Получается, что тревога, как и чувство страха, усиливающее физиологические изменения, – это врождённая реакция на угрозу, которую наш организм использует с целью защиты.

Женщина из первого сценария расслабилась сразу же, как только осознала отсутствие опасности. Во втором случае реакция женщины продолжалась даже после того, как она увидела енота. Система «мозг-тело» попала в плен страха, поэтому женщина потеряла самообладание. Профессор Джозеф ЛеДу, ведущий нейробиолог и один из моих коллег из Нью-Йоркского университета, объясняет: «Состояние страха возникает тогда, когда угроза реальна и неизбежна. Тревога же появляется в том случае, когда угроза возможна, но её возникновение сомнительно»⁽¹⁾. ЛеДу проводит различие между страхом (испытываемым в присутствии реальной угрозы) и воспринимаемой или воображаемой опасностью (эмоционально переживаемой как тревога). Женщина эпохи плейстоцена испытала острый приступ страха вместе с изменениями в организме; женщина в бунгало ощутила тревогу – более длительное, затяжное эмоциональное переживание, от которого ей было трудно избавиться.

Первые исследования в области тревоги концентрировались на подсознательной реакции страха – естественном и благоприятном по своей природе эволюционном адаптивном механизме (мозг, руководствуясь инстинктами выживания, сигнализирует о необходимости обратить внимание на возможную опасность). Однако по мере развития человека, когда мир становился всё более сложным, структурированным и социально обусловленным, мозг не до конца справлялся с растущими социальными, интеллектуальными и эмоциональными требованиями окружающей среды. Вот почему мы ощущаем тревогу как нечто нам неподвластное: система, заложенная в глубинах первобытного мозга, просто не умеет оценивать нюансы угроз. Хотя префронтальная кора – передняя часть лобных долей, критически важная для принятия решений – и помогает преодолеть автоматические реакции на страх, наш первобытный мозг, особенно области, которые связаны с рефлекторными реакциями на угрозу, до сих пор функционирует так же, как и миллионы лет назад. Теперь понятно, почему женщина эпохи плейстоцена и современная женщина реагируют на шум одинаково. Разница заключается лишь в том, что более развитая женщина ощущает томительную тревогу и последующий шквал беспокойств. Древняя женщина, осознав отсутствие опасности, продолжает свой день, в то время как современная женщина попадает в ловушку тревоги.

Учёные, такие как нейробиолог и приматолог Роберт Сапольски⁽²⁾, пришли к поразительному выводу: ответ мозга на более сложный современный социальный ландшафт изменился недостаточно. Хотя автоматические эмоциональные отклики на воспринимаемые угрозы по-прежнему генерируются и запускаются в первобытном мозге (часто называемом лимбической системой, включающей в себя миндалину, инсулу и вентральный стриатум), наш современный мозг не проводит чёткого и рефлекторного различия между реальной и воображаемой угрозой, в результате чего мы застреваем в режиме тревоги.

Именно по этой причине, как показал Сапольски, мы – как люди, так и культура в целом – находимся в состоянии хронического стресса. Мы не способны отфильтровать возможные угрозы, возникающие в окружающей среде, и отключить эмоциональную, психологическую и физиологическую реакцию на них, даже если они и надуманные. Такие неконтролируемые отклики наносят ущерб здоровью и формируют почти постоянный цикл отрицательной обратной связи – самую суть повседневной тревожности.

Сапольски и другие исследователи выяснили, что система «мозг-тело» находится в состоянии хронической готовности, но не в связи с реальными опасностями, такими, как львы в саваннах, а по причине других факторов. Скорее, стресс усугубляется жизнью в шумных городах, болезнями или бедностью, эмоциональным насилием или травмами. Независимо от степени стресса – будь он серьёзный, незначительный или бессмысленный, – система «мозг-тело» не способна автоматически отличать потенциальную угрозу от чрезмерной возбудимости. В результате организм инициирует процесс оценки риска, даже если мы понимаем, что тревога вызвана проезжающей мимо пожарной машиной. Джек Шонкофф⁽³⁾ и его исследователи из Гарвардского центра развития ребёнка показали, что раннее и продолжительное воздействие сильного стресса создаёт почти постоянную дезадаптацию мозга, влияя на IQ и исполнительные функции. К таким стрессовым факторам относятся отсутствие продовольственной безопасности и прямое или косвенное воздействие физического или эмоционального насилия.

И действительно, реакция на воображаемые угрозы нередко становится причиной плохой тревоги: беспокойства, рассеянности, физического и эмоционального дискомфорта, ощущения обречённости и уныния, сомнений в намерениях других людей, чувства, что вы не в состоянии контролировать свою жизнь. Все эти «а что, если» закрадываются в голову поздними вечерами, когда мы не можем заснуть, или вызваны опасениями за здоровье или неожиданным травмирующим событием. Застревая в этом замкнутом круге, мы оказываемся в плену реакции системы «мозг-тело», которая, по сути, становится дезадаптивной.

Хотя учёные по-прежнему занимаются исследованием всех областей мозга и взаимосвязанных схем, вовлечённых в процесс реагирования на угрозу – или, точнее, на стресс, – в целом они согласны, что участки мозга, показанные на нижеприведённой диаграмме, тесно связаны между собой. Импульсы, несущие угрозу, быстро распознаются миндалиной – небольшой миндалевидной структурой, расположенной глубоко в височной доле. Представим, что миндалина – это руководитель нижних отделов мозга, а префронтальная кора (ПФК) – верхних. Миндалина, автоматически реагируя на угрожающие импульсы (реальные или воображаемые), активирует широкий спектр областей, включая гипоталамус, управляющий симпатической нервной системой. Симпатическая нервная система, действуя через гипоталамус и гипофиз, активирует выделение кортизола (гормона, вырабатываемого надпочечниками), учащает сердцебиение и дыхание, высвобождает глюкозу (энергию) и готовит организм к действию. Симпатическая нервная система относится к той части вегетативной нервной системы, которая настраивает организм на действие в ситуации «борьба или бегство» и контролируется гипоталамусом. В современной стрессовой ситуации подобный цикл тоже имеет место, но при этом кортизол продолжает вырабатываться и высвобождаться – это и есть состояние плохой тревоги.

Процесс регуляции мозгом эмоций и мыслей можно рассматривать и с точки зрения восходящего и нисходящего функционирования. «Восходящая» реакция подразумевает автоматические сигналы, которые поступают в кору головного мозга из нижних отделов (т. е. из миндалины и других отделов лимбической системы), вызывая эмоции и помогая в обработке интенсивных переживаний. К нижним отделам относятся любые области мозга, расположенные под корой (т. е. «подкоркой»), или внешней оболочкой мозга.

«Нисходящие» механизмы зарождаются в префронтальной коре и регулируют нижние отделы, такие, как миндалина, где формируются интенсивные эмоциональные реакции на триггеры. Именно ось HPA (гипоталамо-гипофизарно-надпочечниковая) управляет сложным взаимодействием между гипоталамусом и гипофизом, которые совместно контролируют выделение кортизола – гормона стресса – надпочечниками.

Тревогу целесообразно рассматривать в виде континуума, на одном конце которого располагаются клинические расстройства, а на большей его части – повседневная тревога. Несмотря на то, что книга посвящена именно повседневной тревожности, стоит упомянуть, что число людей, страдающих диагностированными клиническими расстройствами, невероятно велико. На сегодняшний день 28 процентов населения США столкнулось с той или иной формой тревожного расстройства – а это более 90 миллионов человек!