Не один час мы бились как рыба об лед, пытаясь решить проблему контакта, когда «лунка» находилась в трех шагах. Но старый добрый метод «последовательного тыка» все же дал свои плоды. Спасительное решение пришло в виде маленького пресмыкающегося, хоть и редкого, но не настолько, чтобы быть диковиной. Конечно, эрга (название местное) могла напасть на человека только в целях самообороны, но зато ее яд, вводимый при укусе, способен был на несколько суток отправить в состояние анабиоза и более крупное животное.

Теперь оставалось только внести в мою легенду разведчика некоторые коррективы. Мы с Рутом уже давно отработали основную версию, перебрав множество вариантов. Доточить ее можно было только в «боевых» условиях, но главное – я знал, как себя вести и куда двигаться. Аппаратура окончательно подтвердила безопасность контакта, и я мог рискнуть высадиться без скафандра. На всякий случай система медицинского обеспечения вколола мне еще одну прививку от чего-то совсем мифического и признала годным к службе.

К концу третьих суток все детали были окончательно отработаны. Основные положения структуры внедрения были выведены аналитиками станции еще первого поколения. При наличии разума на какой-либо планете к объекту высылается группа из двух человек. Один – разведчик – высаживается и под видом аборигена входит в прямой контакт. Второй – наблюдатель – остается на орбите, прикрывая десантника и суммируя получаемую информацию. Только прямой гуманитарный контакт изнутри мог дать представление о взаимодействии двух наших миров – о возможности позитивных и негативных влияний, о социальной и психологической совместимости. Конечно, окончательное решение о колонизации и ее способах принимают аналитики и капитаны станции, но наша миссия была чем-то вроде последнего теста и для людей Земли, и для представителей иной цивилизации.

– Хорошо, рискуй, – Рут подытожил наши размышления. – В самом крайнем случае я врежу прямо отсюда, они тогда мигом смекнут, как себя вести. А тебя эвакуируем, подготовим новую легенду и забросим в другое место, время пока позволяет.

– Не проспи, если меня потащат на костер инквизиции.

Теперь Рут должен был постоянно висеть надо мной, контролируя ситуацию. Ни катер, ни модуль не могли двигаться в плотных слоях атмосферы, но их боевая мощь многократно превосходила возможности шлюпки, которая оставалась в моем распоряжении. Правда, использовать это оружие мог только человек. Никакая автоматика ни при каком стечении обстоятельств не могла применить военные системы. Если бы кто-то извне напал на модуль в наше отсутствие, модуль просто самоуничтожился бы без малейшего сопротивления.

Теперь оставалась только моя экипировка. Сложность заключалась в том, что каждый предмет – от религиозных амулетов до оружия – должен был быть либо многофункциональным, либо максимально соответствовать своему предназначению. Кроме того, оказавшись в чужих руках, ни одна деталь не должна была выдать свое истинное происхождение. Наконец и эта работа увенчалась успехом. Гладкоствольное кремниевое ружье по своим характеристикам приблизилось к нарезным, получило компенсатор отдачи и скрытый лучевой прицел. Рукоятка кинжала вместила боевой лазер. Недавний помощник – пексидный резак – превратился в заплечную саблю, усиленную возможностью включения режущей вибрации. Обычный защитный кожаный костюм с нашитыми на него металлическими пластинами нельзя было пробить даже из пушки. И так далее и тому подобное, не говоря уже о том, что все вещи обладали системой идентификации «свой – чужой».

Эта несложная, но довольно утомительная работа заняла еще около суток, и мы были вынуждены продлить сон девушки. Под финал Рут искусственно состарил мое снаряжение, чтобы оно, как говорится, не пахло заводской краской. Наконец я загрузил в шлюпку свои немногочисленные пожитки, уложил девушку, на прощание обнялся с Рутом – когда еще свидимся? – и дал команду ложиться на обратный курс.

Возвращаться на прогалину, где меня застукали, было невозможно по двум причинам. Во-первых, мою амазонку там уже искали, а во-вторых, из-за дождей река поднялась, и теперь на этом месте плескалась вода. Поэтому мы опустились в точку моей первой высадки. Шлюпка привычно ушла на дно, а я взялся за строительство шалаша.

