Маловероятно, что пес мог выживать так долго. Даже дикие животные еле как держались в последние несколько лет.
Но может быть.
Это не повредит.
Я оставляю еду снаружи и иду внутрь, чтобы позавтракать с Трэвисом.
Он нашел в шкафчике кофе, так что утро очень доброе.
***
Большую часть утра я занимаюсь стиркой.
Мне приходится быть строгой с Трэвисом, чтобы он держал лодыжку приподнятой. Он хочет помогать мне, но в итоге уступает, когда я не сдаюсь.
Так что он лежит на диване, держа лед на лодыжке, пока я стираю одежду, полотенца, спальный мешок и одеяло — все это в весьма паршивом состоянии.
В доме нет обычной стиральной машины и сушилки, но есть старомодная стиральная машина с ручным устройством для отжима, а на улице натянута бельевая веревка для сушки. У меня уходит немало времени, чтобы перестирать все и развесить, но закончив, я довольна собой. Поскольку на улице тепло и нет дождя, вещи должны высохнуть до наступления темноты.
Мне жарко, я устала и слегка вспотела, когда иду внутрь, чтобы проведать Трэвиса.
Он все еще растянулся на диване, но хмуро смотрит на меня.
— Не ной, — говорю я ему. — Тебе надо дать лодыжке отдых.
— Я ни слова не сказал.
— У тебя само выражение лица ноет.
— Но ты делаешь всю работу, пока я лежу тут как тюфяк.
— Не так уж и много работы я сделала.
— Да, много. Посмотри на себя.
Я опускаю взгляд на свое тело. На мне футболка и пара шортов на завязке, оставшихся от мужчины-владельца дома, и они мне велики. Я знаю, что выгляжу нелепо, но я хотела постирать все, что подходит мне по размеру. Я заставила Трэвиса переодеться в вещи этого парня, чтобы постирать и его одежду тоже.
— В смысле — посмотри на себя?
— Ты вся ужарилась и устала. Я мог бы тебе помочь, — он все еще хмурится. Он реально в плохом настроении из-за того, что он вынужден лежать и не напрягать лодыжку.
— Я не нуждалась в помощи. Я в состоянии сделать кое-какую работу. И я предпочту, чтобы ты позаботился о заживлении своей травмы.
— Да все в порядке.
Я подхожу, убираю лед и смотрю на лодыжку. Она до сих пор опухла и выглядит отнюдь не симпатично.
— Тебе нужен ибупрофен?
Трэвис хмыкает.
Думаю, это хмыканье должно выражать отрицание, но я притворяюсь, будто это согласие, и приношу ему таблетки.
В погребе я нахожу смесь для кукурузного хлеба, к которой надо просто добавить воды, и пеку его, чтобы поесть с чили на ланч. Я копаюсь и нахожу несколько бутылок кока-колы. Теперь у нас есть лед, так что мы делим бутылочку на двоих, и ничто не может быть таким вкусным, как эта кола.
Я мою посуду после обеда и оборачиваюсь. Я проверяла примерно каждые полчаса, так что удивленно дергаюсь, когда вижу что-то у собачьей миски.
— Трэвис! — шиплю я. — Пес! Пес!
Трэвис сидел за столом и ворчал, что ему не дают помочь с уборкой, но тут вскакивает и подходит ко мне у окна.
Собака выглядит дворняжкой, но там как минимум отчасти примешана австралийская овчарка. Животное пугающе худое, с длинной спутанной шерстью. Оно жадно ест положенную мной еду, уминая ее в считанные мгновения.
— Где то вяленое мясо? — шепотом спрашиваю я, будто пес может услышать нас в доме. — Я хочу посмотреть, не удастся ли заманить его в дом.
— Он наверняка уже наполовину одичал. Может оказаться совсем не дружелюбным.
— Знаю, но хочу попробовать.
Трэвис уже протягивает мне кусочек своего вяленого мяса, которое он оставил на столе с остальными нашими съестными припасами. Я беру его и делаю шаг наружу.
— Привет, дружок, — говорю я самым милым своим голосом.
Пес вылизывал свою пустую миску, но дергается от моего появления и пятится с низким рычанием.
— Все хорошо, дружок. Мы тебя не обидим. У нас есть еще еда, если хочешь, — я отрываю маленький кусочек вяленого мяса и бросаю псу.
Животное подозрительно принюхивается, затем жадно заглатывает угощение.
