– Никто из животных не пострадал? Какие-нибудь замки были взломаны? – расспрашивала она. Он отрицательно покачал головой.

– Мы ничего не нашли; ничего не тронуто и не украдено. Я представляю, как это прозвучит со стороны, Лил, но когда я вышел на улицу, мне показалось, что там кто-то был. Наблюдал за мной. Я просто хочу, чтобы ты была начеку, не забывала запирать двери.

– Хорошо. Спасибо, Мэтт. Давайте все будем осторожны.

«Какой-то фрик забрел в убежище», – подумала она, надевая пальто. Есть два типа врагов заповедника. Одни выступают под девизом: «Животные не должны сидеть в тюрьме!» (Всерьез считая убежище тюрьмой.) Другие вопят: «Животные существуют исключительно для того, чтобы на них охотились!» Не исключены и пересечения, и перебежчики из одного лагеря в другой.

И те и другие связывались с командой заповедника – по телефону, электронной и обычной почте. Бывало, отправляли угрозы. Случались и несанкционированные вторжения. Но до сих пор не было никаких особых проблем.

Хоть бы все так и оставалось.

Надо бы самой пойти и осмотреться. Уже прошла пара дней; скорее всего, она ничего не найдет. Но попытаться стоило.

Помахав рукой Люциусу, она распахнула дверь и шагнула за порог…

И чуть не врезалась в Купера.

Неясно, кто больше был удивлен и смущен. Но именно Лил отшатнулась назад, хотя и быстро взяла себя в руки. Нацепила на лицо улыбку, добавила в голос дружелюбные нотки и первая поздоровалась с ним:

– Ну здравствуй, Купер.

– Лил… Не знал, что ты вернулась.

– Прилетела вчера. – Она не могла понять, о чем он думает, хотя это легко давалось ей раньше. Его глаза, выражение лица, столь хорошо знакомые ей, теперь оставались непроницаемыми. – Зайдешь?

– Да нет. Тебе посылка. Пришла на адрес убежища, – уточнил он, протягивая ей сверток. Лил заметила, что он без перчаток, а его тяжелая куртка небрежно распахнута, несмотря на холод. – Я ездил на почту, отправлял кое-что по просьбе бабушки. И на почте спросили, не могу ли я заодно завезти это.

– Спасибо. – Забрав сверток, она вышла с Купером на крыльцо и закрыла дверь, чтобы не выстуживать помещение. Поправила на голове шляпу – свою любимую, с плоской окантовкой. Затем принялась натягивать перчатки, заняв себя на то время, что Купер молча смотрел на нее. – Как Сэм? Я только вчера узнала о его травме.

– Физически в порядке. Тяжело скорее морально: он не может делать все, что хочется, и передвигаться как раньше.

– Я заеду навестить его чуть позже.

– Он будет рад. Точнее, и он, и бабушка. – Купер сунул руки в карманы, не сводя холодных голубых глаз с ее лица. – Как там в Южной Америке?

– Занятно и увлекательно. – Она натянула вторую перчатку, пока они спускались по ступенькам. – Мама сказала, что ты продал свое детективное агентство.

– Да, с этим покончено.

– Ты многое сделал и многим пожертвовал, чтобы помочь тем, кто нуждается в тебе. – Она хотела сказать что-то еще, но его бесстрастный и отчужденный тон умерил ее красноречие. – Это очень ценно, Купер.

Он только пожал плечами:

– Я был готов к переменам. Это одна из них. – Он огляделся вокруг: – С моего последнего визита снова что-то поменялось. Ты не стоишь на месте.

Она бросила на него озадаченный взгляд:

– Ты был здесь? Когда?

– Заходил перед отъездом в прошлом году. Ты была… где-то далеко. – Он спокойно стоял на холоде, в то время как резкий ветер трепал и без того беспорядочные волны его густых каштановых волос. – Один твой друг устроил мне экскурсию.

– Она ничего мне не говорила, – удивилась Лил, подумав о Тэнси.

– Он. Француз. Я слышал, что вы помолвлены.

У нее засосало под ложечкой от чувства вины.

– Не совсем…

– Ну что же. Хорошо выглядишь, Лил.

