Харад кивнул, но судя по всему, доводы Эовин его не убедили.

Торстан поджал губы. Он порывался что-то возразить, но так ничего и не сказал. Утренняя тренировка подействовала на него даже сильнее, чем на Эовин, и было удивительно, что до сих пор он так хорошо держался.

Охотница подождала, пока ее спутники завернутся в одеяла. Вскоре до нее донеслось их ровное глубокое дыхание. Лишь тогда она решилась снять линзы. Те почти не мешали зрению, но без них мир внезапно показался более четким, ярким, контрастным. Эовин потерла лицо и осторожно помассировала веки. Вскоре неприятные ощущения прошли.

В задумчивости она сорвала травинку и провела кончиком пальца по гладкому стеблю. Разнообразие форм и структур, встречающихся в природе, всегда восхищало и удивляло ее. Ни один листик не был в точности похож на другой, не существовало и двух одинаковых камней… и все люди тоже рождались разными.

Внезапно сзади послышался какой-то шорох, заставив ее обернуться.

Харад сидел на земле, набросив одеяло на плечи, и молча наблюдал за ней. Создавалось впечатление, будто он вообще не спал. Увидев Эовин, он удивленно уставился на нее. Охотница же сохраняла непроницаемое выражение лица. Реакция Харада оказалась вполне предсказуемой, так происходило каждый раз, когда кто-то видел ее без контактных линз. Именно поэтому Эовин их и заказала.

Несколько лет назад она помогла одному талантливому мастеру-стеклорезу, а тот оказал ответную услугу, изготовив тонкие изогнутые линзы, которые скрывали естественный цвет ее глаз. С тех пор каждый год в один и тот же день он отправлял ей новую пару в храм Беллентора.

Харад продолжал таращиться на нее, не в силах отвести взгляд.

– Что ж, это кое-что объясняет, – наконец пробормотал он хрипло.

– Объясняет что?

Резко вскочив, Эовин повернулась к нему спиной. Как она могла быть такой легкомысленной? Охотница ненавидела, когда ее расспрашивали о необычном цвете или рассматривали как какую-то диковинку. Тем более что она и сама ничего не могла сказать по этому поводу. Никто в их деревне не обладал таким оттенком радужки, как у нее, – цвета аметиста с золотыми крапинками. Ни родной отец, никто другой… Все детство ее дразнили и травили. Дело усугублялось еще и тем, что никто не знал, кто ее мать, а ее отец никогда не был женат.

Услышав, как Харад поднялся на ноги и направился к ней, Эовин повернулась к нему. Может, чем быстрее все закончится, тем лучше.

Мужчина остановился примерно в шаге от нее. На его лице отражалось искреннее изумление, но не более.

– А я-то все гадал, что не так, – тихо произнес он. – Этот грязно-коричневый цвет такой невыразительный, такой… обычный…

Эовин старалась не обращать внимания на приятное покалывание, возникшее в ее груди от этих слов.

– Поэтому я и выбрала такой цвет, – просто и коротко пояснила она.

– Охотно верю. – Харад улыбнулся, и она вдруг почувствовала, что ему что-то известно. – Кто же вы, Эовин Ариасен? – осторожно спросил он, садясь у огня.

Эовин присоединилась к нему. Скрываться и отпираться она не видела смысла.

– Вы же сами только что ответили на свой вопрос, – невозмутимо проговорила она. – Я охотница.

– Я был в Винторе несколько лет назад, – неожиданно сменил тему Харад, и от одного упоминания родного края внутри у Эовин все сжалось. – Это была моя первая работа после окончания учебы, я тогда служил в отряде охраны королевского торгового судна. Мы доплыли до Норабдора и на обратном пути остановились в Хельмсвире.

Едва осмеливаясь пошевелиться, Эовин поинтересовалась неожиданно охрипшим голосом:

– Когда это произошло?

– Более семи лет назад. – Мужчина улыбнулся, вспоминая те времена. – Я тогда сопровождал переговорщика в город. Я и раньше слышал кое-что о Вулфрике Рокдарне, известном охотнике на змей, и не желал упустить возможность встретиться с ним лично.

– И как, встреча состоялась?