— Видишь. Вкусняшка. Я дам еще, если подойдешь ближе, — я бросаю второй кусочек, на сей раз недалеко от себя.
Пес медленно подходит, не сводя с меня глаз. Затем резко бросается за мясом. Я кладу еще кусочек, этот буквально в тридцати сантиметрах от меня.
Он подходит и за ним.
Теперь я беру кусочек и протягиваю его в руке.
— Хочешь и это тоже? Можешь съесть. Мы правда хорошие. Мы будем хорошо с тобой обращаться.
Проходит минута, прежде чем пес решает, что еда стоит риска, но в итоге он подходит и берет пищу из моей руки.
Я глажу его по грязной голове, и он слегка виляет длинным хвостом.
— Хороший мальчик. Ты такой хороший мальчик. Ты отлично справился, выживая так долго.
Пес снова виляет хвостом — робкие, полные надежды движения, и это почти заставляет меня расплакаться.
Я отдаю ему остатки вяленого мяса, затем оглядываюсь и вижу, что Трэвис выходит с еще одним кусочком.
Пес пятится и рычит при виде Трэвиса, но в итоге возвращается за едой. Он позволяет Трэвису тоже погладить его.
— Бедняга, — бормочет Трэвис, почесывая пса за ушами. — Должно быть, тяжко тебе тут приходилось одному. Мне очень жаль, что твой хозяин умер.
— Как думаешь, он зайдет внутрь? — тихо спрашиваю я. — Я бы хотела немного помыть его и посмотреть, не надо ли обработать его порезы.
— Можно попробовать. Я видел внутри собачьи вещи, так что живший тут парень наверняка иногда заводил его в дом.
Следующий час мы возимся с псом, заводя его внутрь, давая ему еще одну миску еды и воды, затем по возможности моя его. Когда мы закончили, пес подходит к маленькому коврику перед печкой в гостиной и сворачивается клубочком, засыпая.
Я улыбаюсь как дура.
— Наверное, это его место, — говорю я. — Смотри, как он счастлив.
— Бедняга, — Трэвис прислоняется к стене, смотря на пса. — Ну, хотя бы у него будет пара дней с нами.
— Да, — я замечаю, как Трэвис приподнимает лодыжку, чтобы не переносить на нее вес. — Тебе лучше снова прилечь и дать отдых ноге. Я подогрею воду и приму душ, ибо что-то мне не очень хорошо.
Трэвис хмыкает и не сдвигается с места, так что я просто оставляю его и иду включить нагреватель воды в ванной, а затем прибираю вещи, разбросанные после возни с собакой.
Я нахожу еще одну мягкую рубашку, чтобы надеть после душа, потому что мои вещи еще сушатся на бечевке. Затем я закрываю дверь ванной, раздеваюсь и ступаю под душ.
Слегка горячая вода сегодня ощущается так же приятно, как и вчера. Я стою и позволяю струям бить по лицу и стекать по телу. Ранее я заплела волосы, так что я просто оставляю их в косах, позволяя намокнуть. Нет необходимости снова мыть волосы.
Я только начинаю намыливаться, когда ощущаю порыв холодного воздуха. Я слегка взвизгиваю, когда кто-то входит в душ вместе со мной.
Трэвис. Абсолютно голый и теперь такой же мокрый, как и я.
— Ты что делаешь? — спрашиваю я, и мой шок сменяется хихиканьем.
— Принимаю душ. Подумал, что ты используешь всю горячую воду, так что лучше поделиться, — его тон теплый и дразнящий, и мне нравится, как это звучит. Он редко бывает таким.
— И ты не подумал сначала спросить?
— Ты не хочешь делиться? — он забирает у меня из рук мыло. — Я могу очень хорошо тебя помыть.
Мы слегка боремся из-за мыла, а потом я сдаюсь.
— Не думаю, что у тебя на уме было мытье, когда ты забрался сюда.
— Почему ты так решила? — он намыливает мою грудь и живот.
Я опускаю руку и обхватываю его эрекцию обеими ладонями.
— Вот поэтому.
— Это просто из-за того, что ты голая.
— То есть, ты не хочешь еще раз заняться сексом?
— Ну, я бы не отказался. Но настаивать не буду, — в его голосе все еще слышится улыбка, а руки бродят всюду по моему телу.
Мне очень нравится, как это ощущается, но я испытываю скорее нежную привязанность, нежели спешку.
— Мы занимались сексом буквально несколько часов назад.