Вдвоём они отвели мальчика к Чжао Цзину. Тут же сбежались люди, и взволнованный глава Чжао засыпал Чжан Чэнлина примерно сотней вопросов. По беспристрастному наблюдению Вэнь Кэсина, хитрый лис действительно беспокоился за сына покойного друга. Поэтому Вэнь Кэсин решил, что может незаметно удалиться. Он почти дошёл до двери, когда затылком почувствовал пристальный взгляд. 

Обернувшись, Вэнь Кэсин столкнулся с яростным блеском чьих-то глаз — так мог смотреть свирепый пёс, готовый вот-вот наброситься. Рядом с сердитым стариком в благоговении топтался Цао Вэйнин, значит, неприятной личностью был его шишу — никчёмный брат главы школы Цинфэн, известный старый склочник Мо Хуайкун.^[167]

Что-то сбивчиво объясняя учителю, Цао Вэйнин указал на своего нового друга, поэтому Мо Хуайкун и посмотрел на Вэнь Кэсина. От пронзительного взгляда обсидиановых глаз незнакомца по спине героя Мо пробежал неприятный холодок. Лицо этого человека показалось Мо Хуайкуну смутно знакомым, но он не мог сообразить, откуда. В безуспешных попытках освежить память он заметил, как губы Вэнь Кэсина изогнулись в кривой ухмылке. В тот момент Цао Вэйнин рассказывал о связи Вэнь Кэсина с другим мужчиной и глубине их взаимных чувств. Мо Хуайкун хмыкнул, подумав, что на самом деле в господине Вэне днём с огнём не отыщешь ни одной добродетели. Терпение Мо Хуайкуна внезапно иссякло, и он рявкнул на своего наивного шичжи:^[168]

— Когда уже ты заткнёшься?

Цао Вэйнин захлопнул рот, жалея, что не может его зашить.

- - - - -

Несколькими часами позже Чжоу Цзышу, наконец-то отыскав подходящую таверну и утолив голод, расслабленно потягивал вино, прислонившись к ограждению балкона. В это время какой-то человек подошёл к паре своих знакомых за соседним столом и шепнул им несколько слов. Те спешно расплатились и поднялись, не закончив обед. Чжоу Цзышу огляделся и с удивлением отметил, что таверна успела наполовину опустеть. Он придержал за руку одного из торопившихся к дверям посетителей:

— Что-то случилось?

— В поместье Гао изловили призрака и выставили на всеобщее обозрение! — объяснил тот.

Чжоу Цзышу сосредоточенно нахмурил лоб: Гао Чун поймал призрака, не выходя из дома? 

За довольно короткое время Чжоу Цзышу успел натолкнуться на двух выходцев с горы Фэнъя. Без сомнения, призраки собирались и дальше будоражить цзянху, но что означал сегодняшний поворот событий?

Призраками становились из отчаяния и страха понести наказание за совершённые злодеяния. Для таких потерянных душ гора Фэнъя была единственной возможностью задержаться в бренном мире. Пойти на смертельный риск и пробраться в поместье Гао Чуна, где в данный момент роились герои со всего цзянху — какой самоубийца решился бы на подобное? И зачем понадобилась такая срочность? 

Неужели Кристальная броня открывала путь к настолько чудесным секретам? Или, наоборот, тайна Брони была слишком ужасна? Поэтому Гао Чун провернул неуклюжий трюк и разыграл поимку призрака, чтобы отвлечь всеобщее внимание от неудобных вопросов? 

Чжоу Цзышу так погрузился в размышления, что столкнулся с кем-то на выходе из дверей. 

— Прошу прощения, — машинально пробормотал Чжоу Цзышу, прежде чем увидел, на кого по рассеянности налетел. Это был ученик Древнего Монаха с горы Чанмин. 

У поражённого Чжоу Цзышу мелькнула нелепая мысль: «Бессмертный проголодался?».

— Ничего страшного, — ответил ученик Монаха, оправив свою накидку. 

