За этим последовал одобрительный шепот, и внезапно разговор, как это часто случалось в Галерее, прекратился.

В этот миг Фиэрин услышала голос – вернее, его слабое эхо, – который вел какую-то мелодию. Ваннис слегка повернула голову в его сторону, но на перекрестке свернула в заросли папоротников, прочь от него.

– Природе как будто нравится, когда ее имитируют, – произнес мужчина.

– Любовь идет на убыль, – заметила Ваннис, – но его партнерша об этом еще не знает.

«Как она сумела расслышать это в его голосе?» – удивилась Фиэрин.

– Да, – откликнулась женщина, совсем юная, судя по тембру и энтузиазму. – Моя наставница, художница, придерживалась того же мнения. Она показывала мне, как природа с помощью света и тени создает шедевры на воде и полированных поверхностях. Эти ее этюды и вызвали у человека желание подражать еще в доисторические времена.

«Может, она и молода, но отнюдь не глупа», – подумала Фиэрин.

– Имитация идеала, – засмеялся мужчина. – Когда-то понятие «идеал» имело божественный смысл.

– В школе нам говорили, что древние были убеждены, будто художники лучше служат богам, чем поэты.

– Неплохой удар по помпезности, – с полузакрытыми глазами промолвила Ваннис. – Что-то я никак не могу узнать его голос.

– Ш-ш, – сдерживая смех, остановила ее Фиэрин. – Ответный удар.

– ...молодые и чувствительные, но неискушенные не сразу различают в хоре отдельные партии, а на картине – оттенки, перспективу, рисунок, гармонию цвета, хотя на чувства все это действует совместно...

– Недостойный прием, – презрительно бросила Фиэрин под тихий смех Ваннис. – Использует ее возраст в качестве аргумента. – Ваннис сжала ее локоть, и они направились в другую сторону.

Следующий голос они узнали сразу: Элоатри, Верховная Фанесса.

– Нельзя рассуждать о любви, оставляя в стороне элемент неожиданности.

– Это наше свойство – вечно выискивать что-то новое, – возразил другой голос, постарше, резкий, несмотря на дулусский распев.

– Если вы позволите мне внести небольшую поправку...

– Сделайте одолжение.

– Тот, кто ищет, всегда видит или чувствует нечто неожиданное, но есть неожиданность более тонкого порядка: обыкновенность, предстающая в неожиданном для нас виде.

– Проще говоря, – сказал резкий голос, – одни любят то, что знают, а другие то, чего не знают.

– Пределы нам ненавистны, – размеренно, будто читая стихи, произнесла Верховная Фанесса. – Мы стремимся расширить сферу своего присутствия. Мы черпаем удовольствие в том, что смотрим вдаль.

Они умолкли, и снова послышалось пение. Ваннис заметно затаила дыхание. Еще несколько шагов – и настала полная тишина.

Фиэрин чуть было не высказалась вслух, но вовремя вспомнила правило. Заново сформулировав в уме свою реплику и улыбнувшись своему серьезному отношению к этой игре, она сказала:

– Вот уж не думала, что у любви может быть что-то общее с религией.

Ваннис вскинула голову порывистым, почти резким движением.

– Я тоже, – сказала она. – Я тоже.

Не слыша больше ничего примечательного, они все-таки продолжали свою прогулку, пока в третий раз не услышали пение. Тогда Ваннис повернула к выходу и почти сразу же рассталась с Фиэрин, приветливая и улыбающаяся, как всегда.

Уже на подходе к анклаву Фиэрин вдруг спросила себя, откуда Ваннис известно, что репортеры не обращались к Брендону с просьбой дать интервью.

Дерит Й'Мадок устало плюхнулась в кресло.

– Что, без толку? – спросила Тови из-за пульта, опустив подбородок на руки.

– Это ты о чем? – невинно осведомилась Дерит. Тови ухмыльнулась, и Дерит, оглянувшись, увидела в дверях Ника. – Это тебе надо было поговорить с Кендриан, – сказала она ему. – Может, ты бы что-нибудь из нее и выудил.

– Инстинкт подсказал мне, что это должна быть женщина. И без айны.

– Бедняжка сама не своя от страха. Телос! Она и меня заразила – даже пропала охота нажимать на нее.

– Но она знает, где они?

