По окончании туалета мне выдали длинную рубаху из тонкой растительной ткани и провели в апартаменты. Проходя по коридору, я заметил во дворе своих спутниц, которых обступила толпа любопытных. Не знаю, что уж там они рассказывали, но публика внимала каждому слову.
Моя комната представляла собой сводчатое помещение с огромной угловой печью и двумя высокими окнами. У дальней стены стояла кровать, которая, наверное, могла вместить десятерых. По сравнению с личными покоями членов экипажа станции здесь все было пропитано духом гигантомании. Конечно, я понимал, это всего лишь деревенский дом, а впереди меня ждут дворцы, но еще не мог привыкнуть к просторам этого мира.
Мои вещи лежали на невысоком длинном столе. Я распаковал сумку и вытащил свой светский костюм. Этот наряд мог бы стать предметом гордости любого модельера. Один из гуманитарных зондов переслал несколько вариантов изображений знати из главного кордского дворца с деталями костюмов. Не знаю, откуда что взялось, но я под хихиканье напарника целый день потратил на разработку этой модели. Может быть, кто-то из моих дальних предков был удачливым портняжкой – в итоге результатом впечатлился даже Рут. Я никогда не считал себя франтом или кем-то в этом роде, но сейчас наряжался с трепетом школьницы перед выпускным балом. Впрочем, это действительно был мой первый выход в свет.
Фейра предупредила хозяйку о моем скором появлении и теперь ждала в коридоре. Именно этой бедняжке предстояло пасть первой жертвой костюмированного шоу, что, собственно, и произошло. Конечно, ей пришлось изрядно подождать, пока «премьер» чистил перья и наводил блеск, но несчастная была вознаграждена. Стоило подняться занавесу, как она чуть не грохнулась в обморок. С медицинской точки зрения это называется культурный шок.
– Пойдем, – коротко отрезал я, когда она вновь обрела способность соображать.
Что тут сказать, видимо, каждый человек в глубине души мечтает произвести впечатление одним своим появлением, да и встречают, как говорится, по одежке.
Мы спустились этажом ниже, прошли по длинному коридору, девушка обогнала меня, вбежала в главный зал и, сделав присутствующим знак, отступила в сторону.
С высоко поднятой головой, в фантастически богатом одеянии, сверкая камнями и турмалином, я шагнул на всеобщее обозрение. Шагнул и сразу понял, что добился своей цели на все сто. Единый вздох пробежал по залу. Не сговариваясь, хозяева и гости разом приложили ладони ко лбу и опустили глаза. В переводе это означало самый низкий из всех возможных поклонов. Все произошло как в сказке. Если еще несколько часов назад эти бедные селяне встретили всего лишь уставшего рыцаря-бродягу, то теперь перед ними стоял заморский принц или как минимум знатнейший царедворец. Я ликовал. Наверное, так ощущает себя полководец, перед которым преклоняют вражеские знамена. Однако пауза затягивалась, и мне стало казаться, что Наполеон из меня почему-то не выходит. Их наивное подобострастие пробуждало неудобство и какую-то странную совестливость. Я вдруг подумал, что во всем этом захолустье не найдется столько турмалина, сколько было налеплено на мне. А пауза все тянулась и тянулась. Обругав себя последними словами, мол, нашел, перед кем выделываться, болван, я прошел вперед и сел во главе стола.
За все это время никто не издал ни единого звука, хотя в зале было полно народу. У стола по правую руку от меня стояла хозяйка, по левую – ведающий. Далее – несколько мужчин и длинноволосых женщин. Все представительницы слабого пола украсили свои волосы зелеными лентами, но обязательно присутствовала и красная. И только четыре матроны, самых ближних к хозяйке, вплели в прически по две красные ленты. Единственным мужчиной у стола, стоявшим без жены, оказался ведающий. Либо его супруга не родила ему сына и поэтому не могла участвовать в торжественной трапезе, либо он вообще не был женат.
Кроме допущенных к столу, в глубине, у выхода из зала стояло еще человек сорок. Здесь толпилось довольно много мужчин, но подавляющее большинство составляли женщины, в том числе длинноволосые с зелеными лентами. Как я понял, это были представители верхушки деревенских и прислуга. Среди коротковолосых я заметил «первую» из своих недавних пленниц.
Вся эта разномастная публика оживилась только после того, как я сел и хозяйка обратилась ко мне.
– Дозволит ли сангл истинным мужьям и матерям разделить его стол?
Я сделал утвердительный жест и добавил:
– Твой ведающий пусть также будет для меня гостем.
