– Она уже вышла замуж? – поинтересовался адвокат.
– Да, вышла, три года назад. И сына уже родила. Назвала его Степаном в честь своего деда по матери. Бабушка ее очень просила так назвать. Коля огорчился, но не стал ничего говорить ей.
– Общения стало больше?
– Да нет, – махнула рукой Надежда Максимовна. – Но Коля говорил, что ей теперь нужно за маленьким сыночком ухаживать, и вот подрастет тот – и будут они с ним больше приезжать к нам.
И еще она добавила:
– И денег у отца Таня стала больше просить: мол, расходы увеличились. А Коля и рад был давать ей денег и на нее, и на ее сына, и для ее мужа – он не работает.
– Давайте так, – решительно подытожил Виктор. – Я по вашему поручению встречусь с Татьяной Николаевной, поговорю с нею, и дальше будем решать, как действовать.
У Владимира неожиданно зазвонил телефон.
– Алло, – хмуро ответил он (он всегда отвечал на телефонные звонки хмуро).
– Владимир Всеволодович? Здравствуйте.
– Здравствуйте, – по-прежнему хмуро ответил Синегоров.
– Это Красов, Анатолий Геннадьевич, защитник Рогаткина.
Владимир был представителем бизнесмена Чернокомова, у которого Рогаткин по разным договорам выманил имущества на сто пятнадцать миллионов шестьсот тысяч рублей. По заявлению Чернокомова было возбуждено уголовное дело. Усилиями Владимира в качестве представителя Чернокомова как потерпевшего, плотно интересовавшегося расследованием этого дела, расследование шло довольно энергично. Рогаткин был помещен под стражу. Другого варианта не было, так как его задержали в аэропорту Шереметьево за полчаса до вылета его самолета. У него на руках были билеты до Доминиканы, а оттуда – в Венесуэлу.
И вот звонил защитник Рогаткина. Приходилось отвечать.
– Да, слушаю вас, Анатолий Геннадьевич, – ответил Владимир.
– Мы можем с Вами встретиться?
– Для чего?
– Мой подзащитный уполномочил меня вести переговоры о компенсации вреда, в причинении которого его обвиняют.
– То есть он признает свою вину?
– Нет, – уклончиво ответил Красов. – Но надо сдвигать дело с мертвой точки.
– Рогаткин готов вернуть моему клиенту всю сумму – сто пятнадцать миллионов шестьсот тысяч?
– Ну… – замялся с ответом адвокат Красов. – Ну не сразу.
– О чем мы будем говорить? – сухо спросил Владимир.
– О выплате суммы, о сроках ее выплаты.
Владимиру было очевидно, что обращение этого адвоката какое-то мутное. Но если интересы его доверителя могли быть как-то защищены – он готов был встречаться.
Договорились о встрече в его офисе, хотя Красов всячески хотел встретиться на нейтральной территории. Но Владимир проявил свою железную непреклонность: если встреча – то только в его офисе, и Красову пришлось согласиться.
В назначенное время Красов приехал в офис Владимира, и они расположились в переговорной.
Адвокат Красов выглядел немного странно, как-то противоречиво: с одной стороны, он был довольно представительным (но каким-то нескладным), по внешности – ярким, явно заметным, довольно громким, но, с другой стороны, он выглядел (или даже стремился выглядеть) каким-то приглушенным, приневзрачным, чтобы не выделяться.
После всех формальностей: обмена визитками, заказа секретарю чая или кофе – Владимир сухо и официально сказал, стремясь быстрее перейти к сути встречи:
– Слушаю Вас, Анатолий Геннадьевич.
– Владимир Всеволодович, мой подзащитный хочет договориться с Чернокомовым.
– Он готов вернуть сто пятнадцать миллионов шестьсот тысяч рублей?
– Ну, тридцать миллионов и еще пятнадцать миллионов мы оспариваем в арбитражном суде, – напомнил Красов.
– Хорошо. А остальные семьдесят миллионов? – спросил Владимир.
– Ну, у моего подзащитного сейчас таких денег нет.
– Тогда что мы здесь обсуждаем? – не просто сухо, а строго спросил Владимир.
– Ну, мой подзащитный располагает определенными средствами, и ему должны быть поступления. Ему помогут.
