Господь, и только Господь, отдает приказы бледному коню Апокалипсиса.

В мировой истории не раз возникали религиозные учения, в основе которых лежит дуализм, утверждающий, что есть две равные и противоположные силы. Они могут носить разные имена: добро и зло, Бог и сатана, инь и ян. Силы эти враждебны друг другу, их борьба не прекращается и не прекратится никогда. Надеяться на то, что одна из сил одержит верх, не стоит, поскольку потенциал их одинаков. Наш мир обречен служить вечным полем боя. Мы – пешки в бесконечной шахматной партии.

Принципы дуализма противоречат христианскому пониманию мира. Его идеи идут вразрез с тем, что говорит Библия. Сатана несомненно противоположен, враждебен Богу, но ни в коем случае не равен Ему. Сатана – творение, Бог – Творец. Сатана – могуществен, Бог – Всемогущ. Сатана – умен и коварен, Бог – Всеведущ. Сатана не может быть повсюду, Бог – Вездесущ. Сатана – конечен, Бог – Бесконечен. Таким противопоставлениям нет числа. Из Писания мы ясно видим, что сатана не может обладать равной с Богом силой.

Люди не обречены на вечный безнадежный конфликт. Писание свидетельствует нам о победе – полной, окончательной, абсолютной победе. Не наша участь предрешена, но участь сатаны. Его сила попрана Христом, Который есть Альфа и Омега.

Страдая, даже умирая, мы должны видеть стоящего над всем, распятого и воскресшего Господа. Он разгромил врага жизни. Он одолел смерть. Мы с покорностью должны будем выслушать Его последний призыв и умереть, зная, что благодаря Христу смерть не оборвет наше существование. Смерть будет означать переход в Новую Жизнь.

Не надо думать, что Бог всегда желает исцеления. Если бы это было так, слишком часто замыслы Его рушились бы. Он не исцелил Стефана от ран, нанесенных камнями. Он не пожелал исцелить Моисея, Иосифа, Давида, Павла, Августина, Лютера, Кальвина. Все они умерли в вере.

Чтобы быть точным, скажу, что настоящее, окончательное исцеление наступает только через смерть и после смерти. Иисус чудесно исцелился от ран распятия, но лишь после того, как умер.

Проповедники возразят, что Христос, искупив нас, принес нам исцеление. Безусловно. Но Он и взял на крест все наши грехи, тем не менее мы продолжаем грешить. Точно так же мы продолжаем болеть. Распятие принесло нам исцеление, мы чувствуем это уже сейчас, при жизни. Но полное исцеление и от греха, и от болезни наступит лишь на небесах. А в этом мире, в назначенное время, мы умрем.

Конечно, и в этой жизни мы молим Господа об исцелении и оно дается нам. Однако исцеление это временно. Иисус воскресил Лазаря; но после Лазарь все же умер. Иисус исцелил слепого и глухого; но каждый исцеленный Им в конце концов умер. Смерть их не была победой сатаны – они умерли, потому что Иисус призвал их к Себе.

Когда Бог зовет нас к Себе, это всегда священный зов. Призвание умереть – священное призвание. Это один из самых важных уроков, которые должен усвоить христианин. Когда мы услышим этот призыв, он может внушить нам злобу, горечь, ужас. Но если смерть для нас будет зовом Божьим, а не угрозой сатаны, нам гораздо легче будет справиться.

Я никогда не забуду последние слова моего отца. Мы сидели с ним на диване в гостиной. К тому времени он уже перенес три удара, лицо его было наполовину парализовано. Левый глаз и уголок рта, которых он не чувствовал, беспрерывно подрагивали. Он говорил невнятно, и я с трудом разбирал слова, но смысл их был предельно ясен. Он произнес: «Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил».

Это было последнее, что он сказал мне. Несколько часов спустя с ним случилось четвертое кровоизлияние в мозг. Когда я прибежал, он лежал на полу. Струйка крови сочилась из уголка рта, он был без сознания. Он умер на следующий день, к счастью, не приходя в себя.

Его последние слова были полны мужества, мои же последние слова ему – малодушны. Я противился, не хотел верить в его предчувствие. Я был резок: «Не говори так, папа».

