– Отзови собаку.

– На счёт «три», одновременно. Раз, два, три – лежать!

Пёс мгновенно выполнил команду, улёгся где стоял, но не сводил с меня глаз. Я опустила ствол карабина. Охранник сунул пистолет в кобуру, но что-то подсказывало: чтобы достать его, потребуются доли секунды.

– А ствол держишь как надо. Где научилась?

– У меня первый разряд по стрельбе.

Он тихо присвистнул, и собака тут же насторожилась.

– Хоть бы и мужику впору. Ардон, место!

Пёс прошёл за прилавок и начал там шумно топтаться.

–Я Сергей, в охране здесь работаю.

– Я Вера, врач.

– Какой?

– Психиатр.

Он хмыкнул.

– Таких, как ты, здесь много понадобится. Видела, что в городе творится?

– Видела, но мало. Поздно встала сегодня.

– А меня должны были в восемь сменить. Час, полтора – никого. Стал звонить – никто трубку не берет. На улице шум какой-то. Решил посмотреть, ставни поднял… Никаких ужастиков не надо. На войне такого не видел. Ты хоть что-нибудь понимаешь?

– Почти ничего.

– А я понимаю. Дёргать надо.

– Куда?

– Куда угодно. Ты представляешь, что будет?

– Не очень.

–На крайняк завтра к вечеру здесь будут все: и ФСБ, и вованы.

– Что за вованы?

– Вэвэшники.

– Почему?

–Ты что, с Луны свалилась? Все, кому надо, не получили утренних рапортов. Вечером тоже не получат. Вот тогда и пойдёт собачья свадьба. Всё оцепят по периметру: карантин, «егоза», блок-посты. Всех задерживают до выяснения обстоятельств. Оно тебе надо? Вот скажи: ты хоть одного нормального видела?

– Нет, только семьдесят третьи.

– Это ещё кто?

– Эф семьдесят три – шифр идиотии. Когда увидела их близко, ничего другого не пришло в голову.

– В доме напротив булочная. Там целая стая паслась, одного в толчее затоптали. Дёргать надо! Я выходил машину подогнать. Хочешь, поехали вместе. Раз такое дело, лишний стрелок не помешает.

– Поеду, только сделаем крюк в Хомутовку – это час от города по шоссе, потом минут десять от развилки.

– На хрена?

– Сын у меня там.

Слово «сын» выговорилось так легко, что я отстранённо удивилась естественности своей лжи.

– Ну, если так… Только не рассусоливать: в машину и поехали. Большой парень?

– Двенадцать лет.

Ещё одна ложь, и вновь без малейших угрызений совести. Димке скоро исполнится одиннадцать, но он высокий и крепкий для своего возраста. Нужно, чтобы Сергею даже в голову не пришло, что мальчишка может стать обузой…

– Ему тоже можно ствол взять, дробовик лёгкий. Стрелять умеет?

– Н-н-нет, – ответила я виновато.

– Ладно, научить недолго. Всё, хорош трындеть, время пошло.

Он методично выбил стёкла из витрин моей монтировкой и стал вынимать ружья.

– Патроны доставай, – бросил он мне.

– Где они?

– Так ты ж зарядила – или?…

– Не успела.

Он изумлённо оглянулся на меня и расхохотался так, что Ардон заворчал под прилавком.

– На понт взяла, молодец! Внизу, слева. Подожди. Стань и стой, пусть он тебя обнюхает. Ардон!

Пёс подошёл, повинуясь жесту хозяина, и словно нехотя обнюхал мои ноги.

– Свои! Всё, теперь можно, он не тронет. Доставай коробки, неси к выходу.

Я молча повиновалась. Явно офицер в отставке: нарастают императивные интонации, входит в привычную роль командира… Плевать, мне это на руку. Моих целей проще достичь под его руководством, а ему нужен хвостовой стрелок.

– С «Сайгой» дело имела? Сама зарядишь?

– Если покажешь, как.

Он снарядил магазин, присоединил его – и споро проделал обратные операции.

– Теперь сама. Молодец, руки на месте. Дошли патрон. И в карман возьми про запас, патронов много не бывает. Всё, пошли на выход. Ардон!

Я вышла на яркий солнечный свет, увидела видавшую виды «Ниву», у дома напротив труп, похожий на груду тряпок – и голова опять закружилась.

Вцепившись в карабин, я огляделась, и стала между выходом и машиной, держа оружие наизготовку. Сергей в несколько приёмов перетаскал из магазина охапку ружей, груду коробок с патронами, загрузил их на заднее сиденье и сел за руль. На шее у него висел бинокль.

