Когда она подняла глаза на Карагача, он поднял рюмку и слегка поклонился, показывая, что пьет в ее честь. Она улыбнулась и подняла бокал в ответ. Улыбка ее была светлой, чистой, почти детской.

Оба сделали по глотку.

Она поставила бокал на стол рядом с небольшой коробочкой из ювелирного магазина. На тонком среднем пальце девушки красовалось кольцо.

Карагач показал на свой палец и изобразил восторг – «красивое кольцо».

Девушка скривила губы – «если вы так считаете».

К ее столику направлялся господин с недовольным лицом. Он не был ни молод, ни хорош собой. Его сальные волосы и красное лицо свидетельствовали о пристрастии к жирной пище. На вид ему было не больше сорока, но его уже начинала мучить подагра.

Девушка снова дернула плечиком, как бы предупреждая Семена, что их молчаливый разговор окончен. Карагач показал на нее, затем на него и развел руками: «Вы с этим? Как?»

Она не успела ответить, когда ее спутник занял свое место за столом, и его широкая спина перекрыла обзор и прервала общение. Карагач с сожалением вернулся к холодцу.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

В кожаной куртке с портупеей, как и полагается солидному представителю власти, Григорий Костанжогло прибыл на место преступления. Постовой у подъездной двери преградил ему путь и отодвинулся в сторону лишь после того, как Григорий показал ему значок сотрудника уголовного розыска.

Костанжогло поднялся на второй этаж и увидел высокого человека лет тридцати пяти, в полупальто, потертом пиджаке, галифе и сапогах. На его гладковыбритом лице лежала печать какого-то нескончаемого, почти детского любопытства. Когда он задавал вопрос, он смотрел на собеседника пытливым взглядом, как будто в его жизни не было ничего важнее, чем получить ответ.

Звали его Федор Шугарин, и в графе «место работы» у него значилось начальник опергруппы Московского управления уголовного розыска, или сокращенно МУУРа. Костанжогло застал его в тот момент, когда для Шугарина не было ничего важнее входной двери в квартиру.

– Федор Петрович, милицию вызвал дворник, – доложил он. – Видел троих, уехали на извозчике. Потом услышал шум из квартиры. Поднялся, а тут крики, слезы, валериановые капли. Хотел от потерпевших позвонить – у них есть телефон – да бандиты обрезали провод. Тогда он побежал на почту на Мясницкой и уже оттуда позвонил в угрозыск.

– Дверь, я тебе скажу, Григорий, хорошая. Можно даже сказать, основательная дверь. – Шугарин любовно провел пальцами по массивному дубу. – Такую плечом не вышибить, даже твоим.

– Не похоже, чтобы вышибали. – Костанжогло наклонился, чтобы рассмотреть. – Замок не тронут.

– Вот то-то и оно, что не тронут. Ладно, пойдем, посмотрим, что там Коля накопал.

В окружении дам и разносолов за столом сидел агент угрозыска Коля Евсеев. Он был вызывающе молод и непозволительно хорош собой. Дамы единодушно решили, что люди в потертых кожаных куртках и выцветших рубахах вряд ли поймут горечь потери меховой горжетки или перстня с рубином. А вот молодой человек в чесучовом пиджаке и кашне, да еще и в модных остроносых туфлях, знает цену хорошей вещи. Только непонятно, зачем человек с такими знаниями пошел работать в милицию.

Коля выслушивал пострадавших и старательно заносил в список украденное имущество.

– Граждане, не наседайте, – говорил Коля. – Всех перепишем, все учтем. Возьмите листы бумаги и изложите особые приметы ваших колечек и брошек. Если нарисуете, еще лучше будет.

– Вы хотите, чтобы мы в таком состоянии рисовали! – взвыла Вава. – Меня сейчас хватит удар. – Она закрыла глаза и начала тереть виски.

– Может быть, воды? – предложил Коля. – Вдруг поможет.

– Мне бы помогли мои кольца и брошь! – зыркнула на него Вава. – Теперь придется целую вечность ждать, пока муж купит что-либо приличное. Не дай бог целый год придется голой ходить.

– Голой в смысле без одежды? – уточнил Коля.

Вава посмотрела на него холодным взглядом, в котором удачно сочетались жалость и презрение. – В некоторых кругах, молодой человек, лучше остаться без одежды, чем без бриллиантов. Впрочем, вам этого не понять.

