Анджей Тучапски едва успел принять роту, заняв со своим экипажем танк убитого ранее капитана, как получил приказ продвигаться вперед. Он, наученный горьким сегодняшним опытом, пустил вперед боевое охранение из пары БТР-152, приданных ему мотострелков и одного танка. К черту, косые взгляды его новых офицеров и упреки за спиной в излишней осторожности он переживет. А вот второй такой расстрел, как сегодня днем, может, и нет, не может же ему так отчаянно везти все время. Так что действуем по уставу, никакого гусарства. Что это у нас впереди? Дорога 191 и поселок Гарссен на ней. Анджей скомандовал дозору покинуть броню и тщательно прочесать весь поселок и лесок за дорогой. Остальные силы его роты медленно ехали к дороге, настороженно поводя стволами по сторонам. Ну вот, как он и ожидал, один БТР сразу задымился после попадания в него вражеского снаряда, другой попытался скрыться в лощине, но в него влетело сразу три трассера, и он превратился в огненный шар. Танку повезло, он как раз нырнул в низинку и, получив два рикошета в верхнюю часть башни, начал азартно с кем-то впереди перестреливаться. Да понятно, с кем, вот же они! Теперь, когда дозор выиграл для его роты драгоценные секунды, поручик ясно видел высокие силуэты американских «паттонов», укрытых масксетями за дорогой. До них далековато, но ничего. Главное, связать их перестрелкой и передать координаты в полк, а там за работу примутся самоходки. Он поднес ко рту микрофон радиостанции Р-113, сообщая новые координаты противника. И даже услышал ответ одного командира батареи ИСУ-152, подтвердившего получение данных и готовность немедленно начать пристрелку, благо батарея еще не успела покинуть прежние позиции. И в этот момент раздался истошный крик стрелка-радиста: «Вспышка сзади! Две вспышки!» – и в эфире снова пошел сплошной треск.
После трех вспышек Леха Мельников осторожно подъехал к танкистам из подбитого ПТ-76. Когда до всё еще горящего (взрывы все-таки были километрах в десяти, не меньше, и поэтому несильная ударная волна только раздула пламя) танка осталось метров сорок, заряжающий открыл люк и выскочил из танка. Только-только он успел добежать до танкистов и подхватить раненого, который совсем обессилел, как в той же стороне опять полыхнула вспышка. К западу от Целле теперь вырастали четыре ядерных гриба, один был почти сдвоенным и от этого казался особенно уродливым. Но всё обошлось, ослепших в полку не было. Сдав раненых медикам, после трехминутной остановки шестьдесят восьмой танковый полк устремился на север, в проход между городками Рамлинген и Веттмар, на Хамбюрен, до которого оставалось всего десяток километров. И захватив который полк выходил почти что в тыл американской группировке, оборонявшейся восточнее Целле, заодно перерезая шоссе 214, одну из магистралей, по которым к американцам могли поступать подкрепления.
Но когда передовые танки полка уже подъезжали к предместьям Хамбюрена, произошло множество самых различных событий. Во-первых, БТР-152 мотострелковой роты, вышедшие вперед, в помощь поредевшему передовому дозору разведроты, столкнулись с американцами, предположительно тоже ротой мотопехоты. Потеряв сначала два «сто пятьдесят вторых» от огня замаскированных гранатометчиков с М79, мотострелки, поддержанные огнем семидесятишестимиллиметровых пушек танков ПТ-76, подбили три американских БТР М113. Все-таки эти здоровые высоченные квадратные гробы американцам не удалось как следует замаскировать в редком осеннем лесу. Потом подоспели основные силы советского танкового полка, превосходство русских стало подавляющим, и они стали теснить отчаянно огрызавшихся американцев к малоэтажным домам Хамбюрена.
Первым его заметил, как ни странно, Леха. Что вообще-то необычно, так как у механика самый плохой обзор в танке. Но все остальные члены экипажа смотрели вперед, на остатки американской мотопехотной роты, а Леха боковым зрением увидел его мелькнувшим в ложбине справа и сразу, без доклада, рванул фрикционы враздрай. Танк резко крутнулся вправо, почти на месте, одновременно поворачиваясь почти на девяносто градусов. Другой бы мехвод оставил танк таким маневром без гусениц, но Леха был ас.
