— А вообще атмосфера не самая приятная в клубе, хуже чем было до кубкового финала, — вздохнул Федор. — Не знаю, чем все закончится.

— Почему так? — заинтересовался я, не лишним виделось понимать вводные внутри своего нового клуба.

— Ну поговаривают, что Николай Петрович готов подписать заявление Иваныча на увольнение, — охотно объяснил Фёдор. — Ты же сам мне рассказывал, забыл?

Чтобы что-то забыть, это надо знать. Я, разумеется ничего Чер*нкову не говорил. Зато историю ухода оригинального Бескова из Спартака накануне чемпионского сезона 1989 года помнил достаточно отчётливо. Много эту историю мусолили в прессе и во всяких мемуарах и биографиях. Якобы после смерти Андрея Петровича Старостина между его старшим братом Николаем Петровичем и тренером Константином Ивановичем обострился старый конфликт (Чапай не мог смириться с динамовским прошлым Бескова) и когда в сентябре 1988 Бесков психанул и написал заявление об уходе по собственному (в дальнейшем он уходить передумал, понятное дело), старший Старостин заявление сохранил. Как я понял, Николай Петрович был не прочь воспользоваться им после череды неудовлетворительных матчей и разгромного поражения от Зенита в Ленинграде.

— Как команда на это реагирует? Изменилось что в мое отсутствие?

— Как… устали все. Сам же знаешь, что он после прошлого сезона половину основы подал на отчисление из команды. Кому такие качели понравятся? Хочется больше стабильности. Я Иваныча уважаю, но такие вещи не поддерживаю. Ну, это я уже тебе говорил.

Фёдор докурил до самого фильтра. Кстати курил он те же самые сигареты, что мне предлагал Лёня в палате.

— Где церемония будет?

— В Тарасовке, мы ж туда едем. Я ж тебе уже говорил.

— Чего не в ресторан?

— Ты чего Николай Петрович не переносит рестораны! — возмутился Федор и удивленно уставился на Ивана через зеркало заднего обзора.

Тарасовка значит Тарасовка. Тем лучше, я как раз планировал отправляться прямиком на спартаковскую базу после выписки. А тут совпало. База находилась в получасе езды от севера-востока Москвы. Добрались до места достаточно быстро. По пути полузащитник вспомнил некоторые подробности крайней игры.

— Представляешь, Ванек, я травмирован, на поле меня нет, а болельщики все равно орут целым сектором: «Что на поле за подкова — это морда Чер*нкова». А наши им отвечают своё: ЗАБИВАТЬ ВСЕГДА ГОТОВ ВСЕМ ПОДРЯД НАШ ЧЕР*НКОВ!

— Классно.

— Но меня то на поле нет!

Заехав на территорию, я заценил легендарную водонапорную башню с деревянным куполом. Забора в 1989 году в Тарасовке ещё не было. Федор спокойно заехал на базу, поехал в сторону главного корпуса, мимо полей, домиков для инвентаря и турников. На одном из полей были установлены кольца с деревянными щитами для игры в баскетбол — игра помогала футболистам отвлечься и напряжение снять. А на окнах главного корпуса висели красно-белые занавески. У входа стояли автомобили, среди которых особо выделялся салатного цвета «мерседес». Я обратил внимание, что значок мерса скручен с капота.

— Главный уже здесь, — прокомментировал полузащитник, останавливаясь рядом с Мерседесом главного тренера и глуша мотор. Следом Фёдор поднял окна на своей копейки, вышел из машины, помог выбраться мне. Подержал костыли, пока я вылезал.

— Ну что, пойдём?

— Идём, надеюсь кормить досыта будут, мне больничная еда осточертела!

— Павловна голодным никого не оставит!

И они двинулись в главный корпус, где уже собрался народ.

— Федь, а Федь, а как проходить чествование будет, ты в курсе?

— Поедим, чай попьём, конверты с премиями получим, да Николая Петровича послушаем… вот бы он не решил Евгения Онегина продолжить читать.

— Онегина?

— Он на обратном пути из Ленинграда читал, чтобы мы музыку не слушали, — охотно пояснил полузащитник.

Вот так, разговаривая обо всем и ни о чем, зашли в столовую. Мне хотелось повидаться живьём с главным тренером, да и с остальными спартаковцами. Но больше всего я хотел понять, что будет дальше и какую судьбу приготовил для меня клуб. Потому как ситуация оставалась подвешенной до сих пор. А чего я терпеть не мог, так это неопределённости, которая мешала строить нормальные рабочие планы.