Имея под рукой огромное количество строительного материала и довольно стройные теоретические представления о шалашестроении, я был уверен в успехе. Ошибка заключалась в том, что у меня напрочь отсутствовал строительный талант. Когда удалось закончить нечто, что могло укрыть от ветра и дождя, уже рассвело. Перенеся девушку под навес, я разжег костер, скорее для ориентира, чем для тепла, и отправился за завтраком. Вот тут мне повезло. Некий грызун из съедобных, продрав глаза, вылез из своей норы с целью поживиться и чуть не ткнулся мне в ноги. Я сразу подстрелил его из аборигенского… не знаю, как называется, ну, скажем, арбалета. Он дернулся и затих, так и не сообразив, что случилось. На обратном пути к дичи добавилось несколько бледно-розовых фруктов, по вкусу похожих на земную репу. Девушка все еще спала. Шли пятые сутки с момента нашей встречи.

Когда я услышал сзади легкий шорох, солнце уже поднялось над линией горизонта. На листьях блестела роса, птицы вовсю заливались, приветствуя новый день. Жир с шипением падал на угли, а от костра исходил дурманящий запах парного жареного мяса. Я просто кожей ощущал страх и растерянность девушки, но все же упустил момент, когда она рванулась из шалаша. Видимо, ее ноги после четырех с лишним суток сна еще не очень слушались, но, упав, девушка успела схватить арбалет.

– Не двигайся, ты мой пленник!

– Ты не можешь взять меня в плен, я чард, а ты просто фейра, – я даже не обернулся к ней. – Впрочем, если захочу, могу позволить разделить со мной стол.

Конечно, в некотором смысле я рисковал – на сей раз шлем на мне отсутствовал. Но заводить знакомство с девушками надо с открытым лицом. Кроме того, вряд ли она понимала, где находится и что с ней произошло. К тому же мои чардские прибамбасы и турмагин на металлических пластинах панциря красноречиво говорили о наших различиях. Сейчас, при свете дня, своим костюмом и беспечным поведением я явно должен был произвести на нее впечатление. Некоторое время она еще боролась с собой, но наконец опустила оружие.

– Я в твоей власти, высокорожденный.

Вот и дождался. Да ты, голубушка, в моей власти уже пятые сутки.

– Ты голтасска?

– Да, это земли Бурновы, – она продолжала незаметно рассматривать меня.

– Ты не боишься, а может, перед тобой враг? – я взглянул прямо ей в глаза.

– Я в твоей власти. На тебе знак Корды. Высокорожденные из Корды и Голтассии вышли из одного рода, они братья.

– Хорошо, сядь, – я снял с вертела наш завтрак. – Позволяю тебе разделить мой стол.

Видимо, ее организм совершенно не оценил пищевые смеси, которые она получала на катере. Любой, взглянувший на нее, сразу бы решил, что мы с Рутом морили ее голодом. Но она умела держаться. Даже когда я впился зубами в свой истекающий соками кусок, она не набросилась на еду как сумасшедшая, а выдержала паузу и в дальнейшем старалась есть медленно и спокойно. Хотя забавно было наблюдать, как этот изголодавшийся человечек, почти не разжевывая, глотает мясо, а потом ждет, когда я возьмусь за следующий кусок. Если не знать о зондовой подкормке, можно было бы испугаться за ее желудок, но, видимо, этому милому существу были неведомы проблемы несварения.

– Тридцать два солнечных прохода назад я покинул последнее селение Корды. Мой отряд погиб в горах. Не зная дороги, я просто шел вниз по реке в надежде встретить жилье. Хорошо, что ты проснулась. – Это была первая проба моей легенды.

– Я могу спросить, высокорожденный?

Что-то чересчур быстро она осваивалась. Такое впечатление, будто она каждый день встречает в лесу одиноких заблудившихся высокорожденных Корды. Впрочем, в поведении девушки не было ничего настораживающего, кроме разве что скрытого любопытства. В результате я подумал, что неспособность удивляться – это национальная черта характера, и решил впредь быть осторожнее с эмоциями.