– Ну почему мы не можем вернуться в тот момент, когда Серж еще не был погребен, чтобы вытащить его? – в сотый раз вопрошала Жанна и в сотый раз получала от Дмитрия Михайловича в ответ такую лавину научных терминов, которую не могли вместить даже продвинутые арталетовские мозги, не говоря уже о миленькой головке средневековой девушки, умевшей лишь бегло читать по складам, да, с грехом пополам, считать до тысячи.

А уж такие заумности, как «парадокс затылка близнеца» или «петля обратного времени», похоже, не понимал до конца и сам ученый. Он бормотал какую-то невнятицу про неминуемую в таком случае катастрофу вселенского масштаба, принимался чертить поверх своих расчетов какие-то плавные и ломаные кривые и вообще напоминал в тот момент тихопомешанного.

Георгий лишь уяснил себе, что вся невозможность такого простого выхода связана именно с неисправным «хрономобилем», но каким образом – до него не доходило. Видимо, обычная и математическая логика находились по отношению друг к другу в перпендикулярных, причем нигде не пересекающихся, плоскостях…

И в самый напряженный момент в каморку наших героев вломился пьяный в стельку и донельзя возбужденный Нестах.

Задыхаясь, словно бежал через весь город (а так, видимо, и было, поскольку он как-то намекал, что живет на противоположной окраине, в местной «вороньей слободке»), вор бесцеремонно спихнул с табурета Дмитрия Михайловича и, рухнув за стол, надолго присосался к кувшину слабенького местного пива, за которым троица коротала время. Ополовинив посудину, он обвел всех присутствующих блаженным взглядом, после чего выдал только одно:

– Кошки!..

А выдав, упал под стол и уснул сном праведника, обретшего наконец дорогу в Царствие Небесное…

Два усталых путника, скованные одной цепью, совсем как герои некогда знаменитого боевика, брели, увязая по щиколотку в остывающем после долгого дня песке. Путь их лежал к совсем не собирающейся приближаться горной гряде, четким черно-лиловым частоколом вырисовывавшейся на фоне малиново-оранжевого заката.

Все усилия освободиться от кожаных ошейников ни к чему не привели. Не в пример дрянным веревкам, ссохшаяся воловья кожа, хотя и не стесняла дыхания, ногтям и зубам не поддавалась, а попытка найти в бескрайних песках что-нибудь острое заранее была обречена на провал.

Много песка утечет, пока далекие потомки Рамоон-Аюррура настолько перестанут ценить вещи, что медленно, но уверенно превратят пустыню в подобие мусорной свалки. А пока с бо2льшим успехом здесь можно было искать золотой самородок или алмаз с куриное яйцо, чем крошечный осколок бутылки из-под кока-колы или ржавый гвоздь…

Все, что товарищи по несчастью думали друг о друге, давно уже было ими высказано, причем не в самой изысканной форме. Теперь они просто брели к скалам в надежде отыскать острый камушек и расстаться навсегда.

Порой Сергей ловил себя на мысли, что мечтает о кремне с бритвенным краем больше, чем о пропавшем бесследно «хрономобиле». Видимо, в душе он уже смирился с тем, что в несуразно затянувшейся «турпоездке» придется провести всю оставшуюся жизнь.

А что такого? Дома его практически никто не ждет. Разве что некоторые коллеги по бизнесу, но это уже совсем другая тема… Комфорт? При желании, без особенного труда можно неплохо устроиться и здесь. По интеллекту, багажу знаний и деловой хватке он, скорее всего, далеко превосходит среднестатистического египтянина этой эпохи. Да и не только египтянина. Грех не воспользоваться открывающимися возможностями. Конечно, на постройку реактивного лайнера или космического корабля силенок у него не хватит, но на что-нибудь более простое…

Сколько, к примеру, написано фантастических романов о путешественниках в прошлое, становящихся там полубогами только из-за того, что им был известен секрет пороха! Неужели Серега Дорофеев, все детство слывший записным пиротехником, не соорудит из подручных средств пару пригоршней простейшей взрывчатки? Да его «бомбочки» в свое время гремели по всему городу, заставляя нервничать милицию и доводя до предынфарктного состояния родителей добропорядочных подростков. Лишь армия несколько охладила пыл паренька ко всему взрывающемуся и стреляющему. И то – не совсем и не во всем.