– Ты тоже. – Она заставила себя улыбнуться, сделала усилие над собой, чтобы голос звучал как можно более непринужденно.

– Пожалуй, я пойду. Я передам бабушке с дедушкой, что ты собираешься навестить их.

– Увидимся позже. – Улыбнувшись, она развернулась и зашагала к вольерам для маленьких кошек. Она расхаживала вдоль них взад и вперед, пока не услышала звук мотора, означающий, что Купер уезжает. Тогда она застыла на месте.

«Что ж, – подумала она, – не так уж и плохо». Первый раз всегда кажется самым тяжелым, а на деле все выходит недурно.

Пару раз стрельнуло в сердце да подбросило, как на американских горках. Не смертельно.

Он и вправду хорошо выглядел. Стал старше, взгляд жестче. Черты лица заострились, вокруг глаз появились первые морщинки. Это придает сексуальности.

Она в силах пережить это. Они могли бы снова стать друзьями. Не такими, конечно, как были раньше – до того, как стать любовниками. Но снова сдружиться очень даже могут. Тем более что их родные дружны: ее родители и его бабушка с дедушкой близки между собой, даже очень. Им с Купером невозможно будет избегать общества друг друга, так что придется ладить как можно лучше. И вести себя дружелюбно.

Она в состоянии сделать это. Так же, как и он.

Удовлетворенная собственными мыслями, она начала осматривать заповедник на предмет вторжения и чужих следов – звериных или человеческих.

Уезжая, Куп посмотрел в зеркало заднего вида, но не обернулся. Просто поехал дальше.

Таков был путь, который он избрал. Он не хотел ничего менять.

Он застал ее врасплох. Поправка: они оба застали друг друга врасплох, но именно на ее лице отразилось удивление; всего на пару мгновений, но это выражение мелькнуло весьма отчетливо. Удивление и тень раздражения.

И то и другое исчезло в мгновение ока.

Она стала красавицей.

Для него она всегда такой была. Но объективно глядя на то, какой она была в прошлом, Купер понял, что в семнадцать лет ее очарование только готовилось созреть. В двадцать лет ее по-настоящему коснулось дыхание красоты. А сейчас она достигла своего расцвета.

На секунду от взгляда этих больших, темных, знойных глаз у него перехватило дыхание.

Всего на секунду.

Потом она улыбнулась, и еще на мгновение его сердце замерло, и все перевернулось – от воспоминаний о том, что было.

Было – и ушло.

Теперь между ними все будет легче и проще. Так и должно быть. Ему ничего не нужно было от нее, да и нечего было дать взамен. Так будет лучше. А он как раз приехал за лучшей жизнью.

Как ни странно, он уже несколько месяцев подумывал о возвращении. Он даже составил последовательность действий: что предпринять, чтобы продать детективное агентство, завершить бизнес, продать квартиру. Но какое-то время он ничего не делал, а двигался по инерции – потому что так было проще.

А потом раздался звонок. Позвонила бабушка.

Учитывая, сколько он морально к этому готовился, почва для переезда уже имелась – так что последний шаг дался легче всего. И, возможно, если бы он решился на эту чертову малость раньше, его дед не прозябал бы в одиночестве и не упал бы в тот злополучный день с лошади.

Но это были бесплодные размышления, и он знал это.

Если что-то уже произошло, время назад не отмотаешь. Это он тоже знал.

Главное, что теперь он вернулся. Ему нравилось трудиться на ферме – он был склонен к такой жизни, – и, видит бог, ему хотелось немного спокойствия. Долгие дни, наполненные физическим трудом, заботой о лошадях и прочей рутиной… И здесь – его единственный настоящий дом.

Он мог бы давно уже вернуться, если бы не Лил. Сколько преград, сожалений и неуверенности ему пришлось преодолеть из-за нее. Но теперь с этим было покончено и они оба могли жить своей обычной жизнью.

Ее детище – заповедник – было таким материально прочным и реальным. В подлинном духе Лил. Он не знал, как сказать ей об этом, как выразить, что он тоже ею очень гордится. Как сказать, что помнит ее первое обещание построить заповедник? И какое выражение лица тогда у нее было, и как падал на это лицо дневной свет. И как звучал ее голос…