– А команда ГД?

Фиэрин потупилась.

– Вы ведь знаете, что они пропали, правда? – продолжала Дерит. – Но это вас не слишком расстраивает – значит, вы знаете, где они.

Фиэрин подняла на нее глаза.

– Пожалуйста, не спрашивайте – я все равно ничего не могу вам сказать.

– Хорошо, не буду. – Дерит откинулась назад. – Я вижу, что с вами мне ничего не светит. Но мы будем спрашивать других, пока не выясним, где они и почему они исчезли.

– Но зачем?

– Что – зачем? – удивилась Дерит.

Фиэрин сжала губы, но долго сдерживаемые чувства помимо ее воли вырвались наружу.

– Зачем вы пристаете к людям? Не кажется ли вам, что некоторые вещи остаются в секрете не без причины? Или жареные факты для вас важнее... важнее всякой этики?

– Значит, их исчезновение имеет отношение к этике? – невинно осведомилась Дерит.

– Ничего подобного, – вспыхнула Фиэрин. – Я хотела только сказать, что такие, как вы, лишены всякого понятия об этике.

Капсула отошла от станции, набирая скорость. Дерит подождала, когда вошедшие усядутся, и продолжила:

– Откуда мне знать, по какой причине они исчезли? Может быть, здесь что-то нечисто. Или произошла какая-то ошибка. Но отчего бы это ни произошло, это может коснуться всех.

– Почему вы так говорите? – Фиэрин сжала руки у себя на коленях.

– Есть две вещи, которые, если в них вступишь, сразу липнут к тебе и воняют так, что всякому ясно. Вторая – это политика.

Это на мгновение рассмешило Фиэрин.

– Но мой брат не имеет никакого отношения к политике – не больше, чем я.

– А вот тут вы ошибаетесь. Я, конечно, подразумеваю политику в широком смысле слова – например, общение с влиятельными людьми. Не станете же вы отрицать, что находитесь в самом центре событий и ваш брат тоже некоторое время находился в нем. Ваша судьба, хотите вы того или нет, как-то повлияла на жизнь высокопоставленных лиц, которые, в свою очередь, влияют на жизнь всех остальных людей. Важно то, что вы делаете. Приходя к власти, вы теряете право на личную жизнь – ведь только зная, что и почему вы делаете, нижестоящие еще могут как-то влиять на ваши решения.

Как было с Тау на Тимбервелле. В результате восстания он был низложен, и «новости», очевидно, помогали распространять информацию против него.

– Я вижу, вы меня понимаете, – сказала Дерит.

– Да, мне ясна ваша цель – хотя иногда ваши действия кажутся мне такими же непостижимыми, как решения, принимаемые лидерами.

– Мы стараемся узнать то, что люди хотят услышать, – улыбнулась Дерит. – А новости неизменно вызывают у людей аппетит – и чем они грязнее, тем лучше.

Фиэрин взглянула на экран – следующая станция была «Сады Джихана».

– Мне пора, – сказала она. А если ты за мной увяжешься, Ваннис разделается с тобой получше, чем я.

Но Дерит не сделала никакой попытки за ней увязаться.

– Галерея Шепотов, я полагаю? – спросила она с грустной, озадачившей Фиэрин улыбкой. – К пяти часам? Мог бы получиться неплохой репортаж, но пусть этой помойной ямой занимаются другие.

– Вы так настроены против Галереи Шепотов?

– В этом, должно быть, проявляется коренное отличие поллои от Дулу. Я побывала там как-то раз. Бред какой-то. Фу!

Фиэрин засмеялась и вышла из капсулы.

Ваннис ждала ее на скамье под тихо позванивающим колокольным деревом. В теплом свете заката, отражаемом мраморными плитами, она точно сошла с живописного полотна Утерянной Земли: прелестное голубое платье, нитка жемчуга в замысловато уложенных, цвета красного дерева волосах и поза, достойная королевы.

Увидев Фиэрин, она улыбнулась. Глаза у Ваннис, как и у Дерит, были карие, но более светлые, с зеленовато-золотистыми искрами.

– Едва отделалась от репортерши, – сказала Фиэрин.

– От репортерши? Что-то имеющее отношение... к вашему брату?

– Хотела узнать, куда он делся, – кивнула Фиэрин. – Сказала, что все равно это выяснит.