– Где уж мне. – Коля обезоруживающе улыбнулся и положил перед ней лист бумаги и карандаш. – Попробуйте все-таки набросать. Такая артистическая женщина как вы наверняка неплохо рисует.

– Вы мне льстите, – смягчилась Вава, но карандаш взяла. – Впрочем, учитель рисования в гимназии меня хвалил.

– Я так и подумал. Рядом с рисунком напишите название вещи, примерную стоимость, если помните, а также место приобретения. Нам так будет легче искать.

– Я понятия не имею, сколько это все стоит! Я женщина и такими вещами не интересуюсь.

– Спросите у мужа.

Вава хотела объяснить Коле, что не все драгоценности, которые носят женщины, приобретаются их мужьями, но он уже перешел к другим потерпевшим. Раздав листы бумаги и карандаши, он пошел навстречу коллегам.

– Что врут очевидцы? – спросил его Шугарин.

– Вон та, в цветастой шали, хозяйка Нина Туманова, – показал Коля. – Рядом с ней в жилете Владимир Туманов, ее муж. Праздновали его день рождения. Вошли трое с пистолетами. Один держал на пушке, двое собирали вещи. Особых примет нет. Среднего роста, возраста, телосложения – словом, мрак.

– Коля, не тяни, – оборвал его Шугарин. – У тебя веселые глаза, значит, ты знаешь, кого нам искать.

– Тот, что держал ствол, начал с фразы «всем сидеть т-тихо».

Шугарин и Костанжогло переглянулись и хором вынесли вердикт:

– Вася Тишинский.

– Люблю работать, когда знаешь, кого ищешь, – сказал Шугарин. – Где он нынче обитает?

– Говорят, он с дамой сердца поссорился и с её малины съехал, – ответил Коля. – Где его теперь искать?

– Слава богу, в Москве не одна малина. Ты позвони дежурному по городу, дай ориентировку на Тишинского. И еще, узнай, не прибыл ли нужный нам человек из Ростова. – Коля кивнул и вышел. – Гриша, ты возьми на контроль этот кружок рисования. – Он кивнул на сидевших за столом гостей. – Я пока потолкую с хозяевами.

Шугарин попросил Тумановых пройти в соседнюю комнату. Предназначенная для чаепитий на английский лад, с низким столиком, окруженным диваном и креслами, комната была последним писком столичной моды.

Для интерьера был приглашен остромодный художник, который обтянул все, до чего дотянулся, полоской. Картины на стенах являли собой единство темы, представленное в многообразии стилей. Здесь были лошади всех мастей: реалистические, романтические, кубические, аполлонийские, мусагетовские, бубно-валетовские и прочие. Художник наслаждался безудержной симфонией искусства. Хозяйке дома очень нравилось, что лошадки подходят по цвету к обоям.

Нина Туманова без сил упала на полосатые подушки дивана. Ее муж опустился на стул.

– Кто обычно открывает дверь? – спросил Шугарин.

– Даша, наша домработница, – ответила Туманова.

– Где она?

– Побежала вам звонить.

– Нам позвонил дворник.

Тумановы переглянулись, и Шугарин почувствовал напряжение.

– Тут, видите ли, деликатный момент, – взял на себя объяснение муж. – У Даши есть небольшие проблемы с документами.

– Насколько небольшие?

– Её ограбили бандиты в поезде, – зачастила Туманова. – Ударили по голове, отобрали все вещи и деньги. Вы представить себе не можете, что она пережила.

– Почему же не могу? Очень даже могу. Я каждый день общаюсь с людьми, у которых отбирают вещи и деньги.

– Она потом долго лечилась, – продолжил муж. – Это все ужасно.

– Я не понимаю, куда смотрит милиция, – продолжила Туманова с надрывом. – В поездах грабители, в трамваях карманники, а теперь и в собственной квартире не скрыться. Порядочному человеку нет покоя!

– Это все очень прискорбно, но к делу отношения не имеет, – Шугарин прервал ее монолог. – Значит, горничная, которая открыла дверь грабителям, скрылась, потому что у нее нет документов, так?

– Выходит, что так, – нехотя согласился Туманов.

– Как же вы наняли ее на работу? – продолжал допытываться Шугарин.