Джимми был внутри истории Исимуда и одет в ее воплощение. По всей видимости, это было сродни полюсам, воплощение отражало происходящее в реальности. Делало его невидимым для ануннаков. Лишь в момент движения можно было заметить мелкую рябь, но стоило остановиться, и Джимми был незрим. И тут взгляд парня упал на правую пятку. Дырка... Портной сказал, что было невозможно закончить тунику из-за характера предоставленного материала. И теперь это дыра в пятке может стать его ахиллесовой пятой.

Зрачки Исимуда расширились в неподдельном восхищении. Наверно, впервые со времени знакомства он улыбался искренне.

- О, прекрасная попытка, - похвалил Исимуд. – Я впечатлен, вероятно, я тебя недооценивал, это может быть интересно!

Несмотря на ненависть к этому человеку, его одобрение польстило, в груди растеклось приятное тепло. Джимми почувствовал себя школьником, которого похвалил учитель. Но все равно нельзя было терять бдительность, не дать ее усыпить. Что бы ни говорил Исимуд, он все еще играет с Джимми в опасную и смертельную партию. Он мысленно поблагодарил тунику, скрывшую его эмоцию от противника.

Превращение туники в отражающий щит пусть и было хорошим ходом, но все же защитным. А схватку не выиграть одной лишь обороной. Нужно было придумать, как можно нанести удар. Победить и закрыть финал. Он, как в свое время Исимуд, воспользовался словом, чтобы изменить историю, но противник контролировал ануннаков. Значит, и Джимми должен был попробовать.

Джимми сделал шаг по направлению к одному из ануннаков. Смотреть прямо на этих существ по-прежнему прямо было невозможно, лишь периферическим зрением. Джимми протянул руку к одному ануннаку и почувствовал исходящую от того волну гнева. Приближение плоти, пусть и облаченной в щит из воплощения истории, было противно младшему богу. Но Джимми не думал сдаваться.

- Этот ануннак мой, - сказал он. – Я ношу на себе историю, которой он принадлежит, значит, он подчиняется мне. Он мое орудие. Мой острый меч, способный пронзить и разрушить здесь все, что прикажу.

Джимми чувствовал исходящее от ануннака сопротивление, но сила слова перевесила. Младший бог замерцал и стал менять форму, перетекать в размытый обсидиановый меч. Электрический разряд прошел сквозь Джимми, когда он сжал рукоять своими ладонями.

- Отличный ход. – Исимуд неторопливо театрально поаплодировал, сопроводив свой жест язвительной ухмылкой. – Теперь наш рыцарь в сияющих доспехах еще и вооружен, но сможет ли нанести смертельный удар?

Джимми поднял меч. Электрические разряды прошлись по его рукам, плечам. Орудие словно стало частью его, продолжением тела. Джимми двигался уверенно и грациозно. Нужно было закончить историю Исимуда. Заткнуть рот, который произнес слова, породившие эту жуткую реальность. Создатель этого отвратительного мира должен пасть.

Джимми направил меч в горло Исимуда. С силой, точно и безжалостно лезвие устремилось в цель, как вдруг... остановилось у яремной вены противника. Что-то пошло́ не так...

- Значит, нет у тебя силенок сделать это, - прокомментировал Исимуд. – Ты столько смертей описал в сценариях, потом снимал по ним фильмы, а вот сделать это в реальности не так-то легко.

Исимуд насмехался над ним, но он заблуждался. Джимми слишком через многое прошел и видел такое количество убийств, что отнюдь не моральные барьеры воспрепятствовали расправе над противником. Что-то во взгляде Исимуда остановило клинок. Джимми увидел в нем разочарование.

Исимуд был прав, когда говорил о битве взглядов воинов, ведущих смертельный бой. Но даже он не понимал истинных масштабов знания, что открыл противнику. Джимми отчётливо осознал, что перед ним стоит человек, подавленный, пресыщенный жизнью в золотой клетке бессмертия.

