Ассасин вытаскивает длинный меч.

Я опускаюсь на колени, когда яд начинает действовать в полную силу. Мой клинок со звоном падает на землю. Меня охватывает холодный гнев, но я не могу пошевелиться. И пытаюсь потянуть за нити времени, но они ускользают из моего сознания.

Ах, так это и есть беспомощность. Вот каково это — быть нормальным.

Возможно, лучше просто уступить и позволить им забрать меня. Отравление «Темной тенью» в конце концов пройдет, и тогда я убью этого маленького высокомерного выскочку.

Они не должны найти Амали.

Я качаюсь вперед, вытягивая безвольные руки, чтобы предотвратить падение, и валюсь на землю. Достопочтенный подходит ко мне и присаживается на корточки рядом.

Теперь, когда я выведен из строя, он выглядит возмутительно расслабленным.

Воющий горный ветер хлещет вокруг нас, превращаясь в оглушительный рев на заднем плане.

— Так ты и есть печально известный Кайм. — Он убирает меч в ножны и отодвигает шарф с моего лица. — Хм. Что ж, описание подходит. Так ты действительно ненормальный, да? — Он достает веревку из сумки на поясе и скручивает мои руки под болезненным углом за спиной, быстро связывая запястья вместе. — Я знаю, что ты не можешь двигаться прямо сейчас, но не могу позволить себе рисковать. Твоя репутация опережает тебя, Анангу, хотя, учитывая, как легко я тебя одолел, задаюсь вопросом, действительно ли это заслуженно.

Я пристально смотрю на него, отказываясь отвечать на его насмешку. Подожди, пока этот яд выветрится, ублюдок. Тогда ты действительно поймешь, на что я способен.

Моя рука с мечом дергается, когда пытаюсь бороться с действием яда. Я в ярости — больше на себя, чем на что-либо другое. Правда его слов кусает. Он схватил меня слишком легко, даже когда я использовал свою силу. Я никогда не ожидал нападения с небес, и появление дракона — и все эти разговоры о моем гребаном отце — вывели меня из равновесия.

Если мы с Амали собираемся пережить это, мне нужно стать лучше.

Мне нужно быть безжалостным.

До того, как я встретил ее, у меня не было проблем с этим.

Мой похититель поднимается на ноги и тянет меня за веревки, чуть не выдергивая мои руки из суставов. Он подхватывает меня одной рукой под мышку и начинает тащить к дракону, который терпеливо ждет своего хозяина. У него вырывается тихий циничный смешок.

— Что ж, Анангу, ты станешь всего лишь вторым человеком в этом веке, который оседлает дракона. Ты…

Чпок.

Что-то врезалось в него.

Всадник на драконе отшатывается назад, хватаясь за плечо. Он ослабляет хватку на веревке, заставляя меня упасть на землю, когда хватает себя за плечо, тихо ругаясь себе под нос.

Дракон открывает пасть и издает оглушительный рев. Порыв горячего, пропитанного серой дыхания обдает меня. В ушах звенит. Шквал гальки и пыли обрушивается вниз по крутому склону. Дракон взмахивает хвостом, ударяя меня в бок. Я скольжу по земле, мои руки и ноги мягкие и гибкие, как у тряпичной куклы.

Каким-то образом я оказываюсь на спине, болезненно поджав под себя руки, и смотрю в сверкающее ночное небо. Всадник на драконе шатается на краю моего поля зрения, как пьяный призрак. Из его левого плеча торчит стрела. В него стреляли?

Мое сердце бьется немного быстрее. На этой горе есть только один человек, и она на самом деле достаточно сумасшедшая, чтобы сделать что-то подобное.

На пределе сил, которые у меня остались, я вытягиваю шею и вижу ее.

Амали стоит на скалистом выступе, на грани между тенью и лунным светом, ее красные волосы дико развеваются на сильном ветру. У нее такое же свирепое выражение лица, как и тогда, когда она убила Хоргуса. Это взгляд бесстрашного воина, который полон решимости победить любой ценой.

Она самое дьявольски красивое существо, которое я когда-либо видел в своей жизни.

Но она в опасности. Рядом ней раненый убийца и дракон, а я ничего не могу с этим поделать.

