Учение о производительных силах, о решающем значении в общественной жизни материальных условий хозяйственного труда есть основа философии истории Маркса. Однако этим учением не исчерпывается исторический материализм – его другой половиной является учение о классовой борьбе.

Развитие материальных условий хозяйства есть господствующая сила истории, но действует она помимо человеческого сознания. В человеческом сознании столкновения новых способов хозяйства со старыми принимают форму столкновения интересов различных общественных групп, форму классовой борьбы. Учение о производительных силах освещает объективную, бессознательную сторону исторического процесса; оно должно быть восполнено учением, объясняющим отражение этого объективного процесса в человеческом сознании. Эта последняя задача разрешается учением о классовой борьбе. Основным понятием этого учения является понятие об общественном классе. В «Манифесте» с полной определенностью устанавливается положение, что «история всех бывших до сих пор обществ есть история классовой борьбы». Но что следует разуметь, в смысле Маркса и Энгельса под общественным классом это остается до настоящего времени не совсем ясным.

«Что такое общественный класс?» – этим вопросом, но без ответа, заканчивается III том «Капитала» Маркса. Мы узнаем лишь, что понятие общественного класса далеко не совпадает с понятием общественной группы. Так, врачи и чиновники образуют две различных общественных группы, но не два различных класса. Классовое сложение общества отнюдь не нужно смешивать с общественным разделением труда, приводящим к обособлению профессий. Первобытное общество не знало классов, но в нем существовали особые профессии (кузнец, жрец, судья, воинский предводитель и т. д.).

Если мы обратимся к другим работам Маркса и Энгельса, то мы найдем в них богатейший материал для ответа на интересующий нас вопрос, но самого ответа, т. е. определения понятия «общественный класс», не встретим. Мало того, мы придем к заключению, что Маркс употреблял это понятие в различных, даже, по-видимому, противоречивых значениях. Так, в своих статьях, посвященных движению 1848 г. в Германии, автор «Капитала» говорит, что германский народ в эпоху этого движения состоял из следующих классов: феодального дворянства, буржуазии и мелкой буржуазии, крупного и среднего крестьянства, мелкого свободного крестьянства, несвободного крестьянства, находившегося в феодальной зависимости от помещиков, земледельческих рабочих и, наконец, промышленных рабочих – всего насчитывается Марксом не менее 8 общественных классов26. В своем тонком анализе социальных и политических движений во Франции в эпоху февральской революции и после нее Маркс также различает целый ряд общественных классов, причем особое внимание уделяет социальной роли двух классов – мелкой буржуазии и крестьянства. Главным достоинством этого замечательного анализа является, по общему признанию, данная Марксом блестящая и остроумная характеристика мелкой буржуазии как особого общественного класса. И мелкая буржуазия, и разные группы крестьянства постоянно рассматриваются нашим автором как самостоятельные классы. Что касается класса мелких крестьян, то Маркс приписывает ему решающую роль в декабрьском перевороте, приведшим к восстановлению империи. «Бонапарт, – говорит наш автор, – является представителем особого общественного класса и к тому же многочисленнейшего класса французского общества – мелкого крестьянства»27.

После всех этих утверждений читатель не может не быть поражен, узнав от того же Маркса, что мелкое крестьянство … вовсе не класс. «Мелкие крестьяне (Parzellenbauer) образуют собой огромную массу, члены которой живут в одинаковых условиях, но не вступают в разнообразные отношения друг c другом. Их способ производства ведет к разобщению, а не к взаимным сношениям производителей … Клочок земли, крестьянин и семья; рядом другой клочок земли, другой крестьянин и другая семья. Куча семей образует деревню, куча деревень – департамент. Таким образом составляется главная масса французского народа, как из картофеля, набитого в мешок, составляется мешок с картофелем … Поскольку между мелкими крестьянами существует лишь связь того же местожительства, а тожественность их интересов не вызывает никакой сознательной общности интересов, никакой национальной общности и никакой политической организации крестьян, постольку мелкие крестьяне не образуют класса»28.

Но если мелкие крестьяне не образуют общественного класса потому, что их способ производства изолирует их друг от друга и препятствует их политической организации, то возникает сомнение, можно ли всегда считать классом мелкую буржуазию. Немецкая мелкая буржуазия была, очевидно, так же неспособна в 1848 г. к сплочению в особую политическую партию, как и Французские крестьяне в эпоху декабрьского переворота. Следовательно, и мелкую буржуазию мы не имеем права при известных общественных условиях считать самостоятельным общественным классом.

Таким образом, многие из общественных классов, найденные Марксом в недрах современного общества, оказываются совсем не классами. По-видимому, мы должны вернуться к знаменитому (принадлежащему еще Адаму Смиту) делению современного общества на три класса: землевладельцев, капиталистов и наемных рабочих. Но и то нет. Вопрос о признании наемных рабочих самостоятельным классом возбуждает серьезные сомнения.

Правда, Маркс называет бесчисленное число раз наемных рабочих – пролетариат – особым общественным классом. Но также наш автор называет и мелких крестьян, которые, однако, по его же определению, во Франции не составляли класса. Не постигнет ли рабочих такая же участь, какая постигла крестьян и мелких буржуа?

И действительно, мы не имеем никакого основания признавать немецких рабочих 40-х годов особым общественным классом, если мы отказываем в этом звании французским крестьянам и немецким мелким буржуа. Это, кстати, указано самими Марксом и Энгельсом в 1847 г. в их знаменитом «Манифесте». Авторы «Манифеста» неоднократно и настойчиво заявляют, что «ближайшею целью их партии является превращение пролетариата в класс» («Bildungdes Proletariatszur Klasse»). Это заявление варьируется авторами на разные лады, но смысл его остается одним и там же. Что же оно означает? Очевидно то, что в эпоху «Манифеста» пролетариат еще не был особым классом, ибо иначе нечего было бы стремиться к сплочению пролетариев в класс. Таков неизбежный логический вывод из утверждений Маркса и Энгельса.

Наша попытка выяснить вопрос об общественном классе привела, таким образом, к весьма неожиданным результатам. По-видимому, остается еще лишний раз изумиться логическим противоречиям знаменитого экономиста. И, конечно, все это несомненные противоречия, но противоречия ли в терминологии, или в самой мысли? Мы этого еще пока не знаем. Быть может, автор «Капитала» повинен только в небрежной терминологии – вина не очень большая, не исключающая возможности логической правильности мысли.

Так оно и есть. Ключ ко всем этим действительным или мнимым противоречиям мы найдем в полемическом сочинении Маркса, направленном против Прудона. «Экономические отношения, – говорит Маркс в «Нищете философии», – превратили массу населения в рабочих. Господство капитала создало одинаковость положения для этой массы, одинаковость интересов. Таким образом, эта масса стала классом по отношению к капиталу, но не классом в себе (für sich). В очерченной нами борьбе эта масса объединяется, конституируется как класс в себе. Защищаемые ею интересы становятся классовыми интересами. Но борьба одного класса с другими классом есть всегда политическая борьба». То же самое Маркс говорит и о буржуазии, в развитии которой он различает два фазиса: «фазис, в течение которого буржуазия только конституировалась под господством феодализма и абсолютной монархии, и тот, когда буржуазия, как уже конституированный класс, опрокинула феодализм и монархию и превратила общество в буржуазное общество. Первый из этих фазисов был продолжительные и требовал больших усилий»29.