С этой мыслью Айбала уснула.

Шуше проснулась больной. Еще не открыв глаза, еще барахтаясь в сонном забытье, она поняла, что вчерашний визит к одинокой вдовой Бадине, которая три дня назад слегла с кашлем и высокой температурой и которой соседки по очереди носили еду, не прошел даром.

У Шуше ломило все тело, как будто она вернулась в детство и отец снова избил ее пастушьим посохом за какую-то провинность. Губы обметало, голова болела, в груди клокотало и булькало. Шуше приложила ладонь ко лбу и тут же отдернула – такой он был горячий.

Превозмогая боль в суставах, она с трудом поднялась с лежанки, боясь потревожить спящего мужа, и в который раз подумала, что пора ей перебраться на женскую половину, в бывшую спальню старших дочерей. Но Джавад хотел, чтобы она спала вместе с ним в проходной комнате (мужской половины в доме не было, поскольку Джавад был единственным мужчиной). Шуше понимала желание мужа. За ней часто посылали ночью: дети не выбирали, когда им появляться на свет. Если бы она спала на женской половине, то открывать дверь и будить жену приходилось бы Джаваду, а он не любил, когда нарушали его сон.

Шуше налила в кружку воды и жадно выпила. Грудь распирало изнутри, и она попыталась прокашляться, но выдавила из себя лишь птичий клекот, от которого заломило под ребрами. Ее знобило, хотя на ней была рубаха из плотного хлопка, а дом не успел остыть после вечернего протапливания. Шуше закуталась в шаль, но теплее ей не стало.

Ходики показывали половину седьмого. Через полчаса встанут дочери: Айбала – чтобы подоить корову и накормить скотину, Меседу – чтобы приготовить завтрак. Шуше улеглась обратно в постель, под бок к храпящему мужу, спутанно подумав о том, как хорошо иметь взрослых дочерей: не нужно беспокоиться о домашних делах. Меседу, правда, скоро их покинет, но хоть Айбала останется. В готовке от нее пользы ноль, только и умеет, что печь чуду, зато физической силы хоть отбавляй: и воды с родника натаскает, и белье перестирает, и медную посуду речным песком отдраит так, что в нее можно смотреться как в зеркало. Хорошо, что Шуше настояла на своем и не позволила Джаваду отдать дочь за Анвара-башмачника, а когда в ноябре (или это был октябрь?..) Зульхижат Гухоева пришла сватать Айбалу за своего сына Бекбулата, в доме в тот момент была только одна Шуше, поэтому она быстренько спровадила Зульхижат и…

Не успев додумать эту мысль, Шуше провалилась в тяжелый сон.

Почти тут же в дверь заколотили. Подождали немного и заколотили снова.

– Эй! – Джавад потряс жену за плечо. – Ты оглохла, женщина?

Шуше не реагировала. Джавад, окончательно проснувшись, вскочил с лежанки, попутно наградив жену тычком в спину, босиком проскакал через сени и распахнул входную дверь.

Тагир Джабалов от удивления не сразу нашел что сказать. Он смотрел на Джавада, стоявшего перед ним в одной рубахе и кальсонах, и хлопал глазами, а потом, заикаясь, произнес:

– Салам Алейкум, Джавад Умарович. Шуше Наврузовна дома?

Было раннее зимнее утро, еще не рассвело, где могла быть Шуше в такое время, как не дома? Но Тагир, не ожидавший, что откроет не повитуха, а ее муж, спросил первое, что пришло в голову.

– Дома, – пробурчал Джавад, не ответив на приветствие. – Никак приспичило?

– Жена рожает, – сказал Тагир и зачем-то добавил, будто у него была не одна жена. – Джамиля.

– Жди тут.

Джавад вернулся в комнату, зажег лампу и, сердясь уже не на шутку, сдернул с жены одеяло, которым она укуталась по самую макушку. Шуше попыталась вернуть одеяло на место, схватив его за край и потянув на себя. Она никогда не позволяла себе такого с мужем. Джавад недоуменно крякнул и почувствовал зарождающийся в глубине души страх.

– Шуше, – позвал он более миролюбивым тоном. – Вставай уже, да?

Из женской половины вышла Айбала, щурясь на свет лампы.

– Что стало? – спросила она. – Вроде стучали?

– Да Джамиля Джабарова там…

Джавад не мог пересилить себя и произнести слово, которое мужчине говорить не пристало, если только речь не шла о его собственной жене.