За годы работы в теле- и киноиндустрии Джимми довелось узнать множество знаменитых людей. И, к своему удивлению, их отличала одна особенность. Никто из этих популярных прославленных личностей не был удовлетворен своим статусом. Большая часть слишком долго и упорно шла к своей цели. А добившись желаемого, осознавали, что истратили для ее достижения чересчур много сил, принеся в жертву огромную часть своих жизней, времени. И ничего из этого уже́ не вернуть. Питер Кук как-то горько признался: "Искать счастье в славе – все равно что пытаться найти начинку в дырке от бублика". Но стоила ли слава тех трудов и лишений, по ее достижении этим людям не оставалось ничего, кроме как цепляться за нее. Закостеневшими пальцами полумертвого скелета, хватающими чашу с ядом, который и отравил их жизнь.

И именно такую тоску, скорбь и апатию видел сейчас Джимми в глазах Исимуда, добившегося, казалось бы, столь желанного когда-то бессмертия. Весь этот пафос про божественное орудие, инструмент воли всевышнего, очищение Мелиссы, других жертв – не более чем пафосные слова. Несмотря на все свои "религиозные убеждения", то, чего достиг благодаря им, Исимуд играл со своей жизнью, ставил ее на кон, рисковал, в глубине души понимая, что пусть он и обманул смерть, но его история противоречит всему, что происходит в мире, и она должна быть закончена. Бессмертие дало Исимуду совсем не то, на что он рассчитывал.

А еще Джимми увидел в глазах противника, чего тот боится. Злоба, порочность и ехидство в них были лишь ширмой. Скрывавшей скорбь и затухающую волю к жизни. Жизни, лишенной циклов, зрелости, старости, предназначения, совершения поступков, для которых предназначен человек, завершенности. Подобно его собственной истории, жизнь Исимуда была ненормальной, неполноценной, лишенной финала. А был ли смысл в таком существовании?

И не для этого ли Исимуд и привел сюда Джимми? Затеял свою игру? Чтобы наполнить жизнь каким-то смыслом? Поставить цель? Подобно избалованным жителям мегаполисов, которые ищут в хоррорах страхи, которые испытывали их далекие предки. Исимуд хотел чувствовать себя не бессмертным, а живым! Снова! Пусть это и была игра, но она была нужна Исимуду.

Сейчас Джимми вспомнил слова Портного об авторах, которые живут в головах людей благодаря своему наследию. Шекспир давно скончался, как и Диккенс, Остин. А их истории живы до сих пор. Быть может, в этом причина разочарования в глазах Исимуда, когда меч остановился у его шеи? Ведь, убив автора, не положишь конец его истории. Он будет возвращаться вновь и вновь, что ты с ним ни делай.

Портной говорил, что можно придумать много разных концовок. Но лишь одна способна окончательно закрыть финал. Любая другая даст прорасти незакрытым деталям, и история продолжить жить и эволюционировать.

Джимми бросил меч, не сводя глаз с противника, насмешливо поднявшего вверх бровь. Он что-то упускает! Что было самое важное в словах Исимуда, где ключ? Противоядие божественной истории. Которая сама по себе ловушка, разбитая на цикличные, завершенные подистории ее персонажей. Это еретическое учение – полнейший бред, но, возможно, в нем и ключ? Решение проблемы? Если бог есть совокупность всех людей, которые ошибочно считают себя отличными от него индивидуальностями, то...

Джимми отошел от Исимуда и направился к столу с Мелиссой. Девушка смотрела на него с мольбой и надеждой – возможно, даже большей, чем когда-либо.

Джимми поднял меч и обрушил его на цепи, которыми девушка была прикована к столу. Она наконец смогла перевалиться в сидячее положение и растереть затекшие руки. Мелисса коротко порывисто дышала, пот лился с ее лба, на шее пульсировала вена. Девушка не сводила глаз со своего спасителя. Джимми положил руку на свою грудь, где защитный слой туники был наиболее силен.

- Эти доспехи... - приказал он, – пусть они снова превратятся в тунику.

Джимми скинул одежду с одного плеча, затем в другую, перебросил меч в другую руку и укрыл Мелиссу творением Портного.

- Теперь это твоя история, - сказал он. – Она принадлежит тебе, подчиняется тебе. Тебе и только тебе. Инанна, Персефора^[43], Эвридика^[44], Идзанами^[45]. Как бы тебя ни называли. Ты та, кто спустилась в ад и смогла спастись.