, то ли армянина, то ли турка, то ли их всех сразу. Оружие у них было заброшено на плечо, а по а позы тел не выражали враждебности.
Сделав последние несколько шагов, старейшина остановился и, приложив правую руку к сердцу, сказал:
- Приветствую вас, уважаемые незнакомцы. Я старейшина, Георгиос Агеластос. Хотел бы знать, с какой целью вы прибыли на наш остров...
Смуглый солдат начал переводить командиру слова старейшины, и тут господин Агеластос узнал язык. Лицо его прямо-таки просветлело.
- Вы Россиа? - на ломаном языке спросил он прямо у командира.
- Да, мы русские, - так же прямо ответил тот, не вдаваясь в подробности разницы понятий «русский» и «советский».
- Андроникос! - широко улыбнувшись, сказал старейшина своему помощнику. - Лезь наверх и скажи всем, что мы спасены! Господь послал нам на выручку русских, самых лучших людей на свете!
Пацан тоже улыбнулся, прижал кулак к сердцу, выкрикнул: «Зи’то и Роси'а!» (Да здравствует Россия!), после чего развернулся кругом и бросился вверх по ущелью, да так энергично, что засверкали подошвы кожаных постол.
- Ну вот и поговорили, Николай Иванович, - удовлетворенно хмыкнул вольноопределяющийся Кариметов. -Нас тут любят, и встречают как лучших друзей. Относительно предыдущего случая контраст просто разительный.
- Все это очень хорошо, - сухо ответил товарищ Голованов, - но все равно представьте меня, а потом спросите уважаемого старейшину, сколько у него людей, в каком они положении и какая им нужна помощь. Мы сюда пришли заниматься делом, а не разговаривать разговоры.
Выслушав перевод речи командира подводной лодки, Георгиос Агеластос ответил:
- Вместе со мной нас сто пять человек: женщины, дети и мальчики-подростки. У нас достаточно воды, но почти не осталось еды, потому что порох и пули к единственному ружью закончились три дня назад. От голода у кормящих матерей вот-вот начнет пропадать молоко, и тогда их дети умрут первыми среди нас. А еще мы хотим знать, где мы оказались и за что нам такое Божье наказание...
- Вы оказались не «где», а «когда», - ответил капитан-лейтенант. - Сюда, в мир за сорок тысяч лет до Рождества Христа, обычно попадают люди, в своем времени обреченные на верную гибель. Если бы не это «наказание», то некоторые из вас были бы уже мертвы, а других, будто овец, продавали бы на базаре в Смирне.
- Так значит, это загробный мир мертвых, и мы все погибли? - ужаснулся старик. - Ведь в Библии написано, что мир существует всего семь тысяч триста тридцать лет, а вы говорите о немыслимых для настоящего христианина сорока тысячах лет до рождества Христова...
Вольноопределяющийся Кариметов посоветовался с товарищем Головановым и ответил:
- Когда Всевышний творил наш мир, первым делом он создал время, и создал его достаточно. Один день на Небесах может длиться миллионы, и даже миллиарды людских лет - ровно столько, сколько нужно Творцу. За пять с половиной тысяч лет до рождения Христа на грешной земле начался день седьмой, но в этом мире, где человечество еще юно и невинно, и Каин еще не убивал Авеля, до начала отсчета истории человечества остается около тридцати пяти тысяч людских лет плюс-минус пядь.
- Вы говорите страшные вещи, которые с большим трудом вмещаются в мой ум... - вздохнул Георгиос Аге-ластос, задумчиво качая головой. - Но ради того, чтобы спасти своих близких, я готов поверить во что угодно. Скажите, вы ведь действительно пришли спасти нас, правда? И я не обманул своих людей ложной надеждой?
-Да, - подтвердил капитан-лейтенант Голованов, - мы действительно пришли вас спасти. Это так же верно, что небо голубое, а вода мокрая.
- Слава Всемогущему Господу! - воскликнул старейшина, и тут же спросил: - Но как вы нас отсюда заберете, ведь ваш чудной корабль очень невелик, и не вместит в себя и десятой части наших людей?
Голованов повернулся к младшему унтеру Неделину и сказал:
- Павел Поликарпович, в данном случае я не могу вам приказывать, а могу только просить. Не согласились бы вы до прихода фрегата вместе со своим отделением остаться здесь, на острове, с этими людьми, чтобы защищать их от опасностей и добывать для них мясо на охоте?