Чжоу Цзышу посчитал инцидент исчерпанным, и собрался восвояси, когда тот добавил: 

— Я слышал о тебе от мальчишки из школы Цинфэн. Это ведь ты сопровождал сироту Чжана в Тайху? Уверен, тебе известно, кто я. Меня зовут Е Байи.^[169]

В отличие от Гао Чуна, ученик Древнего Монаха не был приверженцем долгих задушевных бесед. На совете героев Е Байи открывал рот, только если к нему обращались напрямую. Поэтому Чжоу Цзышу недоумевал, почему этот отрешённый человек, будто бы всегда пребывающий в дурном расположении духа, вдруг начал беседу. Чжоу Цзышу ответил любезными банальностями, которые, впрочем, были категорически проигнорированы — с каменным лицом Е Байи продолжил говорить, что хотел:

— У тебя вялое дыхание. И движения затруднены. Ты неизлечимо болен, но незаметно, чтобы это тебя огорчало. Странное дело.

Чжоу Цзышу подумал, что жизнь отшельника на безлюдной горе ради достижения бессмертия заставила этого парня слегка одичать и забыть об элементарном такте. 

После некоторых раздумий Е Байи вновь обратился к нему:

— Как долго ты протянешь? Три года? Два?

Чжоу Цзышу не собирался обсуждать эту тему в дверях таверны с незнакомцем. Но ни кивок, ни покачивание головой не остановили бы неприятный допрос. Нацепив деревянную улыбку, Чжоу Цзышу попытался увильнуть:

— Проницательность Е-сюна достойна восхищения. Неудивительно…

Уловка могла сработать, если бы уши Е Байи не отсеивали любую праздную чепуху. Он бесцеремонно проигнорировал речь собеседника и нетерпеливо перебил:

— Даже бессмертные мастера не могут избежать пяти признаков угасания перед кончиной^[170] и терпят невыразимые страдания. Но ты беззаботно наслаждаешься земными удовольствиями. Кажется, времена изменились, и одна волна реки перегнала другую.^[171] С каких пор на Центральных равнинах появились такие необычные люди?

Договаривая последнюю фразу, ученик Древнего Монаха отвернулся и направился прочь. Про вежливое прощание он и не вспомнил, но, отойдя на добрый десяток шагов, вдруг остановился и крикнул через плечо:

— Если будет нечем себя занять, можешь как-нибудь угостить меня выпивкой, возражать не буду!

Последнее предложение Е Байи произнёс таким тоном, словно оказал великую честь. Чжоу Цзышу так и не нашёлся с ответом. 

- - - - -

Зеваки плотным потоком стекались к поместью Гао, чтобы поглазеть на жуткого призрака, и Чжоу Цзышу легко влился в толпу. 

Увы, смотреть было особенно не на что. Перед воротами поместья вооружённые до зубов стражники охраняли свирепого вида мужчину средних лет, связанного по рукам и ногам. Торс пленника был специально оголён, чтобы каждый желающий мог рассмотреть татуировку на пояснице: изображение маски призрака подтверждало «подлинность товара».

Чжоу Цзышу снова слишком глубоко погрузился в раздумья, поэтому вздрогнул от неожиданности, когда чья-то рука легла ему на плечо. Вэнь Кэсин появился из ниоткуда и очаровательно улыбнулся:

— Я искал тебя целую вечность! Где же ты прятался?

Вместо ответа Чжоу Цзышу указал на узника:

— Как думаешь, призрак настоящий?

— Хм? — Вэнь Кэсин глянул в указанном направлении и неодобрительно покачал головой. — После нанесения такой татуировки нельзя выбираться на солнечный свет и бродить среди обычных людей. Кто захочет подделывать подобное художество и создавать себе лишние проблемы? Разве что этот бедняга перешёл дорогу не тем людям, и его подставили в отместку, чтобы подвергнуть унизительной публичной казни.  

Речь Вэнь Кэсина прозвучала легкомысленно и небрежно, но смысл в ней был. Однако Чжоу Цзышу знал о татуировке кое-что ещё. Для нанесения этой несмываемой метки использовался пигмент из сока растения под названием «трава преисподней», которое встречалось только на горе Фэнъя. Кроме того, не каждый попавший в Долину удостаивался заветной татуировки. Точно так же, как душа умершего могла быть уничтожена вместо того, чтобы перевоплотиться или обратиться призраком, любой, кто искал убежища на горе Фэнъя, мог быть банально убит. В по-людоедски жестокой Долине только сильнейшие, те, кто умел достойно защищаться и побеждать, получали возможность остаться в призрачном братстве и нанести на тело «маску призрака». 

Пока Чжоу Цзышу рассматривал татуированного мужчину, прикидывая, мог ли тот пройти строгий отбор на горе Фэнъя, в толпе поднялся взволнованный ропот. От школы Хуашань поступило предложение сжечь негодяя заживо.