По мужчине прокатилась волна благодарности. Допущенные стали рассаживаться. Каждый, перед тем как сесть, вновь прикладывал ладонь ко лбу. Слава богу, теперь ненадолго. Как только все оказались на своих местах, хозяйка подала знак, и оставшиеся бесшумно вышли, а из дверей потянулась прислуга с кушаньями и напитками.
– Да простит сангл наш убогий уголок за те скудные дары, которые мы можем поднести к твоему столу. Да не обидится за невежество наше и неудобства, что окружают его, – хозяйка даже не рисковала поднять глаза.
Изменился не только ее тон, но и само поведение. Если при первой нашей встрече она попыталась вести себя как владетельница, то теперь, скажи я, что собираюсь отрезать ей палец, она бы безропотно протянула нож. Если так вела себя жена чарда, то остальные вообще старались не дышать. В общем, я твердо решил повременить с использованием своего костюма не только здесь, но и в других местах. Между тем, не зная, как расценить мое молчание, хозяйка принялась рассказывать о блюдах, подаваемых к столу. Женщина – она и в Африке женщина.
Слово «Африка» выплыло откуда-то из глубины моей памяти и вместе с наполненной живыми соками, не знающей диетологов едой вызвало легкую ностальгию по ни разу не виденной, почти мифической, но родной планете. Ни с того ни с сего я вдруг расчувствовался. Женщина продолжала щебетать о чем-то своем, а я ел диковинную пищу и пил из тонкого металлического кубка какую-то темную удивительно тягучую и пьянящую жидкость. Господи, сколько же времени прошло с того момента, когда я последний раз пробовал что-либо крепче пива! Неведомое вино сладким теплом разлилось по телу, и я как дурак улыбнулся.
Восторгу хозяйки не было предела, да и всех присутствующих подхватила радостная волна. Они даже рискнули тихонечко обменяться довольными репликами по поводу вина, к которому их гость отнесся столь благосклонно. Мой бокал сразу же наполнили снова. Я был сыт, доволен, что атмосфера хоть чуть-чуть разрядилась и, видимо, в качестве благодарности, решил опробовать на них свою легенду. Отпив очередной глоток, я обратился к хозяйке. Все, как по мановению волшебной палочки, замолчали и опустили глаза.
– Когда дорога вывела на ваш падон, мне даже неведомо было, что это за место. Я не искал здесь великолепия королевского замка и с радостью принял стол, кров и защиту. Много дней трудного пути кровом мне служил простой шалаш, а пищей – мясо диких зверей. – Начало получилось без особых предисловий. – С тех пор как война прервала связь между Кордой и Голтассией, ни мы, ни вы не можем воспользоваться старыми дорогами, а тропы южного хребта слишком трудны и опасны, чтобы быть надежными. Там не пройдут ни купцы с товарами, ни армия. Но наши станы нужны друг другу, и тогда я решил найти новую дорогу.
Они слушали, затаив дыхание, словно паства, на которую вдруг сошло откровение Господне.
– Тридцать две смены назад мой отряд покинул последнее кордское селение на восточной стороне центрального хребта. Мы долго поднимались в горы, пока не достигли линии снегов, и даже проводники уже не знали, куда двигаться дальше. Но в безумной надежде найти перевал я приказал идти вперед. Облака пролетали столь низко, что, казалось, стоит протянуть руку и дотронешься до них. Когда светило солнце, было так жарко, что мы шли по снегу раздетыми по пояс, но стоило тучам закрыть небо, как налетал холодный ветер, и горы превращались в преисподнюю. Там, на линии снегов, не растет ни единого деревца, а дров у нас хватало только на то, чтобы приготовить пищу. Поэтому ночами люди сбивались в одну большую кучу, согревая друг друга собственным дыханием. Мы потеряли почти всех лемов. Дорога была настолько тяжелой, что даже самые сильные солдаты падали и замерзали в снегу. Бездонные ущелья то здесь то там перерезали путь, заставляя возвращаться и идти в обход. Но Бог был на нашей стороне, и мы нашли перевал. Спуск проходил гораздо легче. Уже позади осталась линия снегов, когда очередная пропасть остановила нас и заставила разбить лагерь. Было еще светло, поэтому мы с моим лучшим солдатом решили отправиться на разведку. Легур все время рычал и оборачивался, но я упорно гнал его вперед. Вдруг за спиной раздался неимоверный грохот. Мы рванулись назад, но было поздно. Страшная лавина сбросила на дно ущелья и погребла там весь мой отряд.
