- У вас... доброе сердце... Немногие столь снисходительны...

   - Почему вы так серьёзны и говорите так, словно верите в эти сказки!?

   Он сделал досадливую гримасу, потом заставил себя улыбнуться:

   - Вам неплохо удаётся пародировать мою леди Анну, а я как ей, так и вам скажу: всё это сущая правда. В старину люди точно знали, что среди них рождаются и живут подобные им, но не равные, отличные тем, что смерть берёт их - и отпускает. После её посещения их время останавливается - они не стареют и могут жить тысячелетья. Вспомните, ещё в гомеровской поэме один герой - вроде бы убитый - остаётся нетленным. Из страха перед ноосферами или из зависти к ним люди изобрели особые, наверняка истребительные способы погребения и казни: сожжение и обезглавливание. Только так...

   - Только так и можно убить этих существ?

   - ... Да.

   - Кажется, это страшная тайна, - снова засмеялся я, - Обещаю никому её не разглашать!

   Бедный мой гений. Он, как все мы, боится смерти и тешит себя изощрёнными выдумками.

<p>

***</p>

   Представляете, мы стали говорить друг другу "ты" - по-итальянски и французски!

   Право, я не знаю, как обо всём этом рассказывать! Что может написать неделю назад невинная невесточка в своём дневничке по поводу брачных утех? У меня были догадки насчёт того, как это бывает, даже довольно различные, но перед тем, что вытворяет этот архиизвращенец, бессильны воображение и язык.

   "Язык вообще бессилен", - говорит разблистатльный автор самых красноречивых многоточий. Вон он, приводит в надлежащий инвалидный вид новую карту. Мы только что вернулись от живописца, написавшего мой нарядный портрет, а завтра отправляемся в Швейцарию. Здесь - цитирую: "камни и листья сделаны из мяса", перевожу: "слишком много соблазнов". Мы даже ссоримся из-за его девчонок. Не очень-то серьёзно. Просто мне жаль этих малюток. Джордж выслушивает мои нотации с францисканской кротостью. А вчера самую кульминацию моей проповеди прервал аплодисментами. Оказывается, я совершенно случайно сказал двустишье: "Ваше поведение едва ли угодит общественно морали".

<p>

***</p>

   "Ненавижу города! Зачем это всё - эти часы! Эти... копилки! Нет! Сегодня же ноги моей не будет здесь! Не одной!" - так сотрясал воздух Байрон первый же вечер в Берне.

   Благими намерениями выстелена дорога в Ад. Его необузданная щедрость затеял реверанс цивилизации: открыл счета в здешнем знаменитом банке на имена всех своих спутников, вложил в каждую ячейку по одинаковой сумме и спросил нас, довольны ли мы. Кокни чуть в землю ему не кланялись. Тридцать тысяч золотом! Они, наверное, и не знали, что бывают такие числа! Меня же всего трясло от негодования, и как только мы остались наедине с незадачливым благотворителем, я крикнул:

   - Спасибо! Спасибо вам от всей моей жалкой душонки! Наконец-то я узнал себе цену! Безвестному издателю я дороже, чем вам! Меня вы приравняли к быдлу, которому по сумасбродному капризу швыряете под ноги жемчуг!...

   - Кого вы назвали быдлом? Надеюсь, не тех добрых и честных людей, что не раз спасали мне жизнь?...

   - Тоже мне заслуга! Вы только и твердите, как она - жизнь - вам противна!...

   - Они предпочли возможность жить прилично скитанию со мной...

   - Опомнитесь! Мы оба знаем, что вы повытаскивали этих молодчиков чуть ли не из тюрем, и не было у них никогда никакой возможности жить по-человечески! Единственный, кто принёс вам жертвы - я!...

   - Так вы их принесли - за деньги?

   Я содрогнулся, увидев его злые глаза и, стиснув зубы, выслушал неприводимый укоризненный монолог, имеющий целью внушить мне, что последнюю неделю я лишь удовлетворял свои желания и вообще не способен к чему-то похожему на жертву.

   - А каких вам надо жертв?! Смерти моей что ли хотите?!!

   - Напротив, - отвечал милорд с улыбкой Моны Лизы, замыслившей детоубийство, - Жизнь ваша мне куда желанней.

   - Если вам дорога моя жизнь, сделайте её достойной. Это в ваших силах.

   - Итак, пятьдесят тысяч...

   - Ежемесячно!

   - ... Хорошо. Но только теперь - никаких вопросов и жалоб.

   - А если мне что-то не понравится?

   - Защищайтесь.

<p>

***</p>

   Возникла дилемма - что снимать: замок в горах или трёхэтажную виллу на берегу Женевского озера. Мне более по вкусу был бы замок: я побаиваюсь воды. Но его демократичность прибег к открытому голосованию, и стараниями отставных пиратов выбор пал на озеро.

   Вопреки традиции, милорд отправил всю свиту авангардом, а сам задержался под предлогом визита к некому Костюшко (в оригинале - Костяшко), герою борьбы за свободу Польши и Америки.

   - Отчего бы вам не взять с собой меня? - спросил я.

   - Во-первых, мне хочется побыть одному. Во-вторых, этот человек уже стар. Не стоит его беспокоить...

   - Пустяками типа меня! Понятно! Зато вас сей ветеран непременно будет счастлив видеть у своего одра!