Купец задумался.

— Их лица были закрыты повязками, и одеты они были в очень закрытые одеяния, как положено жрицам.

— Жаль, — покачал головой Тахир.

— Но, может быть, вам помогут сведенья об их руках? — оживился купец. — Как я говорил, они хотели пройти через город скрытно, — он захихикал. — И они заплатили местному мальчонке, чтобы он провел их через город. Он обратил внимание, что пальцы, которые держали монету, предназначавшуюся ему, они были покрыты искусной татуировкой. Надеюсь, эта информация была полезной господину?

— Спасибо, Зирьяб, ты можешь идти, — безразличным голосом ответил Тахир и снова повернулся к морю.

— Конечно, конечно, я был рад помочь, — купец чуть удивленно глянул на него и, повернувшись, двинулся обратно по дороге к городу.

Несмотря на внешнее спокойствие, Тахир весь горел изнутри.

— Хава и Хилини, это были они, приемные дочери. Значит, они все это время шли следом за ним и, скорее всего, видели все, что произошло, там, возле Источника. И они забрали Кальда. Теперь он уж точно доберется до них, конечно, не сразу. Сначала надо полностью подчинить себе Восточные земли, а потом уже плыть за ними. Теперь они уж точно никуда не денутся.

Тахир все-таки улыбнулся, смотря на море.

«Какой хороший день сегодня. Столько всего. Надо будет рассказать семье о том, что мне стало известно».

Он повернулся и спокойным шагом пошел к городу, смотря на огни, предвкушая, как он, наконец-то, свершит свою давнюю месть.

***

Устин вытер пот, стекавший ему на глаза и мешавший нормально видеть. Хоть он уже привык к пустыне и чувствовал себя нормально, его тело до сих пор относилось к этому по-другому. Он провел еще раз ладошкой по лицу и снова начал смотреть на простирающую перед ним крепость. Там закрепились те, кто давно уже на севере не признавал Семью и всячески преследовал и убивал всех лояльных к ним.

Умный военачальник, из бывших хозяев одной из провинций севера. Местные жители отличались от тех, кто жил в землях Хидри и в целом на юге. Семья и все, что было связано с ней, мало касалось их и поэтому они так жестоко пресекали все попытки связанные с переговорами.

И тогда Тахир отправил Устина найти и жестоко покарать всех, кто бы связан с этим. И вот, спустя долгое время, лазутчики обнаружили место, где находился оплот всех тех, кто устраивал все это во главе с лидером.

— Непросто будет взять ее, Шарус, — к Устину подошел один из его капитанов. — Большие стены из камня, железные ворота. Тот, кто ее строил, хорошо позаботился, чтобы никто не смог так просто ворваться в нее.

«Шарус», — так его называли люди на своем языке, это значило «свирепый».

С тех пор, как он решил остаться с Семьей, прошло уже не меньше полугода, и он полностью посвятил себя служению ей. Он провел множество времени в песках, находя и подавляя те очаги неповиновения, что возникали по всем землям пустыни.

Его ярость и праведный гнев ужасали и наоборот вызывали уважение среди местных. За ним шли, его слушали. Даже Джума — великий полководец Семьи, хвалил его. Однажды его позвал к себе Тахир и сказал, что их земли настолько расширились, потому теперь люди могут безбоязненно ходить по дорогам даже ночью. Никто не смел совершить преступление.

Все знали, что Семья всё видит. Но оставался север Восточных земель, и там было все сложно. Местные племена не хотели признавать Семью. У них было много солдат, они были сплочены. Тахир тогда поручил ему очень важное дело, очистить север от всех тех, кто был против Семьи. Дал ему армию в несколько сотен воинов. И вот он здесь, наблюдет за последним оплотом северных властителей.

— Мы не будем бить в лоб, Хасиф, — Устин наблюдал, как маленькие фигурки солдат на стенах крепости собрались посмотреть на тех, кто пришел к ним. — Наши лазутчики уже все посмотрели. Священным огнем, что дал нам Акиф, ночью мы сожжем эти каменные стены и войдем внутрь.

Он посмотрел на своего капитана и улыбнулся.