– Назад садись! – скомандовал он, открывая переднюю дверцу. Я забралась на заднее сиденье. Ардон вспрыгнул на «штурманское» место, и Сергей тронул машину.

– Слушай сюда. Сейчас съездим, осмотримся. Почему-то эти, двинутые, всё утро шли туда, – он махнул вправо, – к реке. Поедем, посмотрим. Я понял, что они бросаются на движущееся. Если затормозим прежде, чем нас увидят, то быстро привыкнут, что стоит тут какая-то дура, которой раньше не было. Понаблюдаем и уедем. Машину им не догнать. Окна я закрыл. Задача понятна?

– Так точно.

– Ты что, в армии служила?

– Нет, просто вырвалось. Умеешь построить.

– Кто на что учился… Всё, подъехали.

Набережная и берег реки были забиты людьми. Кто- то спускался к воде, пил, черпая горстью или опустив лицо в воду. Над набережной стоял нечленораздельный шум, словно гул пчелиного роя. Он проникал даже сквозь закрытые окна. Похоже, некоторые повторяют одно и то же слово, как тот «семьдесят третий», к которому мне удалось присоединиться.

Несколько магазинов, выходящих на набережную, были разгромлены. Повсюду валялись огрызки фруктов, куски хлеба, чего-то ещё… Среди мусора лежало несколько трупов. Их никто не убрал, даже не оттащил в сторону.

– Тьфу, блин… И гадят здесь же. Смотри, смотри!

Сергей сунул мне в руки бинокль, и окуляры приблизили всю эту фантасмагорию – так, что ужас ледяной лапой сдавил моё горло.

Стеклянная витрина фургончика со сладостями – и пожилая раскосмаченная женщина, бьющаяся об неё головой в попытке дотянуться до кремовых тортов. Стекло забрызгано кровью, кровь течёт с разбитого лба, капает на грудь, а она всё продолжает долбиться головой об стекло… Хочет разбить витрину, чтобы достать пирожные, или пытается вынести себе мозги? У них что – болевая чувствительность исчезла? Вот она пошатнулась и осела на асфальт, бредущий мимо парень в спортивном костюме наступил на её откинутую руку… Оба никак не отреагировали.

Спариваются в позе «догги-стайл» мужчина и женщина средних лет… Стоп, я подумала «спариваются»? Не трахаются, не занимаются любовью или сексом. Спариваются, ритмично ухая, на глазах равнодушной толпы – или стаи? Но в стае должна быть какая- то иерархия, а здесь аморфная масса.

Мужчина, видимо, причинил партнёрше боль – она взвизгнула и укусила его за руку. Он, не прекращая фрикций, свернул ей шею, подхватил за плечи и продолжил процесс, ухая всё громче и громче, не обращая внимания на то, что её голова безжизненно болтается.

Бинокль выпал у меня из руки. Сергей молча забрал его и приложил к глазам.

– Ты видел эту парочку справа? Он в зеленой майке…

– Видел.

Меня ненадолго вырубило. Когда я очнулась, женщина лежала на мостовой, белея задом из-под задранной юбки. А её убийца выходил из дверей магазина с батоном колбасы. Идущий навстречу парень попытался выхватить колбасу, получил сокрушительный удар в ухо, дал сдачи, и оба, вцепившись друг другу в глотку, упали на мостовую. Рыжая девочка лет десяти подхватила колбасу и кинулась прочь, двое подростков побежали следом…

– Слушай, поехали отсюда. Я больше не могу.

– Не нравится – не смотри. Нужно понять, с кем мы имеем дело. Ещё десять минут – и поедем. Ты заметила? Они всё прямо в штаны валят.

– Не заметила. Мне и так хватило.

Справившись с дурнотой, я продолжала смотреть в окно, не в силах отвязаться от мысли, что сплю и вижу кошмарный сон.

Парень с разорванным ртом, бредущий куда-то с половиной батона в руке.

Старуха, перемазанная кровью и шоколадным кремом.

Подросток в чёрной майке с дикарским удивлением рассматривает яркие коралловые бусы на шее тоненькой девушки, пытается их сорвать – она визжит и раздирает ему лицо ногтями…

«Нива» дёрнулась вперёд, и я вцепилась одной рукой в сиденье, не выпуская из другой карабин. Несколько «семьдесят третьих» побежали вслед, но быстро отстали. Мы остановились в нескольких кварталах от набережной, посреди площади и устроили военный совет.