– Когда и какие суммы Рогаткин готов выплачивать моему доверителю? – сухо спросил Владимир. – Мне нужно все передать моему доверителю.
– Ну, вот предлагаемый нашей стороной график выплат, – сказал Красов и передал Владимиру лист с таблицей.
Пока Владимир всматривался и вчитывался в эти цифры, Красов подвинулся к нему ближе и сказал приглушенно:
– Владимир Всеволодович, а можно обсудить еще один вариант: Рогаткин заплатит вам пятнадцать миллионов, чтобы дело Чернокомова вы вели не так активно.
Владимир, услышав это, молча поднял голову от листа бумаги в сторону Красова, секунд десять молча смотрел на него, а потом не сказал и даже не заорал – а зарычал:
– Вон отсюда!!!!
И поскольку одновременно с этим Владимир стал вставать из-за стола, мощно возвышаясь над Красовым, тот как-то сжался от настоящего страха – настолько грозен был вид Владимира.
– Пошел вон отсюда, гнида!!!! – орал Синегоров.
Вот реально казалось, что он сейчас просто врежет своим кулачищем по скуле Красова – настолько он был разъярен предложением подкупа, сделанным тем.
Красов стал спешно собираться и встал со стула, чуть было не упав с него, споткнувшись о его ножку.
Владимир продолжал рычать:
– Вон отсюда, *****, *******!!!! Никто, *****, никогда не смел подкупать адвоката Синегорова! Мразь! ****** отсюда! Пошел, *****, ** ***, вон отсюда! А то въ*** тебе, *****, ** *****, ** ***!
Владимир не мог сдерживаться – не все слова были цензурными.
Красов стремительно подхватил все свои вещи и выбежал из переговорной.
Владимир уселся на стул, тяжело дыша от возмущения. Понятно, что он не стал преследовать Красова, хотя ему и очень хотелось врезать ему по его наглой подкупательной роже.
Ему потребовалось минут десять, чтобы успокоиться: настолько он был возмущен, буквально взбешен тем, что его пытались подкупить, чтобы он плохо оказывал помощь. Сейчас он вообще удивлялся, как смог сдержаться и не врезать этому мерзавцу Красову. Но хорошо, что сдержался: было бы очень обидно потом пострадать из-за этого подонка.
Он пошел из переговорной в свой кабинет (все сотрудники, не зная подробностей, но хорошо зная характер своего шефа, предпочитали вжиматься в стенки или вообще скрыться от его взгляда), там достал бутылку виски, налил стакан и залпом выпил. Потом еще раз налил и еще раз выпил – тоже залпом, чтобы окончательно успокоиться. Тянуть виски в таком состоянии он не мог. Если нужно будет делать поездки, он решил поехать с водителем.
Позднее, когда он вышел из кабинета, сотрудники рассказали ему, как они услышали его рык, а после этого из переговорной прямо-таки вылетел посетитель. Они, зная характер шефа, даже подумали, что Владимир придал ему ускорение ударом по заду: настолько быстро и коряво, спотыкаясь, он бежал.
Виктор позвонил Яну Всеокскому, представился, сказал, что представляет интересы Татьяны Тулуповой, и предложил встретиться. Встречу в адвокатском офисе тот мягко, но все-таки отклонил и предложил встретиться в небольшом ресторане в центре Москвы.
По пути от машины до ресторана Виктор размышлял, как построить беседу по такому деликатному делу.
Казалось бы – сошлись мужчина и женщина, сблизились, она забеременела, решила сохранить ребенка. От мужчины будущая мать ничего не требовала: ни жениться на ней сейчас, ни платить алименты в будущем. Почему же Всеокский так грязно поступает в отношении нее? Или он чего-то опасается с ее стороны? Адвокатский и житейский опыт Синегорова подсказывал ему, что от такой женщины, как Татьяна Тулупова, не стоит опасаться каких бы то ни было подлостей. Тогда чего хочет Всеокский? Если бы он хотел признать сына, то вопрос о фамилии можно было бы поставить позднее. Да и по-другому можно и нужно было ставить вопрос о присвоении сыну его фамилии: мирно, договариваясь, предлагая – а не идя в суд с иском так, чтобы женщина узнала о судебном процессе из судебной повестки.