Он мог бы выбрать тысячу других слов, включающих мольбу, посулы или даже проклятия. Но именно это единственное подействовало на меня сильнее всего. Простая просьба попавшего в беду человека. От былых сомнений не осталось и следа.

- Я сейчас, я мигом... Бар рядом - я сбегаю.

- Не нужно в бар, - остановил он меня. - Позвони по номеру: восемьдесят семь – восемьсот - двести двенадцать… Назови адрес и скажи… Ортега в беде.

Лицо незнакомца исказила гримаса боли. Говорил он тихо – почти шепотом, но я смог разобрать каждое слово. Может дело в ночи, а может в четырех стенах, окруживших узкое пространство на манер колодца.

Губы мои зашевелились, повторяя услышанную комбинацию.

- Ты сделаешь это?

- Не извольте беспокоится, я мигом.

- Позвони по телефону… скажи…

Мужчина продолжал бормотать, но я уже не слушал его. Развернулся и нырнул обратно в пропахший сыростью проулок.

Этому Ортеге сказочно повезло. Улица адмирала Калюжного была центром сосредоточения государственных учреждений, включая отделение почты, банка и единственного на весь поселок телеграфа. Всего-то и требовалось, что пробежать четыре дома, оказавшись перед зданием, похожим на дворец. Величественного блеска зданию придавала мраморная лестница вместе с высоченными колоннами и башенками шпилями, расставленными по периметру.

Исходящий из больших окон свет заливал улицу. Он был настолько ярким, что я сослепу споткнулся об бордюр. Упал на землю, но тут же вскочил. Вихрем взлетел на крыльцо и толкнув тяжеленую дверь, оказался внутри.

Мрамора и гранита здесь было не меньше. Помнится в прошлый раз на полу лежала дорожка: жалкая и грязная от тысячи ног, что ежедневно топтались по ней. Может потому и убрали… А вот охранник остался, такой же круглолицый с толстым пузом, свисающим на манер бурдюка. Он оказался куда проворнее, чем показалось на первый взгляд. Вытянул руку и таки схватил меня за капюшон.

- Куда!

Ворот сдавил горло, поэтому вместо слов наружу вырвался сип.

- Снова по зданию шастать, тля беспризорная? А ну пшла отседова.

Я забился пойманной рыбой, но охранник был неумолим: покрепче перехватив, потащил прямо к выходу. Эх было бы за что зацепиться, но увы - подошвы ботинок беспомощно заскользили по гладкому полу.

- Николай Семенович, что случилось?

Дорогу нам перегородила барышня в фирменной блузке телеграфисток: голубого цвета с воздушным жабо, клубящемся на шее на манер пушистых облаков.

- Да вот, Алевтина Андреевна, очередного бродяжку поймал. Только отвернешься, а они шасть и внутрь - приличную публику своим видом распугивать.

- И вы даже не поинтересовались, что ему нужно?

- Так знамо чего – погреться. На улице морозец прихватил, вот они и лезут со всех щелей в тепло. Хуже крыс, честное слово.

- И не стыдно вам, Николай Семенович, детей с грызунами сравнивать? – возмутилась барышня. – У вас самого сын подрастает.

- Так-то сын, а это не пойми чего – отребье рода человеческого. Одни пакости на уме. Может он бомбист треклятый. А что, социалисты любят уличную шпану для грязных дел нанимать.

Давление на шею ослабло, и мне наконец удалось выдавить:

- Позвонить…

- Вот видите, Николай Семенович, - обрадовалась барышня, - мальчику просто нужно позвонить, а вы в террористы его записали.

Но Николай Семенович с занятых позиций отступать не намеревался. Стиснув мой ворот покрепче, чтобы не вздумалось чего еще ляпнуть, он заявил:

- Вы на физиономию его посмотрите. Откуда у чумазика деньги? Знавал я подобных ловкачей по прошлой работе. Им не то что на звонки, на еду монет не хватает. А тут ну-ты гнуты – аж цельные телефонные переговоры. Пропустите и распишетесь… Ты кому звонить собрался, доходно́й?

Вместо ответа я высунул из кармана горсть монет. Несколько копеек упало и со звоном покатилось по плитке пола.