Много раз мне случалось говорить то, о чем я после очень жалел, но стыд, с которым я вспоминаю эти свои слова, не сравнится ни с чем. Однако вернуть их также невозможно, как остановить стрелу, сорвавшуюся с тетивы.

Мои слова прозвучали упреком. Я отказал ему в праве на последнее свидетельство. А он знал, что умирает. Я отказался принять то, что он уже смиренно принял.

Мне было семнадцать, и я ничего не знал о смерти. Для нашей семьи это было сложное время. Отец медленно умирал. Он болел уже три года, но я никогда не слышал ни жалоб, ни протестов. День за днем, неделя за неделей, год за годом он сидел в своем кресле, и, вооружившись лупой, читал Библию. Но слеп был я, я не замечал, насколько он измучен заботами. Он не мог работать, а пособия по нетрудоспособности не получал. Он ждал смерти и видел, как остатки его сбережений утекают вместе с остатками жизни.

Я злился на Бога. Отец не винил никого. Последние дни он прожил верный своему призванию. Это был подвиг. Подвиг добрый, без горечи, без жалости к себе, без озлобленности. Мне это было незнакомо.

Мой отец «совершил течение». Он закончил путь, на который Бог призвал его. Он следовал по нему, пока не ослабели ноги. Но и тогда он не сдавался. Я же свой путь еще и не начал. Когда отец уже не мог ходить, он по-прежнему ужинал с нами. Я помогал ему спускаться к столу. Это превратилось в ритуал. Вечерами я приходил в его комнату, где он неизменно сидел в своем кресле. Я становился спиной к нему и приседал, чтобы ему удобнее было обхватить руками мою шею, затем, придерживая его запястья, на манер пожарника распрямлялся и переносил его в столовую. Он прошел свой путь, и мое единственное утешение, что на финишной прямой я был с ним, помогал ему.

В тот день, когда я нашел его без сознания, я все же смог уложить его в постель, где он и умер. Он не мог держаться за мою шею, помогая мне. Но я справился и один. Мне было очень тяжело и страшно перетаскивать его. Но мысль, что он умрет на полу, была невыносима.

Когда отец умер, я не был христианином. Я не знал и не понимал, что значит верить. Когда он сказал: «Веру сохранил», я толком и не понял, о чем он, да и не задумывался над его словами. Я и представления не имел, что он цитирует последнее послание Апостола Павла своему возлюбленному ученику Тимофею. Его красноречивое свидетельство не привлекло моего внимания тогда – но не сейчас. Сейчас я понимаю всю его глубину и хочу быть таким же стойким. Я хочу пройти мой путь, как он прошел свой. Мне не хочется, чтобы и на мою долю выпало столько же страданий, но я хочу сохранить веру, как сумел это он. Если я чему-то и научился у него, так это тому, как надо умирать.

События, которые я только что описал, оставили во мне неизгладимый след. Даже спустя много лет после того, как отец умер, мне снился один и тот же кошмарный сон, потрясающе яркий и реальный. Я видел отца, и невозможное становилось возможным. Он был жив! Но радость моя неизбежно сменялась отчаянием, потому что облик его был ужасен. Я видел беспомощного, парализованного калеку, который безнадежно умирал. Ни разу отец не приснился мне здоровым, полным жизни. Вновь и вновь я переживал его агонию.

Я просыпался в холодном поту, опустошенный. Лишь после того, как я начал изучать Писание, я открыл, что смертьне такая. Когда я постиг суть христианской веры, эти кошмары, наконец, прекратились.

Я был знаком с одной молодой девушкой. Смерть матери причинила ей много страданий, отчаяние не покидало ее. Потеряв мать, она стала болезненно неуравновешенной. Но вот, однажды вечером, она испытала глубокое духовное переживание. В одиночестве она размышляла над словами Писания, как вдруг, с необычайной силой ощутила присутствие Бога. Она молилась, и в ее голове сами собой возникли слова, очень яркие, словно кто-то настойчиво повторял ей: «Лесли! Смерть не такая!»

Слова эти как вспышкой озарили ее душу. Лесли была спасена. Отчаяние, болезненная подавленность покинули ее. Она увидела смерть совсем в другом свете.