Гарри. Что ей нужно?

Мисс Э. Не знаю, не успела спросить.

Мисс Эриксон идет в холл.

Гарри. Большую часть столового серебра, полагаю, уже украли.

Лиз. Надо сказать мисс Эриксон, чтобы она сразу давала попрошайкам краюху хлеба и кусок сыра.

Гарри подбегает к двери кабинета, открывает ее.

Гарри. Моника, у двери черного хода какая-то женщина с младенцем. Пойди и разберись с ней.

Моника (входит в комнату). Что она хочет?

Гарри (с трудом сдерживаясь). Об этом можно узнать, лишь спросив ее. Пожалуйста, пойди и спроси.

Моника. Рявкать на меня не обязательно.

Моника уходит через дверь для слуг. Лиз надевает пальто и шляпку. Из холла появляется мисс Эриксон.

Мисс Э. (объявляет о прибытии гостя). Мистер Моул.

Входит Роланд Моул, серьезный молодой человек в очках. Он, безусловно, очень нервничает, но пытается скрыть нервное напряжение вызывающим видом. Мисс Эриксон уходит.

Гарри (направляясь к Моулу, само обаяние). Добрый день.

Роланд. Добрый день.

Гарри. Это моя жена… мистер Моул. Она забежала на минутку, а теперь вот собирается убежать.

Роланд. Ага.

Лиз. Я знаю, у вас встреча с Гарри, так что не буду вам мешать. До свидания.

Роланд. До свидания.

Лиз. Не забудь, Гарри, я сижу у телефона.

Гарри. Хорошо.

Лиз уходит. Гарри указывает Роланду на кресло.

Гарри. Не желаете присесть?

Роланд (садясь). Благодарю.

Гарри. Сигарету?

Роланд. Спасибо, не надо.

Гарри. Вы не курите?

Роланд. Нет.

Гарри. Что-нибудь выпить?

Роланд. Спасибо, не надо.

Гарри. Сколько вам лет?

Роланд. Двадцать пять, а что?

Гарри. Да ничего… просто интересно.

Роланд. А сколько вам лет?

Гарри. В декабре исполнится сорок. Я — стрелец, знаете ли, очень энергичный.

Роланд. Да, конечно (с губ срывается короткий нервный смешок).

Гарри. Так вы приехали аж из Акфилда?

Роланд. Не так это и далеко.

Гарри. А кажется, за тридевять земель.

Роланд (словно оправдываясь). Совсем рядом с Льюсом.

Гарри. Тогда волноваться не о чем, не так ли?

Входит Моника.

Моника. Женщина милая, а ребенку, похоже, нездоровится.

Гарри. Чего она хотела?

Моника. Искала сестру.

Гарри. Надеюсь, у нас ее нет?

Моника. Она живет через два дома, женщина просто ошиблась адресом.

Гарри. Это мой секретарь, мисс Рид… мистер Моул.

Моника. Добрый день… ваша пьеса в кабинете, если вы хотите забрать ее с собой.

Роланд. Премного вам благодарен.

Моника. Я положу ее в конверт.

Моника проходит в кабинет, закрывает за собой дверь.

Гарри. Я хочу поговорить с вами о вашей пьесе.

Роланд (мрачно). Как я понимаю, она вам не понравилась.

Гарри. Откровенно говоря, я подумал, что пьеса неровная.

Роланд. Я ожидал услышать от вас такие слова.

Гарри. Я рад, что не слишком разочаровал вас.

Роланд. Я хочу сказать, пьеса не из тех, что могла бы вам понравиться.

Гарри. В таком случае, почему вы послали ее мне?

Роланд. Просто рискнул. Я знаю, вы, как правило, играете в примитивных пьесках, но подумал, а вдруг вы захотите взяться за что-то серьезное.

Гарри. И что вы полагаете серьезным в вашей пьесе, мистер Моул? Не считая сюжета, который к пятой странице полностью скрывается из виду?

