- Скорее этот упырь одолжил вам на день свою каюту - вы сели на пароход по билету, купленному им и вручённому вам...

   - Ничего подобного! Билет мне подарил... Майкрофт Холмс..., - вдруг лента моей памяти раскрутилась вспять, я вернулся в момент, обрёкший меня на этот злосчастный круиз: бледный незнакомец с тёмно-перламутровым пятном на щеке входит в мою комнату; в его руку трость с набалдашником в виде головы ибиса; я недоумеваю: "Кто вы?" - "Майкрофт Холмс". ...

   - Это был Дэдрэй? Он что, оборотень!?

   - Он потомственный гипнотизёр и экстрасенс.

   - Холмс мне ничего о нём не говорил... Наверное, просто не знал... А узнал бы - не поверил! ... Как именно Дэдрэй связан с Мориарти?

   - Ну, это такая старинная семейная дружба. Джей и я - мы вроде как внуки Джорджа Байрона, поэта...

   - Того самого!?

   - То есть это я - как бы, а Джей-то уж точно, а Дэдрэй называет себя последним гориотинцем. Вы, конечно, не знаете, кто это такие, хотя и читаете много романов. Ну, так вот, в двадцатые годы во Франции образовалась секта, очень немногочисленная - от силы десять душ - но очень могущественная... Как глупо звучит! как предисловие к "Феррагусу"!... В общем, небольшая группа людей доброй воли, редких талантов и своеобразных верований; дед дружил с их предводителями, а они почитали его тайновидцем и прорицателем...

   Я был настолько захвачен этим преданием, что целую ночь допрашивал Дарвела, а под утро, во сне уже начал писать книгу о героях романтической эпохи и их подвигах, но, проснувшись, с горечью признался себе, но этот труд мне не по силам - разве что я брошу всё: Холмса, медицину, Англию и посвящу оставшуюся жизнь... чему? Заламаншской легенде о колдунах и привидениях? Благородным предкам шарлатана и бандита Джорджа Дэдрэя? Это в то время, когда мой лучший друг в Лондоне разрывается между профессором Мориарти и коррупционером, изменником, маньяком Майкрофтом! Мне стало просто стыдно...

   Следующие десять дней мы плыли на юг. Нас, заложников, не морили в запертых каютах - мы могли гулять по палубам, любоваться морем и небом, поверять друг другу жалобы и страхи. Нас кормили трижды в день в том же ресторане. Еда была, правда, скромнее, зато музыканты играли с удвоенным вдохновением. Довольно скоро многие из нас свыклись с таким положением вещей, смирились с потерей драгоценностей и денег, но будущее тревожило по-прежнему - куда нас везут? "А куда нас могут везти? - спокойно и во всеуслышание сказал Дэниел Дарвел за общим ужином, - На Святую Елену, конечно". Хрустальная люстра нежно зазвенела от дружного облегчённого вздоха.

   На одиннадцатую ночь плавания нас, пленников, рассадили по шлюпкам и отвезли на пустынный каменистый берег. Лодки вернулись на "Эльбу", которая огласила тёмные воды и влажные скалы долгим гудком, после чего быстро пропала из виду.

   Дарвел взбежал на пригорок, включил фонарик и стал подавать какие-то сигналы. Не прошло и двадцати минут, как из темноты донёсся бодрый голос другого судна. Мы разглядели яхту с двумя мачтами и дымоходной трубой.

   Начинался рассвет.

   "Это ещё жизнь? - спросил себя Холмс, поднимая кверху и разглядывая ладони - обе раны заживились, - Таков Божий суд?"...

   Быстро освободившись от сонной слабости, он встал и поспешил в студию, где схватил со стены смычок, скрипку и начал играть, и играл, покуда не онемели руки и не заныла спина...

   Возвращая инструмент на место, Холмс увидел мистера Грея, улыбающегося у стены:

   - Вы настоящий виртуоз. Давайте как-нибудь дуэтом, в Ист-Энде.

   - Разве что инкогнито, а то ведь - сами понимаете... Где Мориарти?

   - Не знаю.

   - А что пишут?

   - Ничего.

   - ... Я бы сейчас что-нибудь съел... А потом... Мне давно пора это сделать - навестить брата.

   - В столовой накрывают только в определенные часы, но на кухне всегда есть чем подкрепиться. Пойдёмте.

   Они спустились в цокольный этаж и сразу попали в просторную комнату, хоть и с низким потолком. По стенам располагались печи, поваренные верстаки, рукомойники, харчевики и шкафы для посуды, а в центре стоял длинный стол, столь благородного вида, что за ним могла обедать графская семья. Всё было комильфо: белая скатерть, белые свечи в начищенных бронзовых шандалах, удобные мягкие стулья, немецкие, скорее всего. Под ногами и на стенах красовалась восточного типа мозаика из разноцветных камней: лазурита, алебастра, мрамора разных оттенков.

   - Садитесь, мистер Холмс, я сейчас чего-нибудь соображу.

   - Верхняя столовая выглядит нищенский в сравнении с этой! Верно, тут вы потчуете наиболее почётных гостей.

   - Скорее никак не могу отделаться от привычки к абсурдным прихотям. Пока нашёл только хлеб и абрикосовое повидло. А, ещё камамбер и... нет, это дрожжи.

   - Хлеба будет достаточно, особенно если найдётся глоток вина. Любого некрепкого. ...... Вот спасибо. .................. Скажите, мистер Грей, у вашего Эжена не было ли брата-близнеца?

   - Не помню, чтоб он рассказывал о своей семье. Правда, не иначе как братцем он называл Фрэнсиса, лакея. Бедняга рвал и метал... А что?

   - Я видел другого человека... С таким же лицом, но жестоким. И глаза... И ручной скорпион... Его яд, как это ни невероятно, меня и вылечил... Я никак не пойму, насколько они реальны - эти призраки. ... Если вдуматься,... незнания нет. Все знают всё, только им это ни к чему, а я...... Мне пора.

   У самого выхода на улицу Холмса догнал Мориарти: "Я с вами!". Он вновь сам позаботился о транспорте, а по дороге рассказывал сон об арбузном дожде, после которого Лондон было не узнать. Розовые ручейки стекали в Темзу, в которой воды не было видно от тысяч плывущих в ней зелёно-полосатых бомб - беднота, веселясь, вылавливала их и уплетала. На мосту стоял кэб. Извозчику проломило череп, его кровь вместе с арбузным соком капала вниз. А лошадь умиротворённо хрупала корками...