– Наверняка. Мои вопросы с самого начала подразумевали, что она это знает, и она даже не пыталась отрицать. Но это дохлый номер – разве что Панарх узнает от нее, что мы разнюхиваем в этом направлении.

– Вот и ладно. Значит, ты не совсем уж зря потрудилась – в отличие от нас, остальных. – Ник потянулся и зевнул, вызвав эпидемию зевоты у прочих сотрудников. – Как ни противно в этом сознаваться, – добавил он, – тут нам здорово помог 99-й. Омплари раскопал то, что раздобыли они.

Все взгляды обратились на программиста, бледного и изнуренного. У Дерит из солидарности заболели виски и лоб – она знала, как действует мозгосос, если долго им пользоваться.

– Это был эксперимент. Их послал Омилов. – Мог прижал пальцы к опухшим, красным глазам. – Гессинав заложила повсюду логические бомбы, предназначенные в основном для Флота, – но приберегла немного яду и для Омилова, и один из ее сюрпризов пробил многообещающую дыру в системе безопасности, куда и влез программист 99-го. Этот ход ведет в проект «Юпитер». Я воспользовался своим портом и вытащил вот это. – Омплари показал на свой пульт. – Решайте сами, что это значит.

Все сгрудились вокруг пульта.

– Рассказывай дальше, – сказала Дерит, убрав с полдюжины пустых контейнеров из-под алигрианского чая.

– Омилов запланировал эксперимент, который они должны были провести подальше от Ареса, в сопровождении фрегата «Эмрис». В чем суть эксперимента, я так и не понял.

– Когда он проводился? – спросил Ник.

– В день суда.

Юмек присвистнул.

– Может, они погибли во время бунта? Гессинав пыталась натравить на них толпу, чтобы прикрыть свое бегство.

Омплари, морщась, покачал головой.

– Они все явились на борт своего корабля – совершенно легально. Только они – десантников с ними не было. Они стартовали вместе с «Эмрисом», как и было запланировано, но назад «Эмрис» вернулся без них.

Эти слова у всех вызвали шок.

– Ты хочешь сказать, что «Телварну» вывели в космос и взорвали? – дрогнувшим голосом спросила Лиэт.

– Не знаю. Но я воспользовался уцелевшим куском гессинавского червяка и послал его проследить за передвижениями экипажа «Телварны» по записям в вахтенных журналах. Самое интересное то, что некоторые из них ночью накануне суда побывали в анклаве, а капитан ушла оттуда только утром.

– Мог, а нельзя ли с помощью твоего червяка посмотреть, что записал в тот день журнал «Эмриса»? – спросил Ник.

– Попробую. Если система меня еще не засекла, можно будет проскочить.

– Давай прямо сейчас, а?

– Что это значит? – спросила Тови, переводя взгляд с Ника на Дерит. – Я, видно, заработалась – ничего не соображаю.

– Либо рифтеров взорвали, либо они улетели, – пояснила Дерит.

– И если имел место второй вариант, то «Телварна» – единственный гражданский корабль, покинувший Арес после начала войны, – добавил Ник. – Неужели им доверяют настолько, что позволили улететь рифтерской темпатке, должарианке к тому же? Без всякой охраны? С недавним громким репортажем 99-го это как-то не вяжется. Должарианцам требуются рифтеры на Пожирателе Солнц – чтобы активировать станцию, по мнению многих.

– Вот, по-моему, то, что вы ищете, – прервал их Омплари, выводя на большой экран структуру из окон. Он нажал несколько клавиш, и световые импульсы побежали по звеньям, подчеркивая отдельные участки.

Ник застучал пальцами по столу.

– Я так и знал, что здесь кроется какой-то паскудный секрет. Вы поглядите только! Приказ прервать задание исходит из анклава – от самого Панарха.

– Выходит, Панарх их не посылал, – нахмурилась Дерит. – Что это значит?

– Ну, теперь выбирайте, – сказал Омплари. – Я могу вскрыть там еще один узел – потом нас вышибут, да и выследить могут. Где копать?

Ник указал на корабельный журнал «Эмриса».

Омплари осторожно вскрыл его, и они просмотрели запись о том, как капитан сопровождающего корабля пыталась вернуть рифтеров обратно. После веселого и дерзкого ответа связиста «Телварны» на экране появилась метка ушедшего в скачок корабля.