Очнулся я в темном чулане. Тут же забился в угол и сжался в комок, ожидая побоев. Но время шло, а расправа все не наступала. Сквозь закрытую дверь пробивалась узкая полоска света. До ушей долетали женские голоса. Один раз мимо пробежали, спотыкаясь и цокая каблучками. Неизвестная девушка торопилась, боясь задержаться возле чулана с запертым пленником. Трусиха! Они все трусихи!!! Сразу вспомнились их перепуганные лица.

По щекам потекли горькие слезы обиды. До чего же фальшиво… Все эти ласковые улыбки не стоят и ломанного гроша, когда приходит настоящая беда. Никто из них не заступился, ни один человек, и что горше всего – Мари.

Первое время я ждал, когда с той стороны послышится знакомый голос. Скажет, что все хорошо и плакать не стоит. Щелкнет засовом, а после крепко обняв, поможет выбраться на свободу. Но время шло, а спасительница все не являлась. Может Мари заболела и не вышла на работу? Я утешался этой мыслью, хотя в глубине души понимал, что это не так. Она была среди стада запуганных овец, не смеющих и проблеять без дозволения пастуха. Шлюхи! Да, настоящие шлюхи! Раньше и в мыслях не допускал подобного обращения, а теперь понимал – правы были окружающие. Тот же Гринька, называвший их людьми второго сорта. Что еще можно ожидать от человека, готового продать тело за пару звонких монет. Вот и меня продали, наплевав, что спас одну из них… Уж лучше бы я тогда не ошибся. Уж лучше бы позволил забить до смерти похожую на Мари девушку. Тогда бы здесь сейчас не сидел.

На смену обиде пришла холодная злость. Именно она дала силы продержаться до прихода гостей. Я не размяк, не превратился в жалкое подобие дрожащего слизняка, только и знающего, что ползать на коленях, да умолять о пощаде. Пальцы сами собой сжались в кулак, готовые к драке. Пускай и последней в моей жизни.

Дверной замок щелкнул и на пороге появилась фигура широкоплечего мужчины. Выглядывающая из-под ворота татуировка не дарила ни малейших иллюзий по поводу пожаловавшего в гости.

- Этот что ли? – кивнул стригун в мою сторону.

- Этот… этот, других прикормышей не держим.

- Уж больно на затравленного хорька похож.

- А ты поживи с его на улице, - пробурчал хмурый Густав.

Стригун снял с пояса пластиковые стяжки и уже обращаясь ко мне, процедил:

- Говорят, ты шустрый малый: умудрился охраннику руку прокусить, едва не сбежал… Мне стоит переживать по данному поводу?

- Нет.

- Чего нет?

- Я не сбегу.

Стрига сощурился, словно пытался понять, стоит ли верить данному слову. В итоге решил, что не стоит.

- Встал! Лицом к стене - руки за спину. За спину, я сказал!

Острые края пластиковых ремешков врезались в запястья. Выкрученные до предела суставы пронзила жгучая боль, но стригуну и этого показалось мало - прописанный в целях профилактики тычок, опрокинул меня на пол. Я моментально сжался в комок, ожидая череды ударов.

- Встать! – проорали сверху.

Подняться во второй раз оказалось не в пример сложнее: мешали связанные за спиной руки, да еще и голова кружилась после падения.

- Звать на помощь станешь?

- Нет.

- Чего?! Не слышу!

Это была очередная уловка. Стоило открыть рот и в него тут же запихнули кляп. Причем давили с такой силой, что из глаз брызнули слезы. От вони грязной тряпки принялось мутить. Спасибо пустому желудку, иначе захлебнулся в собственной рвоте.

- Двигай, щенок! - толчок в спину придал ускорения.

На сей раз в коридорах оказалось пусто, ни единой живой души до самого выхода. А на улице нас уже ждала машина – Руссо-Балт с обрезанной мордой и хромированной окантовкой дверей. Модель шестой серии пользовалась особой популярностью среди местных бандитов. Вещь статусная, но абсолютно непрактичная в лабиринтах узких улиц. Другое дело мотоциклы или мопеды, тарахтящие на три района окрест.

Я давно мечтал прокатится в автомобиле, развалившись в кожаном кресле, с опущенными стеклами и ветром на перегонки. Кто же знал, что первый раз выйдет таким… Большую часть пути я провалялся на заднем сиденье, созерцая катающуюся по коврику бутылку. Туда-сюда, туда-сюда – бултыхалась внутри прозрачная жидкость. Пришлось закрыть глаза, чтобы сдержать подступающие рвотные позывы.

