После горячего обеда в тот день нам попались:

а) усатый миллениал на велосипеде (в палисаднике);

б) таджик с неправильно оформленным пропуском (у памятника);

в) владелец иномарки, у которой сработала сигнализация (вышел из дома без документов);

г) старушка с перекрестьем на груди лямок брезентового рюкзака (у «Пятерочки»).

У последней денег не было – старушка всё потратила на дешевую еду за плечами. Слегка пожурив, мы её отпустили, она сама предложила взять ватрушки, не надо, мы уважаем старость.

Вечером в отделении Лана занесла в специальный список на компьютере данные всех, кого мы сегодня повстречали. Ну, почти всех. Кот с азартом накинулся на ватрушки.

Первая неделя работы в полицейской дружине закончилалась на подъеме: за высокие показатели нас похвалили на общем сборе и выписали премию. Лана придумала брать с нарушителей дополнительную комиссию за то, что мы не будем вносить их в базу, и многие соглашались. К слову, эта работа оказалась весьма прибыльной: кроме зарплаты, которую здесь выплачивали еженедельно, в наших карманах осело около сорока тысяч от неучтенных граждан. Мы подсчитали, что в месяц на каждого из нас получится больше ста тысяч, и это вполне себе неплохая зарплата, можно даже побаловать кота патчем «Канин». Потом, свежий воздух, горячий обед, власть. Что еще надо?

Но мироздание разметало наши с Ланой планы в пух и прах. Если до среды нам худо-бедно удавалось выполнить план, то во вторую половину недели везти категорически перестало. Нарушители все сидели по домам, будто предупреждая друг друга по сарафанному радио. Те же, что осмеливались выползти, дисциплинированно предъявляли пропуска или находились строго не дальше 100 метров от своих домов.

Целыми днями мы с Ланой как потерянные бродили по опустевшему городку, лишь горячий обед добавлял настроения. Заподозрив, что нас вычислили, мы немного изменили маршрут, но это не помогало. В отчаянье мы пнули иномарку того мужчины, рассчитывая на повторную оплошность. Но мужчина видимо починил брелок, и спустя несколько секунд сигнализация без толку отключилась.

Мы прошлись вокруг дома, мальчик прогуливался с собакой под надзором матери с окна – тоже не вариант. Поэтому, когда в палисаднике нам на встречу вышла компания из трех парней без масок, мы воспряли духом. Увы, это оказался ещё один патруль: бодрые ребята, с одним из них Лана училась в школе. Рассказали, что по инсайдерским данным в ближайшее время ожидаются массовые народные беспорядки, и в полицейскую дружину открылся новый набор. Ну а что – зарплата, свежий воздух, горячие обеды…

Мы договорились разделить территорию, чтобы на случай волнений поддержать порядок максимально эффективно. Нам с Ланой достался «Сбер", палисадник и несколько домов (в том числе и тот, с сигнализацией), парни отжали себе памятник, школу и «Пятерочку». Все-таки предстоящие волнения вселяли некоторую надежду, и мы даже не сильно расстроились, что закончили вторую неделю без премии. Кот радостно накинулся на «Пурину».

На третьей неделе информация об ожидаемых волнениях всё больше тучнела. Синхронно яростней и зычней становился набор в полицейскую дружину: кроме робкого, терзаемого ветрами бумажного объявления от руки, о необходимости помочь полиции, зарплате и горячих обедах несколько раз в день объявляли по громкоговорителю. Вместе с «Не покидайте своих жилищ без особой необходимости» они составили прочную пару.

Теперь, возвращаясь на горячий обед в середине дня, мы встречали очередь из желающих присоединиться к полицейской дружине и в ней мелькали то и дело знакомые лица. Меня чуть не сшиб тот подвыпивший мужик из Сбербанка (теперь он был трезвый), а Лана клялась, что слышала крики старушки с рюкзаком о том, что она старый фронтовик и во времена Сталина ловила нарушителей пачками.

Совсем скоро нам пришлось потесниться: Сбер достался усатому миллениалу, а дома по слухам патрулировали таджики. Премию уже никто не видел в глаза, поговаривали, что скоро вместо горячего обеда будут выдавать скромный сухой паёк. Кот загребал в миске позавчерашний «Вискас».

