Постепенно я стал расслабляться, втягиваться в лесную жизнь. Перестал психовать, беситься по каждому поводу, сон наладился и даже чувство юмора вернулось. Ситуация с непрошенной гостьей показалась мне крайне забавной.

Ухмыльнулся и пошел к печке – надо протопить немного, а то в домишке прохладно. Я-то привык, а она ночью точно замерзнет.

Привычные вечерние дела выполнял с оглядкой: все прислушивался, не пришла ли в себя впечатлительная дама. Но она крепко так отрубилась. Я даже переживать начал. Поздно вечером, подсвечивая себе путь тусклым фонариком, заглянул в комнату, чтобы убедиться, что все в порядке, и она не окочурилась. Выяснилось, что девушка попросту спит. Свернулась калачиком, ладонь под щеку подложила и тихо сопела.

В ящике нашел старый пахнувший чем-то гаденьким плед и накрыл ее. Она во сне повозилась, не открывая глаз, натянула на себя краешек пледа и дальше спать.

Я еще немного постоял, поглядел на нее, задумчиво потирая щеку и думая о том, что мне с этим сокровищем делать. Связи с внешним миром нет. Бензина, чтобы ей в бак плеснуть – тоже. Продукты только позавчера завезли, а это значит, что Григорий еще неделю не появится. Похоже, придется нам пока вместе жить.

Не знаю, радоваться этому или печалиться. Вроде иногда хочется обмолвиться парой слов с кем-то кроме Бродского. Тот, конечно, зверюга умная, но по-человечески не умеет.

С другой стороны, я в эту глушь приехал, чтобы никого не видеть. И не слышать. Потому что бесили все, абсолютно. Кто тупостью, кто наглостью, кто просто своим существованием. Надеюсь, девка не из приставучих и не будет меня доставать.

Терапия терапией, но мало ли. Вдруг снова накроет?

Павлика бесить нельзя. Павлик, можно сказать, только жить начинает.

Сладкая дрема не желала отступать и выпускать из своих нежных объятий. Однако я просыпалась.

Потому что пахло чем-то гадким.

Натянула на голову одеяло, пытаясь спрятаться. Вонь стала просто невыносимой.

Что за…

Подтянула к носу тряпку, которой укрывалась, и, не открывая глаз, осторожно принюхалась. Отвратительно. Будто кого-то стошнило, а потом в эту же тряпку нагадил старый скунс. Поверх всего этого воняло псиной.

– Фу-у-у, – отшвырнула ее от себя и все-таки открыла глаза.

Лучше бы не открывала. Окружающая действительность меня не порадовала. Скорее наоборот – испугала до икоты.

Комната с низким потолком, два небольших окна на разные стороны. Все вокруг дышало старостью и убогостью. Деревянный сруб почернел от времени, местами некрасиво выбивалась пакля. В углу свалена груда какого-то барахла – старая одежда, сапоги, ватники, мешки. Из мебели лишь шифоньер древний – такой у бабушки был, пара стульев да диван, на котором я лежала. Вернее, сидела, затравленно осматриваясь по сторонам.

Как я сюда попала?!

Память услужливо подкинула радужную картинку. Лес. Дорога. Мужик. Бензопила.

Он меня похитил! Утащил в свое логово! Зачем?!

Наверное, чтобы надругаться. Конечно! Зачем еще страшному лесному бородачу могла понадобиться молодая девушка?! Надругаться, потом распилить своей чудовищной пилой и сожрать!

На спине выступил холодный пот.

Судорожно вцепилась в ворот блузки. Застегнуто. По юбку заглянула – белье на месте. На ногах туфли проклятые. Вернее, одна туфля. Вторая где-то потерялась. В остальном вроде все в порядке. Да и по ощущениям не похоже, что меня кто-то пользовал не по назначению.

Облегчения, однако, я не почувствовала. И что с того, что все на месте? Может, он не любит бесчувственных дев? Может, ему надо, чтобы орала, ревела и сопротивлялась.

Холодные когтистые пальцы страха сжали сердце. Я не хочу умирать! И становиться жертвой насилия тоже не собираюсь! Надо как-то выпутываться из передряги, в которую попала по собственной тупости.

С улицы доносились размеренные удары.

