Но теперь всё кончено. Надеюсь.

– Милочка, на выход.

Как в тюрьме, ей богу!

– Ещё несколько минут, – прошу у Черногорского.

– Уже поздно. Все посетители — на выход.

Я вздыхаю.

– Почему я не могу остаться здесь? – поворачиваюсь к нему. – Я же мама. А она маленькая ещё, чтобы одной оставаться.

– Мешаете работать, – чеканит. – Это не обсуждается. Ваш ребёнок обслуживается на премиум уровне. Поэтому ничего с ним не случится, его проверяют каждые двадцать минут.

Поджимаю губы, надеясь, что он одумается, но нет. Меня выставляют за пределы комнаты.

Я ещё много времени готова стоять за стеклом палаты, но слышу за спиной знакомый и ненавистный голос.

– Поехали, отвезу тебя домой.

Вздыхаю, оборачиваясь.

– Самир, это не обязательно.

Я не хочу больше принимать от него подачки.

– Я справлюсь сама.

– Я сказал, поехали, – грубо рявкает. Вздрагиваю и едва не подпрыгиваю на месте.

Зол до чёртиков. И что с ним только сегодня произошло? Осматриваю его. Вроде, такой же, как и всегда.

Мы выходим на улицу, идёт к своей машине. Открывает мне дверь.

Необычно.

Когда вообще такое было?

Никогда.

Взглядом скольжу по его ладоням, которые держат железную дверцу.

Очень непривычно и удивительно.

Невольно гляжу на его руки. Почему у таких подлецов  такие идеальные тела? Их что, на фабрике зла по мелочам собирают?

Не могу понять.

Вижу случайно на рукаве его рубашки в сгибе локтя с внутренней стороны маленькую красную точку. Не в духе Самира. Он чистоплотный до жути, готов менять рубашки из-за единого крохотного пятна. А тут…

Ладно, чёрт с ним.

Сажусь в машину.

И с нетерпением жду завтрашнего дня, чтобы оказаться рядом с малышкой снова…

***

Дни летят так быстро, что я не успеваю оглянуться.

Каждый день, сидя в палате Камы, я остаюсь с ней намного дольше, чем раньше, ибо позволяют. А последние дни я буквально живу в палате, оставаясь на ночь. Самира эти дни я не вижу. Выдыхаю, глотая свежий воздух и радуясь каждому моменту с малышкой. Мы снова перешли на грудное вскармливание, и я хоть немного, но чувствую себя полезной для Камиллы.

Скоро нас выпишут.

Хотя мы находимся дольше, чем нужно.

Ровно двенадцать  дней. Рубец в зоне её маленькой грудки потихоньку заживает. Меня уже проинформировали, что нужно делать и как. А ещё мне посоветовали одну женщину в помощь. Она работала уже с такими детьми, как Кама. Может помогать купать, да и сидеть с ребёнком, если у меня нет такой возможности. Знает все тонкости после операции на сердце.

И я согласилась. Хотя бы на первое время, чтобы не беспокоиться по каждому своему движению. Плюс… Хоть первое время я не буду отходить от Камиллы, то потом  мне нужна будет помощь. Я собираюсь устроиться на работу.

Почти это сделала. Менеджер в студии лазерной эпиляции. Просто нужно записывать клиентов, напоминать о сеансах. Работа не пыльная, можно и дома этим заниматься. Но это пока. Перебиться первые недели, чтобы не сидеть, сложа руки. Копейка, но и так хорошо.

Зная, что эта вакансия может спокойно уйти из-под носа, отправляю резюме в колл-центр.

Отлучившись от Камы на пару часов, я еду на собеседование. Мне говорят, что перезвонят – кандидаток много. А сейчас собираюсь домой, приму душ, поменяю одежду, и сразу к Камилле.

Останавливаюсь у домофона, перебираю вещи в сумке в надежде найти ключи.

– Странно видеть тебя здесь, а не в больнице, – хмыкает кто-то за спиной. Знаю я, кто это, но всё равно оборачиваюсь от испуга, встречаясь взглядом с тёмными глазами Самира.

Объявился.

Выходит из машины, держа открытую дверь рукой.

– Решила забежать на час домой. А что? – кидаю с вызовом. Я немного остыла и теперь не так сильно его ненавижу. Всё же… Он спас моей дочери жизнь. Но не успокаиваюсь. Я его прощать так быстро не собираюсь.

– Садись. Прокатимся.

Смотрю, а водителя нет.

