– Понял. – Водитель послушно махнул головой и принялся дальше крутить баранку.

– А завтра ждём тебя на обед. Мать будет рада. – Предупредил отец.

Вот и распланированы выходные, усмехнулся про себя Рус. Он мог, конечно, воспротивиться. Только какой в этом смысл? Отец – глава семьи, мама соскучилась по нему, Русу, все-таки они прилично отсутствовали в городе. Да и вообще, это – семья. И это – самое главное.

Дома Рус принял душ, разобрал вещи, кинул их в стирку. У него была помощница, но вещи Рустем предпочитал стирать сам. А вот уборку делегировал. Два раза в неделю к нему приходила та же женщина, что убирала в их загородном доме.

Иногда в его апартаменты с дизайнерским ремонтом в стиле брутального минимализма врывалась мама и принималась готовить для Руса. Он смеялся и ласково, благодарно целовал её в висок. Потом приходилось раздавать еду или звать Дато, который обожал стряпню матери, но отказать в "набегах" на свою холостяцкую квартиру Рустем ей не мог.

К условленному часу он был готов. Сегодня Рус был без авто, а потому вызвал такси. Деловой костюм сменился на поло белого цвета и джинсы. Надо будет сходить в барбершоп, подумал Рус, рассматривая себя в зеркало. Тонкая ткань поло отлично облегала рельеф мышц, а белый цвет выгодно подчёркивал смуглую, словно с загаром кожу. Южное солнце Родины напитало его кожу ровно, оно плескалось даже в его темно-янтарных глазах. Рустем знал, что нравится женщинам, но не был нарциссом, не привык любоваться собой. Немного парфюма, ключи, бумажник из хорошей кожи и смартфон последней модели в карман. Пиджак модного кроя на случай, если будет холодно. Вот и весь образ. Подмигнул сам себе и вышел из квартиры. Такси уже подъехало к подъезду.

***

Лелька выплыла из комнаты в своём чудо платье. До этого она час просидела на стареньком топчане, пытаясь нанести мало-мальски яркий макияж. Удавалось плохо – рука была не слишком набита, стрелки выходили кривыми, а тени осыпались. Идеальный смокиайз, который Лелька нарисовала в своей голове рождался в муках. А потому она психовала и злилась. Даже закрыться на щеколду пришлось, чтобы ни мама, ни Танька, пришедшая к ним на субботнюю ночёвку, не издевались и не говорили под руку. Можно было дождаться Катьку, но это несло риск быть размалеванной аки индеец, вышедший на тропу войны, а вот этого Лельке не хотелось точно. И потому она пыхтела, чертыхалась и красилась, медленно, но верно приближаясь к образу из головы. В итоге растушевка теней-таки удалась и Лелька, довольная как слон, облачилась в новое платье.

Она покрутилась перед зеркалом и только потом заметила, что из кухни на неё воззрилась маман, а Танька, выглянув из соседней комнаты, замерла, открыв рот. Тот случай, когда говорят: челюсть уронила. Внутренняя Лелька в ней ликовала – все-таки не зря она жевала шпинат и сельдерей.

– Бог мой! Куда собралась-то, Ольк? – Спросила изумленная мама.

– В клуб! – С гордостью даже ответила её младшая дочь, только что испытав чувство сродни триумфу. – Ну, как вам?

Мама одобрительно кивнула и чуть ли не слезу смахнула:

– Прелесть, доча!

– Только не пей много, а то унесёт, ты ж вечно голодная бродишь. – Предостерегла сестрица.

Лелька хмыкнула. Танька, как всегда, в своем репертуаре.

В дверь позвонили, и Лелька поспешила открыть. Это на 99,9 % была Катюня.

Через секунду в их тихой квартире словно поселился ураган. Летел себе мимо через юг столицы и вдруг решил заглянуть в отдельно взятую квартиру на шестом этаже. Ураган этот звался Катька. Там, где она появлялась, сразу становилось шумно и суетно.

Катька успела поохать, поржать, расцеловать маму и Таньку и даже щёлкнуть по носу Вадьку, который выглянул из комнаты, встревоженный гвалтом.