Я задержала дыхание и прислушалась, пытаясь понять, что происходит за стенами моей тюрьмы. Так ничего и не поняв, аккуратно сняла единственную уцелевшую туфельку и тихо положила ее на пол, а сама на цыпочках подкралась к окну. Густой девственно чистый лес плотной стеной подступал к небольшой полянке, на которой притаилось зловещее логово маньяка-похитителя.

С трудом перевела дыхание и подкралась ко второму окну, глянула и тут же отпрянула в сторону, потому что увидела ЕГО!

Он был в той же клетчатой рубашке, что и вчера. Рукава закатаны, открывая взору мощные предплечья, покрытые напряженными венами. Пилы нет. Зато в руках топор, которым он ловко орудовал, раскалывая большие поленья. Уверенные движения, сильные, размашистые. Хрясь! И чурбан раскололся пополам, а я едва сдержала крик, очень живо представив себя на месте несчастной деревяшки.

Неподалеку, блаженно щурясь на солнышке, лежала гигантская кровожадная псина. Когда она смачно зевнула, я смогла рассмотреть ровные ряды белых острых зубов.

Ну точно! Маньяк надо мной сначала надругается, потом разрубит и скормит своему псу. От таких мыслей перед глазами круги поплыли, и я едва смогла справиться с подкатившей дурнотой.

Откуда-то из-за дома вышла коричневая коза с длинными тонкими рогами. Она недовольно пихнула в бок собаку и пошла дальше, прихватывая то тут, то там сочную травину.

Что ж, компания замечательная, спасибо, что приютили, но надо выбираться, пока они обо мне не вспомнили.

Все так же на цыпочках прокралась к двери и попыталась ее приоткрыть. Попытка с треском провалилась – заперто! Этот демон замуровал меня, посадил в темницу! От волнения руки мелко затряслись, и мне стоило огромного туда удержаться от воплей и истерики.

Вернулась к первому окну, в котором, кроме леса и куска поляны, ничего больше не видно, потянула за старомодную щеколду. Она сначала упиралась, а потом нехотя с легким скрипом поддалась. С улицы по-прежнему доносился размеренный стук топора, и это внушало надежду, что меня пока никто не хватится.

Медленно, буквально по миллиметру, опасаясь скрипов и скрежета, я начала приоткрывать окно. С трудом. Приходилось давить на раму и одновременно приподнимать, чтобы створки не терлись друг о друга. Спустя пять минут, за которые я успела поседеть и похудеть на пяток килограмм, мне удалось открыть чертову створку.

Желая убедиться, что меня никто не услышал, я метнулась ко второму окну. Мужик по-прежнему колол дрова, псина безмятежно спала, а коза бродила из стороны в сторону, выискивая особо вкусные листочки.

Надо выбираться из этого ада.

Меня больше всего волновал вопрос обуви. Босиком по лесу? Да я и ста метров нормально не пройду, обязательно либо порежусь, либо пятку проткну и помру, истекая кровью в Богом забытой глуши.

В куче старого барахла я раскопала жуткие вонючие тапки со смятыми задниками. Сорок пятого размера. У меня тридцать восьмой. Я в этих галошах как в ластах буду. Но босиком еще хуже.

С трудом преодолевая брезгливость, выковырнула из кучи несколько тряпок и дырявые носки. Набила в тапки ветоши, носки натянула и померила обувь. Неудобно, но по крайней мере не сваливается, и ноги хоть как-то будут защищены.

Размеренный стук за окном стих, и я замерла, едва дыша от страха. Неужели идет?

К счастью, спустя несколько мгновений звуки возобновились. Пора! Я тут же устремилась к раскрытому окну. Сначала забралась на табуретку, потом высунула в проем голову, плечи и кое-как выбралась наружу.

Мужик все так же колол дрова и не догадывался, что его пленница крадется прочь, сгибаясь в три погибели и пытаясь слиться с травой, изображая большую лохматую гусеницу.

Первые шаги дались с трудом. Ноги дрожали, сердце гудело, как ненормальное, а дыхания не хватало. Сначала ползком. Потом все быстрее, быстрее и последние метры до кромки леса я преодолела бегом, нелепо вскидывая ноги в неудобных тапках-ластах.

Отчаянный рывок, и, едва сдерживая ликование, я шмыгнула меж двух массивных стволов в спасительную тень.