Из Финляндии Горький 12 февраля 1906 года выехал в Швецию, а оттуда направился в Америку.
Первая эмиграция
Осенью 1906 года, после поездки в США со своей гражданской женой (развод с моей бабушкой А.М. так и не оформил) актрисой Марией Федоровной Андреевой, А.М. решил обосноваться в Италии: вернуться на родину писатель не мог – московская прокуратура возбудила против него дело по обвинению в участии в восстании. От планов временно осесть в Финляндии или Франции также пришлось отказаться.
Утром 13 (26) октября пароход «Принцесса Ирена» прибыл в Неаполь. Поселиться решили А.М. и Андреева в роскошном «Гранд-отель дю Везуве», расположенном почти в центре знаменитой неаполитанской набережной. Заполняя карточку приезжего, А.М. указал свою настоящую фамилию – Пешков, ему не хотелось привлекать излишнего внимания любопытствующих, но в отношении профессиональных журналистов маленькая хитрость не удалась, и уже за завтраком пронырливые газетчики брали интервью у «одного из самых знаменитых писателей современности».
Неделя жизни в Неаполе пролетела почти мгновенно: 15 октября пролетарские организации города организовали многотысячный митинг не только как дань уважения лично Горькому, но и как выражение солидарности с революционной Россией. Ежедневные встречи с писателями, видными общественными деятелями, депутатами парламента и просто с людьми, пожелавшими выразить свое уважение «символу русской революции»… И, конечно же, каждый день экскурсии по одному из самых красивых городов мира. Осмотр знаменитых неаполитанских музеев – Неаполитанского национального музея, музея Сан-Мартино, – а вечерами театры – «Политеама», «Нуово», «Фондо» и «Меркаданте». И везде самый теплый дружественный прием.
«Здесь удивительно красиво все – природа, люди, звуки, цветы… Принят я здесь – горячо», – пишет он Екатерине Павловне. Но пора было приниматься за работу – А.М. не позволял себе длительных перерывов. Да и местные власти, напуганные многотысячным митингом и беспорядками, вызванными пребыванием писателя в Неаполе, настоятельно требовали сократить время пребывания в городе. 20 октября 1906 года Горький уехал на Капри – остров как нельзя более подходит для писательской работы, требующей уединения и спокойной обстановки.
В письмах из Италии А.М. настойчиво просит Екатерину Павловну уехать за границу. Ранняя смерть дочери Катюши окончательно подорвала ее здоровье, необходимо было серьезно лечиться у хороших врачей, пожить с сыном в спокойной обстановке. Она и сама прекрасно понимала необходимость скорейшего отъезда из Российской империи, тем более что в любой момент мог последовать ее арест за активную революционную деятельность. После долгих колебаний и уговоров друзей решение было принято. Во второй половине декабря 1906 года Екатерина Павловна с сыном Максимом и другом семьи Софьей Витютневой выехали в Италию в Сорренто.
А.М. звал на Капри, писал: «Я живу под строжайшим надзором газет, и не хотелось бы мне повторения в Европе американских грязных бурь – человеческая глупость и пошлость очень угнетает и злит. А здесь население относится ко мне хорошо, газет – нет…»
Поводом для травли послужило то, что Горький приехал в Америку вместе со своей гражданской женой М.Ф. Андреевой, при том что развод с Екатериной Павловной юридически не был оформлен. А.М. понимал, что его супруге будет тяжело встречаться с Марией Федоровной: «…Тебе придется встретиться с человеком, который тебя злит, я это знаю, знаю, что это, вероятно, будет тяжело тебе и ей. И мне». Поэтому решили встретиться в Амальфи. Но, уже собравшись, А.М. почувствовал себя плохо, началось кровохарканье. Через несколько дней, немного оправившись, решился-таки поехать в Сорренто, и – опять ухудшение здоровья. В конце концов Екатерина Павловна решилась на поездку на Капри, и 13 января вечерним пароходом вместе с сыном прибыла на остров. «Встреча принесла много волнений и радости…» – вспоминала она.
А.М. с интересом расспрашивал о России, о настроениях молодежи, о знакомых, рассказывал эпизоды из своей жизни в Америке. Оттуда он привез сыну массу подарков. Максим получил прекрасную коллекцию бабочек, необычно разнообразных и красивых. Впоследствии коллекция была передана в русскую школу И.И. Фидлера в Женеве. Свидание отца с сыном для обоих стало радостным праздником.
А.М. был горячо привязан к сыну, после смерти Катюши – единственному своему ребенку, и не только взял на себя все материальные заботы, но и внимательно следил за его здоровьем и учебой. С женой у него сохранились хорошие отношения, и, можно сказать, сына они воспитывали вместе.
