– Только когда приехали, но сразу вышли и позвонили вам.

– Верное решение. Теперь рассказывайте в подробностях, что делали, от входа до выхода.

Патрульный бросил взгляд на дом, словно не мог поверить, что всего пару часов назад прибыл именно сюда.

– Нас вызвали проверить, все ли в порядке, – сестра жилицы волновалась. Мы подъехали к дому в начале двенадцатого и попытались связаться с жильцами, звоня в дверь и по телефону, однако ответа не получили. Следов взлома не заметили, но, когда заглянули в переднее окно, увидели, что на первом этаже горит свет, а в гостиной беспорядок. Стены…

– Через минуту мы сами увидим этот беспорядок. Продолжайте. – Нельзя, чтобы кто-то подробно описывал тебе место преступления, на котором ты еще не был, иначе увидишь то же, что и он.

– Ладно. – Патрульный моргнул, помолчал, собираясь с мыслями. – В общем, так. Мы хотели обойти дом, но, сами видите, тут и ребенку не протиснуться. (И правда: расстояния между домами едва хватало для ограды.) Мы рассудили, что беспорядок и беспокойство сестры – достаточное основание для взлома входной двери. Мы обнаружили…

Он переминался с ноги на ногу, стараясь не выпускать из виду дом, будто тот – свернувшийся клубком зверь, в любую секунду способный броситься в атаку.

– Мы вошли в гостиную, не нашли ничего существенного – беспорядок, но… Затем мы проследовали на кухню и обнаружили мужчину и женщину, лежащих на полу. Выглядело так, что обоих зарезали. Одна рана на лице женщины была отчетливо видна мне и патрульному Мэллону и напоминала ножевую. Она…

– Это решат врачи. Что вы сделали потом?

– Мы были уверены, что оба мертвы. Там море крови. Множество… – Уолл несколько раз клюнул свое туловище сложенными вместе пальцами. Да, не просто так некоторые так и остаются патрульными. – Мэллон все равно проверил у них пульс – на всякий случай. Женщина лежала вплотную к мужчине, как будто прижалась к нему и заснула… ее голова… голова лежала у него на руке… И тут Мэллон сказал, что у нее прощупывается пульс. Мы никак не ожидали… Он сам был в шоке, поверил, только когда услышал, как она дышит. Тогда мы вызвали “скорую”.

– А пока вы ждали?

– Мэллон остался с женщиной. Разговаривал с ней. Она была без сознания, но… он просто говорил ей, что все нормально, что мы из полиции, что “скорая” уже едет и чтоб она держалась… Я поднялся наверх. В задних спальнях… Там, в кроватках, двое маленьких детей – мальчик и девочка. Я попробовал сердечно-легочную реанимацию. Они… они были холодные, застывшие, но я все равно попробовал. Подумал – после того, что случилось с матерью, кто знает, может, они еще… – Уолл безотчетно провел руками по передней части куртки, словно пытался отмыться. Я не стал делать ему выволочку за порчу улик: его поступок был вполне естествен. – Бесполезно. Убедившись в этом, я вернулся в кухню к Мэллону, и мы позвонили вам и все такое.

– Женщина приходила в сознание? Говорила что-нибудь? – спросил я.

Он покачал головой.

– Она не двигалась. Мы думали, она вот-вот умрет, и поэтому постоянно проверяли… – Он снова вытер руки.

– Рядом с ней в больнице есть наши люди?

– Мы позвонили в участок, чтобы кого-нибудь прислали. Наверное, одному из нас следовало поехать с ней, но надо было оградить место преступления, а ее сестра, она… Сами слышите.

– Вы ей сообщили.

Родственников я стараюсь извещать сам. Первая реакция бывает весьма красноречива.

– Прежде чем войти, мы велели ей подождать снаружи, но оставить с ней было некого, – виновато сказал Уолл. – Она довольно долго там стояла, потом зашла в дом. Мы были с жертвой, ждали вас, а когда ее заметили, она была уже на пороге кухни. Она стала кричать. Я вывел ее, но она сопротивлялась… Пришлось мне все рассказать, иначе она бы рвалась внутрь, пока мы не наденем на нее наручники.

– Ладно, сделанного не поправишь. Что было дальше?