Мы ехали долго – гораздо дольше ожидаемого. Салон постоянно трясло, а меня бросало из стороны в сторону, словно мешок картошки. Связанный за спиной руки отдавались острой болью, но я терпел. Знал, что сидящего рядом стригуна жалостливыми стонами не проймешь. Наоборот, ему только дай повод - мигом бока намнет.

Один раз наша машина застряла. Мотор натужно взревел, пытаясь вытащить из грязи бешено крутящиеся колеса. Зад повело, приложив с силой о невидимую преграду. Послышался противный скрежещущий звук, перемежаемый бранью водителя. Но мы все же выбрались. Рванули с места так, что вдавило в спинку сиденья.

И снова виляние по узким улочкам поселка: бесконечные повороты, тряска по колдобинам. В голову стали закрадываться нехорошие мысли: а что, если свезут в степь? Бескрайние просторы давно превратились в подобие местного кладбища, не имеющего ни крестов, ни памятных табличек. И даже закапывать здесь было необязательно. Местная живность прекрасно справлялась с обязанностями могильщика, объедая тела и растаскивая кости. Обычное дело, наткнуться на череп за железнодорожной насыпью. Мамочки, до чего же страшно…

Мотор вскоре затих и меня вытащили наружу. Толкнули прямиком к высившемуся впереди забору.

Почуяв посторонних, за оградой оживился пес. Принялся бегать по двору позвякивая цепью, а услыхав звонок и вовсе зашелся в заливистом лае. Тут меня по-настоящему и скрутило. Липкий ужас оплел ноги своими щупальцами, и пополз вверх, к бешено колотящемуся сердцу. Я бы непременно упал навзничь, если бы чужая рука не схватила за капюшон.

- Без шуток, пацан, - донесся из-за спины голос.

Да какие уж тут шутки. Я буквально видел, как громадный Алабай тащит мое тело по саду. Как разрывает на части, словно безвольную тряпичную куклу. Только вылетают наружу не клочки ваты, а кишки… Мои кишки!

Слова всех молитв стерлись из памяти. И только одна фраза звучала в голове отчаянным набатом: «мамочка, помоги»!

Я настолько перепугался, что не заметил смену конвойного. Место сопровождавшего меня стригуна занял другой человек: в старом кителе нараспашку, с казачьей нашивкой на рукаве.

- Ну, чего замер – ступай.

Впереди лежал сад – исключительная редкость для поселка, втиснутого в узкое пространство и потому испытывающего крайнюю нужду в свободной земле. Тут не то, что клумбу разбить - жить было негде, и вдруг этакое чудо. Дорожка вела мимо фруктовых деревьев прямиком к небольшому дому с фасадом в два окна. Сбоку притулилась поленница и, о ужас, огромная собачья будка. Самого пса не было видно, но я знал, что он там. Об этом свидетельствовала цепь, тяжелыми полукружьями лежащая на земле. Это же какого зверюгу она держит?

- Трезора испугался? – хохотнул стоящий рядом казак. – Не боись, он свою службу знает. Это если бы без приглашения сиганул через забор, тогда да - прихватил за задницу, а на гостей в сопровождении не кидается - умный пёс… Ну-ка, повернись.

Я дернулся, заметив взметнувшуюся тень руки, но против ожидания казак бить не стал. Вместо этого помог избавиться от кляпа. Потом вытащил нож и одним движением перерезал стяжки.

Я попытался приподнять онемевшие руки, но суставы отозвались незамедлительной болью, а пальцы не шевелились, застыв скрюченными отростками.

- До свадьбы отойдет, - пошутил казак, и этак по-свойски подмигнул, – пошли, малой.

- К-куда?

- У тебя что, полно вариантов? Видишь крыльцо впереди - туда и ступай.

Крыльцо я и вправду увидел. Когда-то давно оно было выкрашено в синий цвет с резными перилами. Нынче же краска облезла, древесина иссохлась и потрескалась, а на перилах подобно морскому слизню раскисла старая тряпка.

Пока я шел, всем своим нутром ощущал настороженный взгляд. Громадный пес следил за мною из черноты будки. А ну как сорвется и кинется?