– Ты не против, если к нам в гости приедет Лера?

– Почему ты меня спрашиваешь? Это же твоя квартира.

– Ты тоже здесь живешь вообще-то, я должна с тобой советоваться.

Меня смущало, каким значением меня наделяет Энже, не смотря даже на то, что я в ее квартире на правах таракана.

– Я тут живу, как нахлебница.

– Тогда давай пропишем тебя, – ни тон, ни выражение лица не выражали сарказма.

– Нет, нет, – я ощутила, как вспыхнули мои щеки, – я не против, если Лера приедет.

– Прекрасно, – Энже похлопала в ладоши, как ребенок, которому мама разрешила пригласить друга на ночевку, – она приедет прямо перед моими выходными, вместе пойдем есть хого.

Мы с Лерой едва друг друга знали, но совместные выходные меня пугали не этим. Арина всегда выводила меня в общество, и до встречи с Энже я редко сама с кем-то встречалась, предпочитая проводить время с собой. Хотя я росла как полынь в поле – по-детдомовски самостоятельно, но с возрастом все переменилось, и к 23 годам я постоянно цеплялась за юбки сильных женщин. Сначала ходила утенком за Ариной, а после ее смерти увязалась за Энже.

Сон под нейролептиками, выписанными мне врачом, всегда отличался яркими, порой кошмарными образами. Конечно, в выборе между галлюцинациями на третий день без сна и таблетками, я выбирала последнее. Но, засыпая в тот вечер, я надеялась, что препараты вместо очередной катастрофы или массового убийства, подарят мне встречу с Ариной. Но нет. Под утро во время сигналов будильника мне снилось, что нажимая на экран телефона, заказы из нашего интернет магазина должны отгружаться и автоматически передаваться в службы доставки. Но раз за разом возникали ошибки, а все просроченные отправления мигали красным и сопровождались воем сирен, на которые, как на запах крови, шел Лорд Евгений. Все-таки массовое убийство.

Всю дорогу до работы меня не оставляли мысли об Арине. Впрочем, я терзалась ими всю неделю, но тем утром только и могла обдумывать причины, почему она мне не снится. Не рассчитывая на спиритические сеансы, сон казался мне единственным шансом увидеть ее еще раз. И все это размывало грани скептицизма, словно я убеждала себя в том, что, быть может, это еще не конец. Стараясь не дойти до стадии “Доска Уиджи купить в Москве”, я думала, во что мне верить и нужно ли верить вообще. До того, как на гипотетический “тот свет” уходит кто-то, кого трудно туда опустить, в загробную жизнь не верить весьма просто. Теорий множество, а узнать правду можно лишь одним путем. Если придерживаться того, что написано в первых ссылках по поиску, она не снится мне, чтобы не беспокоить. Исходя из последнего, еще обиднее, ведь других она тревожить не боится.

Мимо меня, едва держась на ногах, прошел мужчина в куртке, измазанной краской или мелом. Он достиг середины вагона, где располагаются по обе стороны выходы, а в центре вертикальный поручень. Как профессиональная стриптизерша он коряво ухватился за импровизированный шест, и, задержавшись на долю секунды под углом в 45 градусов, упал лицом вниз. Я ощутила фантомную боль в переносице. Пассажиры забеспокоились, но пострадавший вскоре пришел в себя, поднялся, утерся рукавом и, что-то бормоча, продолжил свой путь более бодрой походкой, будто падение подействовало на него отрезвляюще. Ранним утром на втором московском диаметре такие картины не редкость: бездомные и алкоголики, – или бездомные алкоголики, – часто в холодное время года садятся в вагоны и ездят от Подольска до Нахабино и обратно. И они живут, бесцельно страдают, чтобы однажды умереть, замерзнув зимой или попав под колеса очередной электрички. Зачем? Если Бог есть, для чего он забирает тех, кто мог бы еще что-то сделать для созданного им мира, но оставляет страдать, таких, как они или я? Если бы была возможность отдать свою никчемную жизнь взамен на ее, то я бы не колебалась ни секунды. А не оттого ли, что моя жизнь ничего не стоит, он забрал Аринину – более ценную?

Я перешла уже на десятую страницу в поисковике, когда от недостатка точных по определению запросов, увидела сайт, который меня заинтересовал:

“Что видит человек перед смертью и почему?”

Статья начиналась с пресловутого света в конце тоннеля, но ниже говорилось и о других видениях, о которых рассказывали люди, побывавшие в состоянии клинической смерти. Но все версии, как отметил автор, разнились зачастую из-за среды и веры. Так христиане видели Иисуса, кришнаиты Кришну, а буддисты Будду. Одни испытывали умиротворение и спокойствие, а другие – страх и безысходность. Мужчина, которого назвали господином А., подробно описал, что происходило после остановки сердца: он слышал крик врача “разряд!”, а, открыв глаза, увидел женщину на потолке, которая манила его рукой. Некоторые, кто запомнил реанимационные действия, говорили, что будто наблюдали все со стороны – себя на кровати или каталке и докторов вокруг них. Лучшими предсмертными видениями, как мне показалось, были образы родных, с которыми встречались умирающие, и лучшие воспоминания из жизни, что называют “вся жизнь пронеслась перед глазами”.

Я бы хотела на смертном одре увидеть Арину. Даже если за этим последует тьма, в которой я растворюсь, потому что ничего после смерти нет, это стало бы лучшим концом. Логичным завершением. А что видела перед смертью Арина? Что происходило в те часы после аварии, когда ее доставали из машины, везли в больницу и реанимировали. Ведь я даже не знаю, приходила ли она в сознание. Надеюсь, что нет. Елисей, – водитель, – развернул машину пассажирским сиденьем к фуре за мгновение до удара, и я думаю, что нарочно. Арина лишилась обеих ног и одной руки, а он выжил – я знала это из новостей. После того дня мы больше не виделись, а на похороны он, конечно, не пришел.

Я эгоистично надеялась, что пока врачи боролись за ее жизнь, она видела меня.

– Волоколамская.

Мне пришлось прорываться через поток входящих пассажиров, чтобы выйти. Большие красные цифровые часы над входом в метро показывали 6 часов 57 минут, шел мелкий, рассеянный порывами ветра, дождь. Я остановилась у лавочек покурить, пропуская, казалось, бесконечный поток людей от МЦД к подземке.

Интересно, – думала я, – они спешат на работу, потому что любят ее или, как я, чтобы не создавать лишнего повода для скандала?

В нашем офисе уже горел свет, я ожидала, что там только Марина, но неожиданно увидела за своим столом Кристину.

– Ты чего в такую рань тут делаешь?

– У меня машина сломалась, поэтому мой подвез, а ему на работу раньше, чем мне.

Внутри я ощутила подкатывающую к горлу тошноту на слове “мой” – Кристина особенно мерзко говорила о своем мужике, называя его глупыми прозвищами “пупсеночек”, “пупсешонок”, “малышочек” и “перчик” – к чему отсылало последнее, я не хочу знать. В ее семье и окружении так принято, потому как себя, трехлетнего племянника и младших братьев и сестер она звала “малыми” и “малыхами”. А меня…

– Акылайка, – обратилась она моим ненавистным уменьшительно-ласкательно-унизительным именем, – ты чего такая грустная в последнее время?

“Да так, лучшая подруга рассыпалась” – подумала я, но ответила:

– Да так, задобало это все.

– Не из-за того, что я туплю? А то я думаю, что уже задолбала тебя своими тупыми вопросами.

“И это тоже” – мысленно ответила я.

– Да нет, я не придаю тебе такого значения.