В столовой уже сидели футболисты, в полном составе команды основы 1989 года. Здесь же присутствовал тренерский штаб из ассистентов Константина Ивановича. Одного из тренеров я сразу же узнал — Пётр Шуб*н. Тот самый, который в 1984 году со своим ростовским СКА разгромил Спартак в Москве со счетом 6:1. Что за игра была, песня! Шесть безответных банок к концу матча от ростовчан и только Чер*нков сумел смягчить жуткий позор красно-белых и разбавит счёт. О том матче до сих пор ходит кричалка:

«А на Дону команда есть, что со счетом 1:6 обыграла „Спартака“ и зовется она СКА!».

Шуб*н увидел меня, но отчего-то не отреагировал никак. Даже руку приветственно вскидывать не стал. Сразу сделал вид, будто другим делом занят. Я значения этому не придал, но в голове пометку сделал. Дядька то он неплохой, но по моему личному мнению, добился бы куда большего, продолжи он карьеру главным тренером. Зря он пошёл под Беск*ва в «Спартак»… хотя во многом благодаря такому усилению тренерского штаба, Спартак выиграл чемпионат сезона 1987 года.

Ну каждому своё. Я вслед за Черенк*вым пошёл к столу. Павловна, повар Тарасовки ещё с 1960-х годов, приготовила легендарный спартаковский борщ, который запоминался каждому кто хоть раз бывал в столовой на базе красно-белых. Тарелки с сытным борщом стояли вокруг стола и приятно дымились паром — свежак.

Игроки встретили меня тепло и даже начали аплодировать. Однако от взгляда не могло уйти, как одноклубники озабоченно рассматривают аппарат Иллизарова на ноге. Никто из них понятия не имел насколько серьёзна травма.

Место Черенк*ва располагалось рядом с местом Родион*ва, который не став никого и ничего ждать, уже уплетал борщ Павловны за обе щеки. Но завидев нас прервался.

— Какие люди и без охраны! Федя, ну даёшь, ты откуда Ваньку взял?

Поздоровались. Стул рядом с Родион*вым был всего один, как и тарелка. Места для меня не нашлось.

— Ща, погодите, организуем, — Сергей поднялся, вытер салфеткой борщ с губ. Огляделся.

— Федь, вон стул у стены свободный, захвати для Ваньки. А я пока скажу Павловне, чтобы тарелку борща принесла. Павловна!

Павловной оказалась женщина средних лет, небольшого роста, но пышных форм, одетая в белые халат и чепчик. На груди у неё был нашит спартаковский ромбик. Она разливала борщ.

— У нас Иванов пришёл, поставьте ему тарелочку! Спасибо, Павловна!

Федор сходил к стенке, взял стул, принёс к столу и помог мне сесть. Костыли под стол сложили, чтобы не мешались.

Подошла Павловна.

— Ванечка, как твоё здоровье?

— На поправку иду, — заверил я.

Поставила тарелку, плеснула борща, а потом чутка подумав, вывалила из тарелки шматок мяса покрупнее.

— Кушай, тебе надо восстанавливаться, — заверила и повернулась к Станиславу Черч*сову, сидящему по правую руку от Родион*ва. — Стас, подвинься, пожалуйста, чтобы Ваня поместился, ему ногу некуда ставить. А я тебе сметанки в борщ добавлю.

Черч*сов подвинулся, и я уселся, ногу вытянул. По ту сторону стола сидели Шалим*в, Мост*вой и другие молодые ребята, с интересом смотревшие на меня.

— Ну как нога?

— Что доктора говорят?

Посыпались ожидаемые вопросы — любопытно же игрокам. Я отшучивался, знают ведь «как»:

— Настраиваюсь на следующую игру.

— Ты главное газеты поменьше читай, у нас как обычно любят из мухи слона раздуть, — сказал Черч*сов, размешивая в своей тарелке борща сметану.

В целом в столовой царила отличная атмосфера, не было похоже, что внутри команды имеются противоречия. Футболисты общались, отвешивали шуточки, подкалывали друг друга. Но все же напряжение чувствовалось. Вряд ли это хорошая мина при плохой игре, однако семя раздора росло и крепло. Сезон для «Спартака» складывался двойственно и болельщики, как и сами футболисты с тренерским штабом, чувствовали — что-то идёт не так. Игра не шла, хоть тресни и между тренерским штабом и игроками увеличивались и скапливались противоречия. Беск*в не просто так клал заявление Стар*стину на стол. И не просто так Николай Петрович его себе сохранил до будущих времен.