Из письма А.М. Екатерине Павловне в Ниццу 28 апреля 1907 года: «Дорогой мой, милый друг! После твоего письма – много хочется сказать тебе, но – писать этого не буду. Одно скажу: с глубоким чувством благодарности, с искренним уважением целую твою руку. И, вероятно, первый раз за всю жизнь, я испытываю такое радостное, родственное и чистое чувство. Улыбаюсь всей душой: мне кажется – я первый, кто удостоился такого отношения от женщины, как твое ко мне. Поверь, что если я льщу – то себе самому, и если ошибаюсь вообще – все равно в частности я имел нечто редкое, драгоценное, м[ожет] б[ыть] единственное.
Все это – бестолково? Лучше не умею сказать, ибо это ново для меня. Пойми одно: имею к тебе великое и незыблемое чувство уважения, знаю, что ты для меня – такой близкий, близкий, родной человек. Из тех людей, которым не надо говорить слова, они понимают и молчание. Спасибо, милая Катя, спасибо, родная! Вот и все».
С Капри Екатерина Павловна с Максимом 21 января направились в местечко Алассио, где жила Вера Фигнер – ее знакомая, легендарная революционерка, сподвижница Софьи Перовской и Андрея Желябова.
До весны они жили сначала в Алассио, затем в Ницце, а лето 1907 года решили провести в горах над Женевским озером, близ Клорана и Божи. Место вряд ли было выбрано случайно. В деревеньке Божи, в кантоне Во, на северо-восточном берегу Женевского озера, находилась молочная ферма. Содержали ее один из основателей партии эсеров Егор Лазарев и его жена Юлия. Они организовали на ферме лечение кефиром – модным в то время целебным напитком. Ферма стала местом «санаторно-курортного» лечения революционеров всех мастей.
Здесь бывали и Ленин, и Георгий Плеханов, и Екатерина Кускова, и Сергей Прокопович, и многие-многие другие революционеры и общественные деятели. Пешковы поселились в трехэтажном каменном здании пансионата, принадлежащего семье Колин с чудесным видом на Женевское озеро. Но летний отдых чуть не закончился трагедией. Об этом рассказывает Д.Б. Гиссен в «Воспоминаниях о юности Максима и встречи с А.М. Горьким». Тем летом семья Гиссен по предложению Екатерины Павловны отдыхала в том же пансионате, прозванном по-русски «Калинка». Давиду Борисовичу было в то время лет шесть, воспоминания, помня просьбу Екатерины Павловны, он записал через семьдесят лет – в феврале 1977 года.
Вот как он описал трагедию на Женевском озере.
Однажды после обеда Екатерина Павловна предложила Максиму и мне покататься с ней на лодке по Женевскому озеру. Погода стояла отличная, небо голубое, безоблачное… В лодке Екатерина Павловна сидела на веслах, Максим на руле, а я на носу – вперед смотрящим… Неожиданно подул ветер. Из-за гор появились темные грозовые тучи. Мгновенно они захватили все небесное пространство, ветер крепчал. Надо было немедленно возвращаться, но это оказалось невозможным. Буря разразилась грозой, ливнем. Штормовой порывистый ветер гнал лодку вперед. Все усилия Екатерины Павловны повернуть лодку были напрасны. Мы сидели мокрые от ливня, но на это мы не обращали никакого внимания. Все думы были сосредоточены на другом. Недалеко осталось до впадения Роны в Женевское озеро, а там нас подстерегала неминуемая гибель. Даже в тихую погоду без грозы воды Роны, встречаясь с водами Женевского озера, образуют сильный водоворот… Екатерина Павловна бросила весла. Они были теперь ни к чему.
Мы начали кричать, звать на помощь, сами понимая, что никто через шум грозы нас не услышит. В лодке было уже много воды. Кругом было совершенно темно. Водоворот бурлил и клокотал, его шум был все громче и громче, значит мы приближались к месту впадения Роны. Екатерина Павловна прижала к себе Максима и закрыла лицо руками, готовясь к неотвратимому.
Помощь пришла совершенно неожиданно. Какие-то крепкие мускулистые руки схватились за борт нашей лодки, нас крепко держали и притянули к другой лодке, в которой было несколько мужчин. Нашу лодку цепью привязали, и наши спасители повели ее за собой, подальше от водоворота. Поистине это было чудом! Уже близкая трагическая развязка так и не состоялась. Оказывается, что наши крики все-таки были услышаны. Было так темно, что разглядеть лица своих спасителей мы не могли. Можно было только бесконечно от всего сердца их благодарить.
Екатерина Павловна была счастлива, счастлива большим материнским счастьем. Нас, промокших до нитки, ждала вся «Калинка»… В тот вечер, казалось, не будет конца рассказам о переживаниях, конца дружеским объятиям.