– Это, конечно, была Дерит Й'Мадок? Я так и думала, что она вас не минует. – Ваннис встала, с легкой улыбкой оправляя юбки. – И вы сказали ей, что...

– Я ничего не сказала. – Фиэрин никогда не умела разгадать, что на уме у Ваннис.

– А она не упомянула о том, почему так хочет это выяснить?

– Она сказала, что занималась процессом и что я нахожусь в центре событий, и прочла мне лекцию о том, что люди, стоящие у власти, не имеют права на личную жизнь.

Ваннис помолчала, стоя так тихо, что Фиэрин даже се дыхания не замечала. Но выражение ее лица не изменилось, и голос звучал все так же мягко, когда она, взяв Фиэрин под руку, пошла с ней по обсаженной цветами дорожке к Галерее.

– Итак, это был вызов? Интересно.

– Вызов? Кому – мне?

– Тем, кому они докучать не осмеливаются.

– Если вы о Брендоне, то его еще поймать надо, – засмеялась Фиэрин. – Я его вижу только на занятиях по уланшу, а ведь мы живем в одном доме. – Посмотрев на Ваннис, она решилась немного рискнуть: – А вас теперь вижу только на прогулках и за столом иногда. Неужели он и вас таскает на военные совещания?

Ваннис беззвучно рассмеялась.

– Нет, своим временем я распоряжаюсь сама. Что мне хотелось бы знать, так это что с нами будет после атаки на Пожиратель Солнц.

– Вы хотите сказать – после нашей победы?

У Ваннис дрогнули уголки рта.

– Дорогая моя, нам очень повезет, если эта война закончится при жизни нашего поколения. Если мы не возьмем Пожиратель Солнц, Должар загонит нас на Окраины и еще дальше. А если мы одержим победу, нам придется гоняться за остатками их флота и вышибать рифтеров с захваченных ими планет, несмотря на Пакт Анархии.

Они уже дошли до дверей Галереи.

– Каким неприглядным представляется в ваших устах будущее, – скривилась Фиэрин. Ваннис успокаивающе пожала ее локоть.

– В таком случае оставим будущее и положимся на мудрые достижения прошлого.

Они вошли внутрь, где действовало правило: говорить только на заданную тему либо о том, что ты слышал. Фиэрин оставила при себе невысказанные вопросы, сознавая, что ей нужно хорошенько подумать. Молча они пошли вперед по выложенной плитками дорожке. Водяные стены по обе стороны с громким плеском падали к их ногам. Дальше тропинка разветвлялась, и Ваннис повернула сначала в одну сторону, потом в другую. Кругом переговаривались, иногда шепотом, голоса, а однажды послышался тихий, интимный смех.

Ваннис, неодобрительно наморщив красивый лоб, свернула прочь, и нежелательные звуки заглушил водопад, на этот раз невидимый.

– Метафора – признак умения мыслить, – улыбнулась Ваннис.

– В таком случае, – произнес тихий женский голос, – обсудим мысль, высказанную одним утонченным человеком лет за пятьсот до того, как наши предки покинули Землю: «Самое полное счастье, возможное в этой жизни, – это состояние покоя, время от времени оживляемое моментами удовольствия».

– Если мне будет позволено, исключительно в интересах дискуссии, занять позицию оппонента, – вмешалась женщина постарше, – то я скажу, что счастье, или удовольствие, если кто-то предпочитает этот термин, – понятие далеко не однозначное для каждого человека. Одни избирают удовольствия чувственные, как вульгарные, так и утонченные, другие – удовольствия духовные, умственные, удовольствие испытывать сильные эмоции, удовольствие быть добродетельным.

– Добродетельным? – повторил кто-то под аккомпанемент негромкого смеха.

– Добродетельным, – подтвердила женщина.

– Оригинально, – протянул молодой голос, придав этому слову, как водится, совершенно обратный смысл. Фиэрин не нужно было видеть спорщиков, чтобы представить себе иронический жест, которым это сопровождалось.

– Раз уж я так заинтересовала вас, дорогая, позвольте мне развить свою мысль, – сказала старшая – ее спокойная ирония как бы подчеркивала вульгарность ее молодой собеседницы. – Добродетель в моем понимании вовсе не отрицает радости и удовольствий. Слишком суровая добродетель не привлекает, а отталкивает; даже тот, кто уважает стезю, лишенную удовольствий, сам ей следовать не стремится.