Мое колотящееся сердце вот-вот вырвется из груди. Желание убивать становится настолько сильным, что красная дымка затуманивает зрение.

Я схожу с ума внутри этого проклятого неподвижного тела.

Краем глаза я вижу, как Достопочтенный тянется к чему-то у себя на поясе — маленькому, но мощному арбалету, похожему на мой, — но он изо всех сил пытается поднять его. Из его раны хлещет кровь. Стрела Амали попала в артерию.

Надо мной Амали отчаянно возится, пытаясь перезарядить арбалет. У нее дрожат руки. Она пытается оттянуть веревку обеими руками, но та слишком натянута. У нее нет опыта обращения с таким оружием. Она не знает правильного способа перезарядки. Удивительно, что ей вообще удалось это в первый раз.

Дракон поднимает голову и пристально смотрит на Амали.

Нет! Мое дыхание вырывается тяжелыми вздохами, когда страх проникает в грудь и сдавливает сердце.

Я не могу потерять ее.

Я не могу потерять ее.

Я должен что-то сделать.

Ветер воет, как баньши. Убийца опускает арбалет и прижимает здоровую руку к плечу, отчаянно пытаясь остановить кровотечение.

Зловещий рокот вырывается из глотки дракона, когда она смотрит на своего молодого хозяина.

Она злится.

Но и я тоже.

— Тронь хоть один волосок на ее голове, и я позабочусь о том, чтобы ты страдал вечно, — шиплю я, слова исходят из той глубокой части души, пределов которой я на самом деле не понимаю.

Я делаю глубокий вдох, вспоминая все свои тренировки в Ордене. Я снова тянусь к холоду, погружаясь глубоко в свой разум, направляя свой ужасный гнев. Наконец-то, я чувствую это — знакомое давление в задней части черепа. Я цепляюсь за это, представляя разрыв в ткани времени. Невидимыми руками растягиваю его все шире и шире, и, возможно, это просто мое затуманенное ядом воображение, но… я почти вижу темную фигуру вдалеке.

Тот самый ублюдок, который приходит ко мне во сне и говорит со мной, как с ребенком.

Мой отец.

Я знаю это. И всегда знал.

Если ты такой чертовски всемогущий, то почему бы тебе не сделать что-нибудь?

Слабый смех темной фигуры эхом отдается в глубине моего сознания. Это не издевательский смех; он более снисходителен, как родитель может смеяться над маленьким ребенком, который сделал что-то безобидно непослушное.

Этот звук… воображаемо это или нет, но это только еще больше злит меня.

Я разрываю пустоту на части, тянусь к нему, но он исчезает, как мираж, оставляя меня в холоде и темноте.

Одинокого. Сердитого. Дерзкого.

Ну и что?

Я принимаю это. Холод охватывает мое лицо.

Наконец-то, время подчиняется моей воле. Я испустил глубокий, дрожащий вздох облегчения.

На нас опускается тишина.

Убийца замирает на середине движения.

Ветер перестает завывать.

Застыв, как медленно движущаяся статуя, Амали смотрит на меня сверху вниз со своего наблюдательного пункта на выступе, держа арбалетный болт в одной руке. Завитки ее великолепных волос развеваются в воздухе, а ее лицо так чертовски красиво, что мне больно внутри.

Еще немного, любовь моя. Мне нужно вразумить этого дракона.

Я вытягиваю шею, глядя на золотого дракона.

— Твой мальчик умрет, если ты не отнесешь его обратно на Черную Гору. — Мой голос звучит хрипло, как будто я проглотил полный рот дыма. — Я буду удерживать время так долго, как смогу, но сейчас вы должны уйти.

«Она выстрелила в моего хозяина. Я должна сжечь ее». Ярость дракона — это стена жара. Застыв во времени, Амали и Достопочтенный пристально смотрят на нас, совершенно не подозревая о нашем разговоре.

— И позволить ему умереть? — Я заставляю себя говорить спокойно, даже беззаботно. — Это твой выбор, дракон. Но если ты причинишь ей вред, я отпущу время, и он истечет кровью до смерти.

Драконица фыркает, из ее ноздрей вырывается крошечная струйка дыма.

«Я сказала «должна», а не «буду». Я знаю, что лучше не причинять вреда Отмеченной».