Нам с Ланой это категорически не нравилось: нарушителей становилось всё меньше, конкурентов-дружинников наоборот, ходили слухи, что на днях за школой подрались две группы дружинников и кому-то разбили нос. И тогда Лане пришла в голову отличная идея: нужно предложить начальству штрафовать других дружинников за ненадлежащее поведение и непрофессионализм.

Блестящая идея и так вовремя, потому что на четвёртой неделе полицейскими стали вообще все.

Пока мы спали, в дом пробрались мучные жучки. Сперва они жили в банке, но потом разнаглелись, раздались в плечах и заварили себе ройбуш. Жучки легко осваивали человеческий труд, а из хобби они тяготели к резьбе на вышивание. Нас они не стеснялись, да и что мы – бледные, вялые после сна, разве им указ? Ты попытался было сделать замечание, но тут же под белы рученьки был выведен в сени. Мы писали в ООН, в WTF, в Санэпиднадзор, но без толку: у жучков везде были свои люди. И мы не придумали ничего лучшего, чем снова заснуть.

Когда ты выставил меня из своего настоящего, я знала, что делать.

Я составила список всех, кто был в твоем прошлом, как теперь и я. Десятки имён. Я встречалась с ними по очереди – прикинуть массу; выспрашивала про тебя – выяснить состояние памяти; и, строго соблюдая дозировку, капала им в напитки из стеклянного пузырька с надписью "Забвение".

Они забывали твой голос и черты, но главное, они не могли вспомнить свои чувства к тебе: капли растворяли твою для них важность.

От твоего прошлого не осталось и намёка, чего не скажешь о жидкости в пузырьке. В добром расположении духа я приступила к твоему настоящему.

Это было потрудней. Но не так сложно, как с будущим: стирать только наметившиеся связи, что так легко недооценить.

Ты не сдавался: тормошил, убеждал, доказывал. Ты не знал, что я предусмотрела все, впрочем, что за этим стою я, ты не знал тоже.

И вот он – день моего триумфа: ты с глазами на мокром месте сжимаешь меня в объятьях и говоришь, что рад! Да что там рад.. Счастлив! Ведь в твоей жизни есть я. Только и всего лишь я, но это прекрасно.

"Ты счастлив…" Я кручу пузырек в кармане.

"Ну, уж нет!"

Я открываю стекляшку и опрокидываю остатки жидкости на язык.

У капель кисловатый вкус.

Сначала нам даже было по пути. И одна остановка. Я равнодушно наблюдал, как исчез за поворотом мой дом и лишь пожалел, что не захватил с собой бутербродов. Но кто же мог знать! Нет, это был не гром с неба, не голос в голове, не дежа вю. Просто увидев на остановке эту девушку, я понял, что нужно следовать за ней.

Я прекрасно понимал, как это выглядит со стороны: парень с помятым лицом в шапке на глаза и замызганной куртке преследует стройную фигурку.. Черт, я ведь даже не видел её лицо. Почему мне нужно за ней идти, я не мог объяснить себе и сам. Для полноты картины не хватало только проблем с полицией. Я старался держаться подальше.

Противоположные чувства: мне хотелось, чтобы она повернулась, хотелось разглядеть ее лицо, но что-то внутри противилось этому, боялось что ли, будто предчувствие, что с поворотом головы все закончится. Вся эта ситуация была смутно знакома. То, что я должен был следовать за девушкой, что-то напоминало. Память дразнила: потрепанный переплет, что-то древне-греческое, арфа… Ну конечно, это был он – миф об Орфее и Эвридике – самый трогательный и щемящий. Аид обещал отпустить Эвридику, если Орфей всю дорогу назад не обернется. Всю дорогу до самого Стикса.

Я не знал, кто эта девушка, но был уверен, что она пришла за мной, чтобы вывести из мрака. Все думают, путь в царство мертвых лежит через смерть, но это не так. Люди в принципе рождаются мертвыми в этот мир, заготовками, которые только предстоит оживить. И сейчас, скользя за ней бесшумно, как тень, я понял, как это происходит: один бесстрашно кидается в ночь, забывает себя, жертвует всем, чтобы стать ориентиром для другого; в то время как второй так сильно сосредоточен на нем, так предан ему, что остальной мир сжимается до удаляющейся прочь спины.