– Твою мать, Леха, ты чего творишь! – заорал было «батя», но потом тоже увидел причину такого маневра. – Вот это да, Леха, ты молодец, что его углядел! – И, уже обращаясь на основной частоте по радио: – Всем, кто меня слышит, я – «Желудь-1», пятьсот метров к востоку от Хамбюрена обнаружил позицию атомной артиллерии, вступаю в бой!
Машина, которую углядел Леха, была тягачом американской дивизионной артиллерийской батареи восьмидюймовых пушек. В отличие от своих более крупнокалиберных собратьев, двухсотвосьмидесятимиллиметровых М65, пушка М2 почти не требовала инженерной подготовки позиций, и для перевода ее в боевое положение требовалось меньше получаса. Замеченный Лехой тягач оказался последним, тащившим пушку на позицию, четвертым. Три из них уже отъезжали от орудий, два орудия уже стояли, задравши стволы, в боевом положении. И тут счет пошел уже на секунды. Одна – и по команде «дорожка» Леха, сбавив скорость, повел свой Т-54АК прямо, как по линеечке. Две – и наводчик, поймав в прицел пушки Д-10ТГ со стабилизатором в вертикальной плоскости СТП-1 «Горизонт» американский тягач, нажимает на спуск, не дожидаясь команды «огонь». Три – тягач, с пулеметчиком наверху, тщетно поливающим их танк из крупнокалиберного пулемета, исчезает в разрыве осколочно-фугасного снаряда. Четыре – из трех поднятых вверх двухсоттрехмиллиметровых стволов американских пушек два ствола выдыхают многометровые форсы дыма и пламени. Пять – соседний танк выплевывает снаряд, совсем рядом с позицией другого орудия, увеличивая скорость и обгоняя Леху. Семь – позиции американской батареи скрывают многочисленные разрывы, это уже почти все остальные танки первого батальона развернулись и стреляют по американцам. Четырнадцать – танки, уже несущиеся на полной скорости, врываются на позиции американцев, давя и расстреливая уцелевших из пулеметов. Пятнадцать – «батя» разражается длинной матерной тирадой, Леха никогда его таким злым не видел. Причины была понятна – на востоке вырастают два атомных гриба.
Не имея связи с основными силами полка и наблюдая два атомных гриба, вырастающих аккурат в тех местах, где еще секунду назад были артиллеристы, уверенно обещавшие ему огневую поддержку, поручик Тучапски приказал медленно отходить. На отходе они все-таки потеряли передовой танк из состава дозора, но сами подбили несколько единиц американской бронетехники – четыре дымных столба высились над позициями американцев. Всё-таки в перестрелке на максимальной для танковых орудий дистанции у гораздо более низкого Т-54 было преимущество. Вдобавок сказывалась более толстая броня, к тому же полусферичная форма башен советских танков, от которых время от времени отлетали рикошетом американские бронебойные AP-T M77Shot. Да и девяностомиллиметровая американская танковая пушка М41 была по своей баллистике похуже советской стомиллиметровой Д-10Т, уступая по начальному импульсу снаряда почти на треть.
Одним словом, перестрелку на максимальной дистанции рота Тучапски выиграла, и не будь численный перевес американцев таким явным, поручик и вовсе не скомандовал бы отход. Но, опасаясь, что американцы в любую минуту могут пойти в контратаку и тогда попросту раздавят его роту численным превосходством (Анджей насчитал как минимум двадцать пять «паттонов» против его десяти Т-54), он эту команду дал. Отойдя на западную окраину гольф-клуба, он приказал пехоте окапываться, удивляясь все время пассивности противника. Откуда он мог знать, что подполковник Генри Болл в этот момент рвет и мечет, глядя на медленно уползающие приземистые коробки Т-54. Но приказ перейти в контратаку – это безрассудство, у его машин осталось по пять снарядов на ствол. И бензина в баках всего ничего. Ну ничего, до потери радиосвязи с ним связался командир колонны автотранспортного обеспечения, через час у него будут и снаряды, и горючее. А через два часа к ним подойдут еще один бронетанковый и мотопехотный батальоны.