Серьёзно?

Губернатор, и сам за рулём?

– Отказываюсь, – говорю резко. Оборачиваюсь снова, ищу ключи.

– Милан, не заставляй меня шантажировать тебя ребёнком, чтобы ты села в эту чёртову тачку.

Сжимаю ключи в руке. Нашла.

Но вместо того, чтобы зайти внутрь подъезда, я снова в прежнее положение. Смотрю на Самира.

– Час, – произношу твёрдо. – Не более.

– Ну, это уже мне решать, – хмыкает, оставляет открытую  дверь, а сам обходит автомобиль, снова вспоминая о моём статусе.

***

– И зачем мы здесь? – говорю, пребывая в адском шоке.

Когда он потащил меня в ТЦ, я смирилась. Думала, он хочет немного поэкспериментировать. Закатила истерику. Но теперь мы стоим в магазине с детскими товарами.

– У тебя скоро дочь выпишут, – говорит бесцветно, не смотря на меня. – Надо это отметить. Покупай всё, что нужно.

Не понимаю, что происходит.

Словно сон наяву.

Хаджиев везёт меня в детский магазин и говорит мне эти слова?

Да он спятил!

Особенно после того, как он запер меня в квартире. Не дал увидеться с дочерью. А ещё укладывал меня на лопатки, пока моя малышка была одна, в палате!

Резко оборачиваюсь, сжимаю кулаки от злости.

Думает задобрить подарками?

– Мне ничего не надо.

– Правда? – наконец, смотрит на меня и выгибает бровь, опираясь плечом стену. – А где спит твоя дочь? С тобой на постели? У неё есть кроватка?

– Она нам без надобности, – говорю уверенно.

– Она после операции. Лучше ей спать отдельно. А ты так-то не пушинка. Пока спишь, можешь придавить её.

– Все дни не придавливала, а тут – да, – язвлю. – Нам не нужна кроватка, мы вполне справимся без неё.

Я отказываюсь, хотя понимаю, что да… Нужна.

Я нервная из-за этого. Когда спим, постоянно открываю глаза, боясь лечь на неё. Раньше мы спали в разных комнатах – на этом настаивал Багров.

А теперь моя тревожность усиливается.

Но я не хочу принимать всё это от Хаджиева.

Но и денег у меня нет.

Я выручила не так много с тех украшений, что сдала.

У нас осталось максимум на месяц, считая аренду, питание, няню. Хоть Самир и сказал, что на наши встречи предоставит её, это не то. Нужен, всё же, почти круглосуточный контроль. Я боюсь что-то сделать не так.

– Тогда купи одежду для ребёнка. С чем ты убежала от Багрова?

– Я ей всё купила, – говорю гордо. Немного пришлось потратиться. Но мне на ребёнка денег не жалко!

– Да? Что тебе мешает воспользоваться ситуацией и купить намного больше? – выгибает бровь.

– Потому что у Камиллы всё есть!

– Даже коляска?

– Она нам не нужна! – повторяю как болванчик.

Самир внезапно усмехается. Переводит взгляд в сторону и тут же возвращает на меня. Словно пытается взять себя под контроль.

– То есть, для дочери тебе ничего не нужно?

– Нет, – говорю твёрдо. Так и хочется дополнить, что «именно от тебя – нет».

– Тогда пошли, купишь что-нибудь для себя.

Для себя…

Нет, он точно надо мной издевается.

– С чего такая доброта? – скрещиваю руки на груди. – Только не говори, что ты поверил мне, что Камилла твоя дочь и вместо фразы «Прости, я был не прав» сейчас пытаешься откупиться от меня детскими вещами. Умно. Давишь снова на ребёнка. Но скажу честно – не действенно.

Самир прожигает холодным, но в то же время обжигающим взглядом и молчит.

Несколько секунд, а потом открывает свои тонкие, но умелые в поцелуях губы.

– Это не доброта. Я просто забочусь о том, что женщина, с которой я сплю, ни в чём не нуждается. Если для тебя важно благоустройство ребёнка, значит, это важно и мне.

Смотрите, как заговорил!

– За эту неделю ты надела это белое тряпьё три раза. Три раза жёлтое платье. Ты всегда в одной и той же обуви. Из домашней одежды у тебя потёртая майка и короткие шорты. Всегда. Скоро ты застираешь их до протёртых дырок. Твоё дешёвое бельё уже кричит об этом.

Поджимаю губы, чуть не плача.

Вот бьёт по больному.