Роланд. Сюжет — ничто, идеи — все. Посмотрите на Чехова.

Гарри. Думаю, помимо идей мы можем поставить в заслугу Чехову и знание человеческой психологии.

Роланд. Вы хотите сказать, что в моей пьесе есть психологические неточности.

Гарри (мягко). Пьеса не так уж и хороша, знаете ли, не так уж и хороша.

Роланд. А я думаю, очень хороша.

Гарри. Я прекрасно вас понимаю, но вы должны признать, что мое мнение, основанное на долголетней работе в театре, может оказаться более правильным.

Роланд (пренебрежительно). Коммерческом театре.

Гарри. Дорогой мой, дорогой!

Роланд. Полагаю, вы сейчас скажете, что Шекспир писал для коммерческого театра, и в драматургию идут только для того, чтобы зарабатывать деньги. Все те же замшелые аргументы. И никак вы не можете понять, что театр будущего — это театр идей.

Гарри. Возможно, но на текущий момент меня интересует исключительно театр настоящего.

Роланд (с жаром). И что вы с ним делаете? Каждая новая роль, в которой вы появляетесь, ничем не отличается от предыдущей, поверхностная, легкомысленная, лишенная интеллектуальной глубины. У вас огромная популярность, вы — сильная личность, но занимаетесь лишь тем, что каждый вечер торгуете собой на потребу толпы. Вы расходуете свой талант лишь на то, чтобы красоваться в сшитых по фигуре костюмах да произносить фразы, вызывающие смех, тогда как могли бы действительно помогать людям, заставлять их думать! Заставлять их чувствовать!

Гарри. Двух мнений тут быть не может. Более отвратительного утра в моей жизни еще не было.

Роланд (встает, нависает над Гарри). Если вы хотите жить в памяти других людей, хотите остаться известной личностью в глазах потомков, вы должны что-то менять, причем быстро. Нельзя терять ни мгновения.

Гарри. Потомки меня не волнуют. Какая мне разница, что будут думать обо мне люди после того, как я отойду в мир иной? Мой главный недостаток в другом. Я слишком тревожусь из-за того, что думают обо мне люди сейчас, пока я жив. Но больше я тревожиться не собираюсь. Я отказываюсь от своих прежних методов, а новые опробую на вас. Как правило, когда у несносных молодых новичков хватает наглости критиковать меня, я отношусь к этому легко, понимая, что подавляю их своими достижениями и репутацией, вот и не считаю себя вправе протыкать острыми предметами раздувшийся баллон их самомнения. Но на этот раз, мой высоколобый молодой друг, снисхождения не будет. Прежде всего, ваша пьеса — не пьеса, а бессмысленный набор сырых, псевдоинтеллектуальных фраз, короче, пустая болтовня. То, что вы написали, не имеет никакого отношения ни к театру, ни к жизни, ни к чему-то еще. И вас бы тут никогда не было, если бы я по глупости не взял телефонную трубку, потому что моя секретарь занималась чем-то другим. Но, раз уж вы здесь, вот что мне хочется вам сказать. Если вы хотите стать драматургом, вам нужно незамедлительно покинуть театр будущего и заняться своим настоящим. Попытайтесь устроиться на работу в театр, пусть и дворником, если они вас возьмут. Уясните на собственном опыте, какие пьесы доходят до сцены, а какие остаются пылиться на полке, какие можно сыграть, а какие — нет. Потом сядьте и напишите одну за другой как минимум двадцать пьес. И если двадцать первую поставят, считайте, что вы — счасливчик!

Роланд (потрясенный). Я понятия не имел, что увижу вас таким. Вы — чудо!

Гарри (вскидываю руки). Господи, за что?

Роланд. Мне очень жаль, если вы подумали, что я — несносный, но с другой стороны рад, потому что вы бы не разозлились, не будь я несносен, а если бы не разозлились, я бы так и не узнал, какой вы на самом деле.