Свет на луне заметил Профессор Беспредметных Высказываний. Он как раз курил, облокотившись на перила.

Он не был особенно честолюбив и в основном все старания напралял на то, чтобы держаться подальше от неприятностей и делать как можно меньше. Беспредметные Высказывания тем и хороши, что никто не может сказать, о чем они. И поэтому у Профессора было много свободного времени.

Он смотрел на тусклый призрак луны, а затем пошел искать аркканцлера, который рыбачил.

— Наверн, луна такой и должна быть? — спросил он. Чудакулли поднял глаза.

— О боги! Тупс! Куда он запропастился?

Думминга нашли на койке, спящего одетым. По лестнице он спускался в полусооном состоянии, но проснулся сразу, как только глянул на небо.

— Так и должно быть? — требовательно спросил Чудакулли, указывая на луну.

— Нет, сэр! Конечно же нет!

— Определенно, это проблема, да? — с надеждой спросил Профессор.

— Конечно да! Где вездескоп? Кто-нибудь говорил с ними?

— А, ну, это не в моих обязанностях, — сказал Профессор Беспредметных Высказываний, отступая. — Простите. Зовите, если что. Вы, наверное, очень заняты. Простите.

Теперь пламя извергали все драконы. Ринсвинду показалось, что его глаза прилипли к затылку.

На следующем кресле был потерявший сознание Леонард. Моркоу, кажется, растянулся на обломках, протаранивших противоположную стену кабинки.

Судя по зловещему скрипу и запаху, орангутан держался за спинку кресла Ринсвинда.

О, и когда он сумел-таки повернуть голову к окну, то увидел стаю дракончиков в огне. Это не удивляло — пламя, извергаемое драконами, было практически совершенно белым.

Леонард упоминал о каком-то рычаге… Ринсвинд смотрел на рукояти через кровавый туман. «Если мы потеряем всех драконов, говорил Леонард, мы…» Что? Какой именно рычаг?

На самом деле в такие моменты выбор очевиден.

Ринсвинд, чье зрение было затуманено, чьи уши наполнили стенания корабля, нажал на тот, до которого смог дотянуться.

Я не могу вставить это в сагу, подумал менестрель. Никто никогда в это не поверит. То есть они не захотят в это верить.

— Доверьтесь мне, лады? — Злобный Гарри испытующе оглядывал Орду. — Я хочу сказать, что, да, я конечно, ненадежен, но это уже вопрос гордости, поймите. Доверьтесь мне. Это сработает. Я могу поручиться, что даже боги не знают всех богов, понимаете?

— Я себя чувствую последним уродом с этими крыльями, — пожаловался Калеб.

— Госпожа МакГэри прекрасно поработала над ними, так что не ной, — огрызнулся Злобный Гарри. — Ты замечательный Бог Любви. Правда, какой именно любви, не скажу… А ты…?

— Рыбий Бог, Гарри, — ответил Коэн, который налепил на кожу чешуйки и сделал рыбоголовый шлем из своего ныне покойного врага.

Злобный Гарри попробовал перевести дыхание.

— Здорово, круто, очень древний рыбий бог, да. А ты, Маздам, кто?

— Бог чертовых Матершинников, — сказал жестко Маздам Дикий.

— Эм, это может сработать, — сказал менестрель, увидев, как нахмурился Гарри. — В конце концов, есть же Музы песен и танцев, и даже есть Муза эротической поэзии…

— О, это мне подходит, — уступил Маздам. — Юная щеботанская леди, Твои обьятья были как…

— Ладно, ладно. Ты, Хэмиш?

— Бог Фигни, — сказал Хэмиш.

— Какой фигни?

Хэмиш пожал плечами. Он не дожил бы до этого времени, будь у него излишне живое воображение.

— Ну… всякой разной, — сказал он. — Че-нить типа потеряных вещей. Того, что вокруг валяцца.

Серебряная орда повернулась к менестрелю, который немного подумал и кивнул.

— Может сработать, — сказал он наконец.

Злобный Гарри повернулся к Малышу Вилли.

— Вилли, зачем у тебя на голове помидоры, а в ушах морковка?

— Вам понравится, — ухмыльнулся Малыш Вилли. — Я Бог Блюющих.

— Уже было, — сказал менестрель, опередив Гарри. — Рвотия. Богиня Анк-Морпорка, тысячи лет назад. «Принести жертву Рвотии» значит…

— Так что лучше подумай еще, — проворчал Коэн.