– Вай, уже! – ахнула Айбала. – Надо маму разбудить.

– Попробуй, – проворчал Джавад. – У меня не выходит.

Айбала легонько потрясла мать за плечо и, цокнув языком, испуганно сказала:

– У нее жар. Наверное, от Бадины заразилась. Надо отвар сделать.

– А Тамиру Джабарову что сказать? Он во дворе ждет.

– Как же мама пойдет? – Айбала растерянно взглянула на отца. – Больная совсем…

– Ну, это уж ваше дело. Я в гостевой комнате лягу, досплю еще час.

Джавад взял с лежанки подушку и ушел.

– Мама, Джамиля рожает, – сказала Айбала матери в ухо.

Шуше заворочалась, со стоном выпростала из-под одеяла голову и прохрипела:

– Принеси мою сумку, проверить надо, все ли на месте.

– Как пойдешь? Тебе лежать надо.

– Я не пойду. Ты пойдешь.

– Я? – растерянно повторила Айбала. – Но я не могу…

– Все ты можешь! Или зачем я тебя с собой столько раз брала?

Айбала молчала, чувствуя, как от страха цепенеют руки и ноги. Она понимала, что надо идти к Джабаровым. Времени мало, у Джамили это седьмой ребенок, поэтому все произойдет очень быстро, уже сейчас наверняка происходит. Может, ребенок уже показался, а рядом нет никого, кто сможет его принять, мать Тамира умерла, а все сестры замужем, ведь не самой же Джамиле перерезать пуповину, а еще послед надо проверить, чтобы вышел полностью, потом закопать возле дома, глупое поверье, но если так не сделать, Джамиля не сможет спокойно спать, а еще…

– Бери сумку, – вернул Айбалу в реальность хриплый голос матери. – И иди уже.

Айбала разбудила Меседу, попросила заварить для матери травяной сбор от жара, оделась, взяла повивальную сумку и уже хотела выйти в сени, когда Шуше неожиданно ласково сказала:

– Не бойся, дочка. Джамиля уже сколько раз рожала, я ее недавно смотрела, ребенок правильно лежит. С помощью Аллаха все станет хорошо.

– Иншааллах, – ответила Айбала и вышла.

Тамир Джабаров испытал очередное потрясение, когда увидел, как по ступенькам крыльца спускается одна Айбала. Он подождал в тщетной надежде, но больше из дома никто не вышел.

– А где Шуше Наврузовна?

– Заболела.

– Но как же ты… разве ты… – От растерянности Тамир позабыл слова.

– Я все сделаю. – Айбала спокойно взглянула на него сверху вниз (Тамир был отнюдь не маленьким, но рядом с ней почти все мужчины казались ниже своего роста). – Или пусть Джамиля сама справляется? Если так, я обратно пошла. У меня дел много.

– Что ты, что ты! – Тамир распахнул перед Айбалой калитку и пошел вперед нее нетерпеливой, подпрыгивающей походкой, оборачиваясь на ходу и размахивая руками. – Жена говорит, очень все быстро, понимаешь? Я вот не понимаю, мне вообще туда нельзя, я только провожу тебя и сразу пойду к соседям.

– А дети?

– Спят. Как проснутся, Зарифа за ними присмотрит.

Зарифой звали старшую дочку Джабаровых. Ей уже исполнилось семь лет, но в школу она пока не ходила – присматривала за младшими.

Джамиля рожала каждый год: как вышла замуж восемь лет назад, так и не останавливалась. Над Тамиром подшучивали, называли отцом-рекордсменом, а он ходил гордый: ему еще двадцати пяти лет не исполнилось, а уже четыре сына и две дочки, и новый ребенок на подходе.

Джамиля и Тамир поженились, когда ей было пятнадцать, а ему – на год больше. Полюбили друг друга еще в школе, и, хотя Тамиру прочили невесту из района, он сумел настоять на своем и женился на любимой.

Мать Тамира умерла через год после свадьбы сына, отец вскоре взял себе молодую жену и переехал в село, воспитывал уже новых детей и с сыном виделся редко. Старшие сестры Тамира давно повыходили замуж (он был поздним ребенком, долгожданным мальчиком) и тоже нечасто наведывались в родной аул. Мать Джамили не умерла, но лежала парализованная, поэтому помощи Джабаровы ни от кого не ждали – справлялись сами.