– Я остался с сестрой. Мэллон с жертвой дождался “скорую”, потом вышел.

– Не обыскав дом?

– Я еще раз зашел, когда он вышел побыть с сестрой. Сэр, Мэллон был весь в крови, не хотел разнести ее повсюду, а я поверхностно осмотрел дом, просто чтобы убедиться, что там никого нет. То есть живых. Мы решили, что тщательный обыск проведете вы и криминалисты.

– Вот это я одобряю. – Я взглянул на Ричи и приподнял бровь.

Парнишка уловил намек и тут же спросил:

– Оружие нашли?

Полицейский покачал головой.

– Но, возможно, оно и там – под телом мужчины или где угодно. Я же говорю – мы старались без необходимости ничего не трогать на месте преступления.

– А как насчет записки?

Снова покачивание головой.

Я кивнул в сторону полицейского автомобиля:

– Как сестра?

– Время от времени нам удавалось немного ее успокоить, но каждый раз… – Патрульный нервно оглянулся через плечо на машину. – Медики хотели дать ей седативное, но она отказалась. Можем их вернуть, если…

– Нет, все верно. Не хочу, чтобы ее накачивали успокоительными, пока мы с ней не поговорили. Мы сейчас осмотрим место преступления. Остальная команда уже в пути. Если приедет судмедэксперт, может подождать здесь, но парней из морга и криминалистов не подпускайте, пока мы не потолковали с сестрой: один взгляд на них – и она действительно слетит с катушек. Ну а в остальном… пусть она остается здесь, соседи – у себя, и, если подтянутся зеваки, держите их на расстоянии. Ясно?

– Супер. – Полицейский был так рад сбыть с рук это дело, что сплясал бы и танец маленьких утят, если бы я его попросил. Ему явно не терпелось добраться до местного паба и залпом опрокинуть двойной виски.

А я сейчас не хотел находиться нигде, кроме как в этом доме.

– Перчатки, – велел я Ричи. – Бахилы.

Свои я уже вынимал из кармана. Он вытащил все необходимое, и мы пошли по подъездной дорожке. Протяжный рокот и шипение моря разом приблизились и встретили нас, словно приветствие или вызов. За нами, будто удары молота, по-прежнему раздавались вопли.

На месте преступления мы не одни. Пока криминалисты не дадут добро, нам туда доступ заказан. До тех пор всегда находятся другие дела: свидетелей нужно опросить, выживших – уведомить о гибели близких, и ты занимаешься всем этим, каждые тридцать секунд смотришь на часы и борешься с яростной тягой зайти за оградительную ленту. На сей раз было иначе: полицейские и медики уже затоптали все что можно, и мы с Ричи ничего бы не испортили, быстро осмотрев дом Спейнов.

Это было весьма кстати – если Ричи не выдерживает тяжелых зрелищ, неплохо было бы узнать об этом сейчас, без чужих глаз. К тому же если выпадает шанс увидеть место преступления без посторонних, его нельзя упускать. Там, словно заключенное в янтаре, тебя ждет само преступление – целиком, до последней душераздирающей секунды. Плевать, если кто-то прибрался, спрятал улики, попытался инсценировать самоубийство, – янтарь сохранит и это, но как только начинается обработка, все пропадает – остаются только наши люди, копошащиеся на месте преступления и деловито разбирающие его на части отпечаток за отпечатком, нить за нитью. Этот шанс казался подарком, добрым предзнаменованием в деле, где я больше всего в нем нуждался. Я поставил телефон на беззвучный режим. Скоро многие захотят со мной связаться, но им придется подождать, пока я обойду место преступления.

Приоткрытая на несколько дюймов дверь дома покачивалась под дуновением ветерка. С виду она казалась дубовой, но когда полицейские высадили замок – вероятно, с одного удара, – выяснилось, что внутри у нее какая-то труха, явно нечто переработанное. Сквозь щель виднелся черно-белый ковер с геометрическим узором – последняя мода и наверняка высокий ценник.

– Это всего лишь предварительный обход, – сказал я Ричи. – Серьезный осмотр подождет до тех пор, пока криминалисты все не зафиксируют. Сейчас ничего не трогаем, стараемся ни на что не наступать, ни на что не дышать – составляем общее представление, с чем имеем дело, и выходим. Готов?