Росс. Не мое — Констанции. Я всего лишь передаю ее мнение.
Уайльд. Всего лишь? Ты хочешь сказать, что не выступаешь в роли друга-утешителя? Вы не сидели в Нерви, ты и она, в полумраке комнат под рококошной лепниной, со стаканом доброго кагора, печально склонив головы и тихо сокрушаясь: «Оскар, бедный глупый Оскар…»?
Росс. Ты обещал. Еще находясь в тюрьме, ты ей обещал.
Уайльд. Ну-ну?
Росс. Ты не выполнил своих обещаний!
Уайльд(мотает головой, словно не веря своим ушам). Меня, кажется, снова усадили на скамью подсудимых. В моем же доме. Или вселенная превратилась в такой большой зал заседаний? Всем встать, суд идет!
Росс. Оскар, ты поставил свою подпись под договором.
Уайльд. И что?
Росс. Договор надо выполнять. Констанция в своем праве.
Уайльд. О каком праве ты говоришь? О праве на шантаж? «Веди себя так, как я сказала, и ты увидишь своих детей!» Год за годом, в какие бы притоны Ист-энда ни заводила меня жажда приключений, чьи бы жесткие губы ни оскверняли мои в темноте анонимного свидания, я всегда торопился домой, чтобы рассказать своим детям историю про добрую фею или несчастное привидение… Детская — не спальня — была моим домом, Робби. А теперь она манипулирует моими сыновьями, как шахматными фигурами: захочет — двинет вперед, захочет — оставит на месте. И ты признаешь за ней это «право»? Я два года не видел своих детей. В диких джунглях родителя не разлучают с детенышами! Нет, я больше… (Его душит отчаяние).
Росс. Оскар, это война. У нее нет другого оружия. Не давай волю своему негодованию, ни к чему хорошему это не приведет. Только к поражению. К печальному концу.
Уайльд. Моя жизнь уходит в песок… песок, который никак не напьется красного вина. Когда уже Констанция скажет: «Довольно»?
Росс. Когда ты уйдешь от Бози. (Молчание. Свет за окном теряет теплоту, повеяло прохладным вечером). Если ты не уйдешь от Бози, она с тобой разведется.
Уайльд. Уйти от Бози?.. Куда?
Росс. Оскар, договор есть договор.
Уайльд. В договоре написано, что по выходе из тюрьмы я не должен встречаться с теми, кто пользуется сомнительной репутацией.
Росс. Так, и что же?
Уайльд. А то. Лорд Альфред Дуглас не входит в число тех, кто пользуется сомнительной репутацией.
Росс. Ну, знаешь!
Уайльд. С точки зрения закона. Его репутация не была предметом судебного разбирательства.
Росс. Ты это серьезно? Или ты так развлекаешься?
Уайльд. С точки зрения закона, человек, пользующийся сомнительной репутацией, это я. Не он. Бози недолюбливают — это да. Ты первый, Робби. Я и сам, признаюсь, использовал его в обществе в качестве, так сказать, водоотталкивающего средства. Он моментально отваживает разных нежелательных личностей. Готов также признать, что молва сделала его олицетворением всех пороков. Но если я что-то вынес из своих многочисленных тяжб, так это следующее: только суд может признать его человеком с сомнительной репутацией.
Росс. Ты, правда, полагаешь, что это может помочь твоему делу? Что твой аргумент перевесит?
Уайльд(с улыбкой). Почему бы и нет.
Росс(жестко). Оскар, ты ведь отлично знаешь, как он с тобой обошелся.
Уайльд. И как же он со мной обошелся?
Росс. Когда в тюрьме ты заявил, что впредь не желаешь иметь с ним никаких дел, когда ты дал ему понять, что считаешь его причиной своего падения, как он отреагировал на это?
Уайльд. Не так громко. Он в спальне. Прямо над нами.
Росс. Он затеял публикацию писем…
Уайльд. Не надо! Не продолжай!
Росс …с самыми интимными подробностями, которые касались вас двоих…
Уайльд. Ни слова больше!
Росс …чтобы потом их смаковали в салонах и клубах по всей Европе! И это ты называешь любовью? (Его взгляд требует ответа). Да?