Ещё через десять минут в прихожей разразился нешуточный спор. Каждый считал, что Лельке надо изменить причёску. На этом общая мысль разделялась на множество мелких и разных, иногда даже противоположных мнений. Так, Лелька считала, что можно пойти с традиционной и любимой ею косой, мама предлагала сделать кудри, а Танька тыкала в какой-то старый журнал мод, где на картинке была изображена дама с высоким хвостом, уложенным вокруг себя этакой шапочкой, гулькой. Что-то из шестидесятых, а по-простому – древнее и не очень актуальное. Катька пошла ещё дальше и предложила высокий хвост на затылке, но непременно с накрученными в нём прядями. У Ольки закружилась голова.

– Тише! – Рявкнула она и в прихожей вдруг все смолкло. Все спорщики уставились на неё в едином порыве. Доказывая, кто из них предложил лучшую причёску, они и забыли, что вообще-то волосы Олькины и только ей решать, что с ними сделать.

– Я сделаю хвост, но накручиваться не буду. – Решилась, наконец, девушка.

Времени завивать кудри катастрофически не осталось. Махнув рукой, мама скрылась на кухне. И вовремя, оттуда как раз потянуло несколько пережаренными котлетами.

Катька поджала губы, выражая пренебрежение. Правда, ненадолго. Дуться длительное время она была не в силах.

– Делай уже и пойдём, а то время поджимает. И чего так бледно накрасилась? – Перескочила подруга на новую тему.

– Отстань, Кать, нормально я накрасилась. Не попугай же я, как… – Лелька вовремя захлопнула рот. И хорошо, что Катька, увлечённо рассматривающая себя в зеркале, даже не заметила Олькиных слов.

Из зеркала Ивановых в прихожую смотрела долговязая и вертлявая, но довольно смазливая на мордашку девушка. Если бы ещё Катька одевалась, подчёркивая свои достоинства, а они у неё несомненно были, то вообще бы слыла красоткой. Тонкий и длинноватый, но зато ровный носик, слегка прищуренные в силу небольшой близорукости глаза, тонкие губы. Волосы Катька стригла, оставляя удлиненное каре. А вот с цветом экспериментировала нещадно. За все время их дружбы Лелька видела подругу со всеми цветами радуги на голове, даже с синими и розовыми волосами. На данный момент Катька предпочла быть блондинкой, так как вычитала, что мужчины в первую очередь обращают внимание именно на этот цвет волос. Теория не сработала, но пока Катьке не надоело, и она была светленькой.

Облегченно выдохнув, что Катька не обратила внимание на ее слова, Лелька принялась собирать хвост на затылке.

В конце концов через полчаса подруги, заливисто хохоча, вывалились из подъезда и уселись в жёлтую машину такси, которая понесла их сквозь московские пробки в самое сердце столицы – в центр, в пафосный клуб на Патриарших прудах.

Народу у клуба собралось довольно много. Люди курсировали туда и обратно, собирались группками недалеко от крылечка, которое вело внутрь старинного особняка, переделанного в танцевальное заведение. От старинного дома остался лишь фасад и это показалось Лельке грустным. Этакая проделка, а внутри полностью новое на месте навсегда утраченной эпохи. А ведь, эти стены помнят своих прежних хозяев, которые любили играть в карты в гостиной, принимать гостей или сидеть у окна и любоваться зелёным палисадником перед двухэтажным домом.

Катька толкнула Лельку в бок, отчего та подпрыгнула.

– Давай, пойдём, чего встала.

И Лелька вдруг осознала себя перед ступенями, ведущими в клуб, а не на старой московской улочке позапрошлого века. Вот правду о ней мама говорит: фантазерка и мечтательница. Вздохнув, Лелька поковыляла за ушедшей чуть вперёд подругой. Идти было сложно, на Лельке были огромные шпильки-лодочки телесного, то есть нюдового цвета, в которых удобно было только стоять. Последний раз Лелька их надевала на вручение диплома в универе и потому жутко отвыкла. Лелька про себя выругалась: хотела же надеть белые кеды, но Катька сказала, что допустит это только через свой труп. Лелька сжалилась над подружкой и пошла у той на поводу, о чем сейчас очень жалела. Но ничего не изменить, а потому очень осторожно ступала в своих туфлях по булыжной мостовой и тротуарной плитке. Внутри народу было ещё больше, несмотря на то, что клуб только-только открылся.