Озадаченный охранник умолк, а барышня напротив, сделалась суровой. Свела брови к переносице и решительным тоном заявила:

- Отпустите мальчика.

- Но…

- Под мою ответственность. И если вы запамятовали, то хочу напомнить - в Российской Империи не существует сегрегации ни по одному из имеющихся признаков, а это значит любой желающий может воспользоваться услугами телеграфа. Или вам что-то не нравится, Николай Семенович?

Я почувствовал, как чужие пальцы отпустили край воротника.

- Благодарю вас, - произнесла телеграфистка столь ледяным тоном, что находись рядом окна, непременно бы покрылись инеем. – Прошу за мной.

Последняя фраза предназначалась мне, но прежде, чем принять приглашение, я быстренько подобрал монеты. Как известно, деньги на полу не валяются, им там последнее место.

Приемная стойка располагалась в дальнем конце зала. Обыкновенно за ней сидела дюжина телеграфисток, пытающихся справиться с наплывом желающих позвонить или отправить срочную телеграмму. Ночью клиентов было в разы меньше, потому и дежурило всего два человека: вышеназванная Алевтина Андреевна и сидящая по соседству молодая девушка.

- Снова за прежнее? - прошептала она, косясь в сторону охранника. – А я говорила, нельзя бывшим жандармским в общественных местах работать. Только и знают, что людей палками колотить.

Алевтина Андреевна сделала вид, что не услышала сказанного. Улыбнувшись мне, спросила:

- Какого рода звонок изволите совершить: междугородний или местный?

Заезженная до оскомины фраза прозвучала неожиданно тепло.

Я понятия не имел, где находится абонент, а потому назвал первые цифры.

- Звонок местный, - констатировала женщина. – Сколько будете брать минут?

Мне больше одной и не требовалось, но вот беда – расценки на телеграфе начинались от пяти. И стоило это счастье три копейки – целое богатство по меркам улицы.

Делать нечего – обменяв деньги на жетон, я поспешил в ближайшую кабинку. Привстав на цыпочки, дотянулся до трубки и принялся нажимать положенные кнопки.

После третьего гудка в динамике щелкнуло.

- Кафе Вилсон, чем могу быть полезен? – послышался мужской голос.

- Здравствуйте! Я хочу сказать… точнее, меня просили передать - Ортега в беде. Он находится в закоулке за баром «Три Медведя».

- Три медведя? – переспросили удивленно.

- Да-да, это бар такой на Калюжке, - затараторил я, опасаясь, как бы абонент на том конце провода не счел звонок за дурацкий розыгрыш и не повесил трубку.

- Что за Калюжка?

- Ну Калюжный! Улица адмирала Калюжного: находится в трущобах, на самой границе с городом. Если свернуть с основного шоссе на юг…

- Я знаю, где располагается данная улица, - перебил меня голос, – что-то еще?

- Нет… точнее да… Поторопитесь, Ортеге совсем плохо, он…, - я умолк, вдруг встретившись взглядом с бывшим жандармом. Все это время пузан наблюдал за мною, прислонившись к стене. Взгляд его, тяжелый и цепкий, как у любого представителя силовых ведомств, словно говорил «только попробуй что-нибудь сотворить, гаденыш».

Я поневоле вжался в угол, пытаясь спрятаться. Вот только трудно отыскать укромный уголок за прозрачной дверцей кабинке. Охранник ухмыльнулся, довольный произведенным эффектом.

Из прислоненного к груди динамика послышался сухой треск. Запоздало вспомнив о собеседнике, я поднял трубку, но услышал лишь короткие гудки - соединение прервано. Оно и не удивительно, сначала беспокоят посреди ночи странными сообщениями, потом молчат.

Стараясь сохранять спокойствие, я вышел из кабинки. Засунул руки в карманы и с самым независимым видом прошествовал мимо охранника. На пухлом лице последнего играла довольная ухмылка. Щерься-щерься, жандармская морда. Барышня-телефонистка один раз на место поставила, а будет нужно и другой раз укажет. Она здесь главная - не ты.

Толкнув плечом дверь, я вышел в промозглую ночь. Тут же накинул капюшон, и спрятал пальцы в безразмерных карманах куртки. Можно было возвращаться в дом Лукича, но что-то внутри не отпускало, держало на привязи, словно ошейник дворового пса.