– Да. Он пригласил нас в свой кабинет. – Харад нахмурился. – До сих пор помню, как я удивился… у него на полках стояло столько книг. А вокруг все твердили о его храбрости, ловкости и силе, но никто не упоминал о том, насколько образованным и начитанным человеком он был. Я, если честно, представлял себе грубого жестокого варвара, но он меня приятно удивил.

Эовин прикусила губу, чтобы сдержать дрожь. Давно забытые образы закружились в голове, а от воспоминаний об отце защемило сердце.

– Пока он с переговорщиком изучал какие-то бумаги и договаривался об объемах поставок, я смотрел из окна башни на открытую площадку, – спокойно продолжал Харад, будто не замечая, как напряглась собеседница. – Там играли мальчишки. Размахивали камнями и палками. И вдруг разом бросили игру, заметив движущуюся к ним со стороны леса фигурку. Я не сразу понял, что это девочка, поскольку на ней была мальчишеская одежда. Но потом я понял ошибку, разглядев длинные до плеч каштановые волосы. Да и осанка у нее тоже была девичья. Она выглядела лет на одиннадцать или двенадцать. Парни что-то крикнули ей, она чуть дернулась, но не остановилась и шагала вперед, не обращая ни на кого внимания. При этом она то и дело что-то бросала на землю, и вскоре со стороны леса появился маленький меховой комочек. Остальные тоже заметили зверька и закричали громче. В следующий миг в воздух взмыли камни. – Он поежился. – Я никогда не забуду, что происходило дальше. Девочка смело кинулась к беззащитному зверьку и закрыла его своим телом, готовая драться со всяким, кто осмелится навредить малышу. В руке она сжимала палку, и, хоть я не мог слышать с такого расстояния, она явно бросила вызов хулиганам. Никто не посмел ее ударить, мальчишки просто начали швырять в нее камни, но она ловко отбивала их палкой. Суматоха в конечном итоге привлекла внимание Вулфрика Рокдарна. Он выглянул в окно, ему явно не нравилось происходящее. Тем не менее он ничего не предпринял, и в его лице я ясно видел гордость и боль. Но вот один камень попал девочке по ноге, она упала на колени. Еще один камень расколол палку пополам, но это натолкнуло ее на мысль. Одной половиной палки она как дубинкой ударила в лоб главаря уличной банды, второй половинкой получил его помощник. Теперь она уже не защищалась, а атаковала в полную силу: собрала камни, швырнула их обратно в мальчишек и ни разу не промахнулась. Мальчишки удрали. Едва они скрылись, девочка опустилась на колени рядом со зверьком, которого пыталась защитить. Но, видимо, в него все-таки попал камень, потому что он лежал неподвижно. Тогда девочка подняла его и с ним на руках побежала к городским воротам. Вулфрик молча наблюдал за этой картиной, но кулак, которым он опирался на каменный подоконник, весь побелел. Он отвернулся от окна, только когда девочка скрылась за воротами. «Это моя дочь Эовин», – кратко объяснил он нам. Остаток дня, а также в последующие дни я все думал об этой девочке. Ее гордость, железная и несгибаемая воля, стремление помочь беззащитному животному произвели на меня глубокое впечатление. Я потом еще некоторое время бродил по городу, надеясь, что встречу ее до отъезда. – Харад с сожалением пожал плечами. – Но я так и не нашел ее. Зато послушал, что о ней рассказывают другие.

– Да? И что же о ней рассказывали? – Эовин обхватила руками колени, борясь со слезами. Какую бы жестокость по отношению к ней не проявляли другие дети, ее детство все равно осталось самым счастливым временем ее жизни.

– Говорили, она очень жестока и упряма, сильна и талантлива. Но самым поразительным, как единогласно отмечали, были ее глаза. Некоторые считали, что цвет у них совершенно неестественный, другие предполагали, что это знак богов. – Харад замолчал и задумчиво посмотрел на Эовин. – А глаза у нее были ярко-фиолетовые. Совсем как у вас.

Эовин отвернулась.

– Совпадение. Так бывает.

– Кого вы тогда так защищали? – осторожно спросил Харад. – Я не разглядел…

Эовин решила не отрицать, что это была она. В любом случае оно уже не имело значения. Все это происходило в другой жизни.