— Прикажи солдатам отдыхать. Выстави часовых на случай, если кто захочет выйти оттуда. Но я не думаю, что они осмелятся. Ночью мы убьем их всех, — договорив, он повернулся спиной к крепости, и пошел к лагерю, что располагался чуть дальше, даже не скрываясь.

Позже ночью Устин стоял отдохнувший и полный сил на пригорке, наблюдая как солдаты тихо пробираются между дюнами из песка, неся с собой то, что им предоставил Акиф. Черный порошок, который, как он сказал, заставит исчезнуть всякие стены. Они ни разу не пользовались им за все время, что им пришлось провести, всегда все решал меч. Один из шаманов, шедший с ними был, обучен, как пользоваться «священным огнем». Он заранее все подготовил, и теперь пришло время его применить.

Ночь была темной, не было видно ни луны, ни звезд. Только далекий свет от факелов на стенах крепости, вот и все, что было. Устин поежился от холода, он все так не мог привыкнуть к резкой смене температур в пустыне.

Подошел Хасиф и, встав рядом, сказал:

— Садин сказал, что все готово к проведению обряда. Он ждет, когда наши воины вернуться, и тогда начнет.

Устин кивнул головой в подтверждении.

— Наши воины готовы?

— Да, Шарус. Со стороны, кажется, что в лагере все спят, но воины полны сил и держат оружие наготове, все только ждут сигнала.

— Это очень хорошо, — он снова повернулся в сторону крепости. — Смотри! — он показал пальцем на несколько темных фигур, что искусно прячась, двигались в их сторону. — Можешь подавать сигнал шаману. Их не заметили и стража крепости ничего не подозревает.

Капитан повернулся в сторону стоящего лагеря и тихо свистнул, в ответ раздался такой же тихий свист. Положив руку на рукоять своей сабли, он встал рядом с Устином, смотря, как солдаты, что заложили «священный огонь», подходят все ближе.

Со стороны лагеря послышалось тихое пение. Шаман начал обряд. Странно и непривычно было слышать песню посреди ночи в абсолютно темном и тихом лагере, казалось, что он взывает к кому-то или чему-то.

Стоявшие внутри палаток солдаты, молча слушали, и их лица покрывались холодным потом. И в один момент все почувствовали, как будто поток горячего воздуха пришел из глубины пустыни, пролетел сквозь них и понесся в сторону крепости. И раздался взрыв.

Грохот от него был слышен далеко, а разлетающиеся камни начали падать буквально рядом со стоявшим лагерем. Стена, под которую положили «священный огонь», просто исчезла, и вместе с ней рухнули наполовину ворота. Вдобавок, возле ворот, скорее всего, был склад с запасами горючей жидкости для котлов, что должны были поливать атакующих сверху, и теперь все это разлетелось по всему внутреннему двору. Жуткие крики горящих и погребённых под развалинами людей, были слышны даже там, где стоял Устин.

Хасив стоял рядом с ним, его лицо выражало ужас от того, что он видел сейчас. Он что-то шептал на своем языке, смотря, как только что стоявшая незыблемая крепость, превратилась в груду развалин буквально за несколько минут.

— Хасиф, Хасиф! — молодой командир отвел взгляд от всего, что там происходило, и посмотрел на Устина. — Слушаю, Шарус.

Он стоял, смотря на него, и взгляд его был полон спокойствия в отличие от Хасива,

— Возглавь атаку, — сказал он. — Идите и убейте оставшихся в живых. Всех.

Хасиф тряхнул головой, взгляд его прояснился и наполнился яростью и жаждой боя. Он вытащил свою саблю и, обернувшись к лагерю, прокричал на своем языке. В ответ раздался яростный рев готовых к бою воинов. Солдаты ринулись в сторону горящих развалин, во главе молодого капитана, оставив стоящего Устина смотреть, как умирают последние защитники крепости.

Уже позже, он сидел возле палатки, наблюдая за огнем, что горел в его костре. Он глянул в сторону подошедшего Хасифа.

— Все мертвы, Шарус, — доложил он. — Вождь их достойно сражался, но я убил его, лишив головы перед его же оставшимся солдатами. Теперь север наш и мы вернемся с победой, домой в Анджун.