А дальше?

Неужели нельзя, пусть даже из бронзы, тупо склепать какую-нибудь трубку и привязать ее к доске? А ведь это уже самопал, читай: «огнестрельное оружие». Увеличь в несколько раз – пушка…

А если еще напрячь фантазию?

Задумавшись, Дорофеев споткнулся в подступающих сумерках обо что-то твердое и полетел вперед, потянув за собой слабо пискнувшего Ромку.

Наполовину утонув в песке и далеко отбрасывая угольно-черную тень, на будущего «покорителя мира» с вечной своей иронией пялился голый человеческий череп…

Странники двигались вперед всю ночь, стараясь урвать от спасительной прохлады как можно больше, и подошли, вернее, подползли к отрогам горного хребта к полудню. Последние сотни метров Сергей просто тащил за собой совершенно потерявшего интерес ко всему на свете «напарника», останавливаясь лишь для того, чтобы убедиться, что не придушил того петлей ошейника до смерти. Счастье, что тощий, невысокий и высушенный солнцем рыбачок весил не больше подростка и особенной обузы не представлял.

Первым, что бросилось в глаза измученному Дорофееву у подножия, были пыльно-зеленые кустики какой-то пустынной растительности, обильно прораставшие из-под камней там, куда падало больше всего тени. Плюнув на освобождение, он подтянул свою ношу к одной из таких «клумб» и принялся срывать жесткие, словно сделанные из ватмана, листочки с колючих стеблей, жадно, горстями, засовывать их в рот и разжевывать, скрипя песком и давясь горькой слюной.

Сока в растениях-экстремалах было немного, но это все-таки была вода, а, следовательно, жизнь! Мысль о возможной ядовитости местной разновидности саксаула как-то не приходила в голову…

– Ничего!.. – бормотал Сергей, чуть ли не насильно запихивая живительные листочки в рот слабо сопротивлявшемуся Рамоону, который наверняка уже чувствовал себя где-то на полпути в местный загробный мир. – Отлежимся тут в тенечке, травки этой пожуем, силы восстановим и – в путь. Там, на западе? – Нил, люди, жизнь… Делов-то – горы перевалить! Это же не Кавказ, не Гималаи… Я эти места хорошо знаю…

Дорофеев не врал.

Он и в самом деле много раз пересекал эти горы, но, конечно, не пешком, а на туристическом автобусе или джипе, с опытным водителем за рулем, лишь лениво разглядывая проплывающие за окном угрюмые базальтовые скалы.

На деле восхождение оказалось делом непростым. Особенно если учесть, что на спине вместо рюкзака болтался по-прежнему мало пригодный к альпинизму товарищ. Не будь его, Сергей прихватил бы с собой побольше «травки», оказавшейся не только хорошо утоляющей жажду, но и питательной, а так же весьма поднимающей тонус. Вряд ли это был местный аналог колумбийской коки, но нечто вроде женьшеня – наверняка.

– Драмба, – с улыбкой ткнул тонким пальцем в кустик Ромка, когда обрел маломальскую способность осознавать действительность. – Есть. Прясать. Спать.

Товарищ не понял, и абориген повторил то же самое с помощью пантомимы, разве что сплясать ему, болезному, не удалось – он смог лишь вяло повозить в пыли ногами.

Зато Сергей понял, что за варево хлебали тогда в Хургаде местные, предпочитая водке, и решил особенно не налегать на пусть и слабый, но все-таки наркотик.

– Брось меня, Серр-Гей, – жалобно стонал Рамоон, когда Дорофеев с нелегкой ношей за плечами переваливал непонятно какой по счету пологий гребень – а конца им не было и не было. – Брось, я хочу умереть…

– Русские своих не бросают, – твердил Сергей, отдуваясь и размышляя при этом, с какого боку оный тощий предатель приходится ему «своим». – И вообще, чтобы про геев я больше от тебя не слышал! Не можешь выговорить – зови просто «Серым». Понял?