— О? А кем будешь ты, Гарри? — спросил Вилли.

— Я? Эм… Я буду Темным Богом, — сказал Злобный Гарри. — Их вокруг так много…

— Эй, ты не говорил, что можно выбирать демонов, — сказал Калеб. — Если бы я знал, что можно быть демоном, черта с два я бы нарядился тупорылым ангелочком.

— Но если бы я это сказал, вы бы все захотели стать демонами, — парировал Гарри. — И мы бы часами спорили. Тем более, другие боги почуяли бы обман, если бы шайка темных богов поднялась бы к ним.

— А госпожа МакГэри ничего не придумала, — сказал Маздам.

— Ну, я думаю, если Злобный Гарри одолжит мне свой шлем, то я сойду за девицу-валькирию, — сказал Вена.

— Хорошая идея, — сказал Злобный Гарри. — Поищи по окресностям, тут их много валяется.

— Но свой шлем Гарри совершенно не нужен, потому что с минуты на минуту у него заболит нога, спина или еще что, он извинится и скажет, что не может идти с нами, — доверчиво сообщил Коэн. — Потому что он предал нас. Правда, Гарри?

Игра становилась все более захватывающей. Теперь за ней наблюдали большинство богов. Боги наслаждались хорошими шутками, хотя у них было довольно грубое чувство юмора.

Слепой Ио, старейший глава богов, сказал:

— Надеюсь, они не причинят нам вреда?

— Нет, — ответил Рок, тряся стаканчик с костями. — Если бы они были достаточно умны, то не были бы героями.

По доске со стуком покатилась игральная кость, затем закрутилась в воздухе, все быстрее и быстрее. Наконец она исчезла в белой дымке.

— Кому-то выпала неопределенность, — сказал Рок. Он посмотрел на сидящих за столом. — О… моя Госпожа…

— Мой господин, — сказала Госпожа. Ее имя не произносилось, хотя все его знали; если ее имя произносили вслух, она немедленно уходила. Несмотря на то, что почитающих ее культов было немного, она была одним из сильнейших богов на Диске, потому что глубоко в сердце каждый надеется и верит, что она существует.

— Будешь ходить, дорогая? — спросил Ио.

— Я уже походила, — ответила Госпожа. — Но я кинула кости там, где вы не можете их видеть.

— Хорошо, я люблю, когда мне кидают вызов, — сказал Ио. — В таком случае…

— Могу я отвлечь вас, сэр? — вкрадчиво спросил Рок.

— Да?

— Ну, они хотят, чтобы с ними обходились, как с богами, — сказал Рок. — Я предлагаю так и поступить…

— Ты хочеш шкашать, штобы мы вошприняли их вшерьеш? — спросил Оффлер.

— Только до определенного момента.

— До какого момента? — спросила Госпожа.

— До того, мадам, когда это перестанет быть забавой.

Вельд Гуандаланда населяет народ Н’тиутиф, единственное племя в мире, начисто лишенное воображения. Например, про гром они рассказывают так: «Гром — зто сильный шум в небе, возникающий в результате повреждения воздушной массы проходящим через них светом». А их легенда «Почему У Жирафа Длинная Шея» гласит: «В древности предки Старины Жирафа имели шею чуть длиннее, чем у остальных, и им так понравилось есть листья с высоких деревьев, что стали выживать только самые длинношеие особи, и длинная шея стала передаваться их поколения в поколение, как человек получает в наследство копье своего деда. Может быть, конечно, все намного сложнее, но это объясняет, почему у окапи шея короче. Вот такие дела».

Н’тиутиф — миролюбивое племя, и охотятся только на соседние племена, которые обладают очень живым воображением, и следовательно, множеством богов, суеверий и идей о том, как было бы лучше жить, если бы у них было бы больше земли.

Про события, произошедшие в тот день на луне Н’тиутиф сказали так: «Луна светила очень ярко, и от нее поднялся другой свет, который раскололся на три луча и потух. Мы не знаем, почему это случилось. Просто случилось, и все».

Затем они уничтожили соседнее племя, которое знало, что таинственный свет был знаком бога Укли, говорящем о том, что пришла пора еще немного расширить свои охотничьи владения. Однако, вскоре им нанесло сокрушительное поражение племя, знавшее, что лунный свет был сигналом их предков, живущих на луне, и призывавших их уничтожить всех неверующих в богиню Глипзо. Тремя годами позже их, в свою очередь, погубил камень, упавший с неба, в результате взрыва звезды миллиард лет назад.