<p>
На кубке кровь...</p>
<p>
Роман</p>
<p>
Перевод с французского, английского и русского</p>
<p>
Часть первая.</p>
<p>
I</p>
Я проживал тогда в Швейцарии... Я был очень молод, очень самолюбив - и очень одинок. Мне жилось тяжело - и невесело. Ещё ничего не изведав, я уже скучал, унывал и злился. Всё на земле мне казалось ничтожным и пошлым, - и, как это часто случается с молодыми людьми, я с тайным злорадством лелеял мысль... о самоубийстве. "Докажу... отомщу..." - думалось мне... Но что доказать? За что мстить? Этого я сам не знал. Во мне просто кровь бродила, как вино в закупоренном сосуде... а мне казалось, что надо дать этому вину вылиться наружу и что пора разбить стесняющий сосуд... Байрон был моим идолом, Манфред - моим героем.
Однажды вечером я, как Манфред, решился отправиться туда, на темя гор, превыше ледников, далеко от людей, - туда, где нет даже растительной жизни, где громоздятся одни мёртвые скалы, где застывает всякий звук, где не слышен даже рёв водопадов!
Что я намерен был там делать... Быть может, покончить с собою?!
Я отправился...
Шёл я долго, сперва по дороге, потом по тропинке, всё выше поднимался... всё выше. Я уже давно миновал последние домики, последние деревья... Камни - одни камни кругом, - резким холодом дышит на меня близкий, но уже невидимый снег, - со всех сторон чёрными клубами надвигаются ночные тени.
Я остановился наконец.
Какая страшная тишина!
Это царство Смерти.
И я здесь один, один живой человек, со своим надменным горем, и отчаянием, и презрением... Живой, сознательный человек, ушедший от жизни и не желающий жить. Тайный ужас леденил меня - но я воображал себя великим!...
Манфред - да и полно!
- Один! Я один! - повторял я, - один лицом к лицу со смертью! Уж не пора ли? Да... пора. Прощай, ничтожный мир! Я отталкиваю тебя ногою!
И вдруг в этот самый миг долетел до меня странный, не сразу мной понятый, но живой... человеческий звук... Я вздрогнул, прислушался... звук повторился... Да это... это крик младенца, грудного ребёнка!... В этой пустынной, дикой выси, где всякая жизнь, казалось, давно и навсегда замерла, - крик младенца?!!
Изумление моё внезапно сменилось другим чувством, чувством задыхающейся радости... Я побежал стремглав, не разбирая дороги, прямо на этот крик, на этот слабый, жалкий - и спасительный крик!
Вскоре мелькнул передо мною трепетный огонёк. Я побежал ещё скорее - и через несколько мгновений увидел низкую хижину. Сложенные из камней, с придавленными плоскими крышами, такие хижины служат по целым неделям убежищам для альпийских пастухов.
Я толкнул полураскрытую дверь - и так и ворвался в хижину, словно смерть по пятам гналась за мною...
Прикорнув на скамейке, молодая женщина кормила грудью ребёнка... Пастух, вероятно её муж, сидел с ней рядом. Они оба уставились на меня... Но я ничего не мог промолвить... Я только улыбался и кивал головою...
Байрон, Манфред, мечты о самоубийстве, моя гордость и моё величие, куда вы все делись?...
О горячий крик человеческой, только что народившейся жизни, ты меня спас, ты меня вылечил!
Вдруг из тени, из угла, из-за очага вышел человек в крестьянской одежде, не старик ещё, но, назови он себя отцом одного из супругов, я поверил бы ему. Он присмотрелся ко мне в тревоге и пробормотал с поклоном:
- Покой тебе, ночной странник. Мы мирные люди, на Бога уповаем, никому не творим обид и дитя наше любим...
- Я знаю, - ответил я, - Позвольте мне побыть с вами до утра и ожить вполне, ведь я только вырвался из когтей безумия и гибели!
- Помилуй, - голос этого человека стал жалобным и робким, - Неужели ты поставишь между тобой и твоим врагом беззащитную женщину с младенцем?
- Не бойтесь! - воскликнул я, - Опасность миновала! Теперь я - один из!...
Лёгкая нежданная дрожь пробежала по моей спине. Что-то в моих собственных словах показалось мне странным, а взгляд и речи пастуха прямо устрашили меня.
- Я - один из вас, - принудил я себя сказать, - Живой... живой человек. Не гоните меня. Я так боюсь, что оно вернётся!...
Горло моё перехватили рыданья, я протягивал к людям руки, как увязший в трясину, но всё явней различал недоверие в их лицах.
- Прости, господин. Хочешь, останься в этом доме, но мы немедля уйдём. Или же я сейчас провожу тебя до одного постоялого двора. Он тут неподалёку. Там всегда много народу.