Уайльд. Это была паника.
Росс. Паника?
Уайльд. Он был лишен возможности объясниться напрямую. Ему запретили свидания со мной.
Росс. Для этого были все основания!
Уайльд. Он был в отчаянии. Он решил, что публикация поможет нашему делу. (Пауза.) Ну да, ему не хватает рассудительности.
Росс. Чего ему точно хватает, так это изворотливости.
Уайльд(отвернувшись, помолчал). Ты ничего не понимаешь в наших отношениях.
Росс. Констанция просила тебя в письме приехать к ней.
Уайльд. Я не мог.
Росс. Это почему же?
Уайльд. Я только вышел из тюрьмы. Робби, как ты не понимаешь? Я запутался. Мне требовалось время, чтобы в себе разобраться.
Росс. Одно слово Бози, и ты уже бежишь к нему.
Уайльд. Ну всё…
Росс. Недели не прошло.
Уайльд. Всё, я сказал!
Росс. Констанция тебя зовет — ноль внимания.
Уайльд. Он снял для нас эту виллу. Мы будем писать. У нас есть будущее.
Росс. И после этого ты удивляешься, что твоя жена рвет и мечет. Ты словно нарочно делаешь то, что она просила тебя не делать!
Уайльд. Она?! Скажи лучше: общество! (Горький смех). Общество упрятало меня за решетку, чтобы только развести меня с Бози!
Росс. Общество?
Уайльд. Ты бессилен сделать это в одиночку, вот общество и обрушило на меня свое возмездие. Мои пьесы не ставят, меня чураются, как прокаженного, и дело не в моем грехе — нет! — дело в том, что я так и не продемонстрировал всему свету, что этот урок морали пошел мне на пользу. Переменить мой образ жизни значило бы признать, что я был не прав. Патриот, брошенный в тюрьму за любовь к родине, продолжает любить родину. Поэт, брошенный в тюрьму за любовь к мальчикам, продолжает любить мальчиков. (В его взгляде беспощадность). Я отбыл свое наказание — мало? Кажется, от меня больше ничего не требовалось. Разве я недостаточно пострадал? Недостаточно перенес? А-а, мы играем по новым правилам! Тюремный срок — это только прелюдия. Теперь мне в глотку должны затолкать нравоучение. Вот тебе, Оскар, подавись!
Росс(подавлен этим яростным напором). Оскар, ты правда не видишь разницы между теми, кто упрятал тебя за решетку, и теми, кто пытается тебе помочь?
Уайльд. Ну как же. Одни просто злобствовали, а другие пекутся о моем нравственном здоровье.
Росс. Ты несправедлив.
Уайльд. Да? А ты себе как это представляешь? (Росс глубоко уязвлен его словами). Что же ты молчишь? Во что оценена моя сговорчивость? Какое она мне назначила содержание? Сто пятьдесят фунтов в год?
Росс. Да.
Уайльд. По контракту, скрепленному подписью?
Росс. Естественно.
Уайльд. В противном случае развод, и тогда ни цента.
Росс(опускает глаза). Да.
Уайльд. План замечательный в своей простоте: голодная смерть. При этом какая глубоко нравственная подоплека! (Отвернулся). Убей меня из ненависти. Но убивать из желания меня переделать!..
Росс. Ты сам себя убиваешь.
Уайльд(отмахнувшись, закуривает). Значит, так тому и быть. Поэт должен загнуться в канаве — развязка во вкусе обывателя.
Росс. Последствия — может быть, но намерения? Разве я действую в интересах Констанции? Ты — не она — был и остаешься моим другом. Я всего лишь курьер.
Уайльд(с убийственной жестокостью). Тогда принеси мне бренди. (За окном темнеет. Уайльд сидит неподвижно в своем кресле. Росс берет его стакан и идет к столику, где стоит бутылка). Я знавал людей высоких моральных принципов, и всех, без исключения, отличали бессердечность, мстительность, редкостная глупость и отсутствие всякого понятия о гуманности. Нравственный человек — самое низменное животное… Все не выливай. (Росс поставил бутылку). Я предлагал: мы будем жить отдельно.
