Мы путники, проводники и воины. Мы нужны всякому, как вода — росткам, как небо — птице и земля — зверью.

Гневаются ли боги. Мор напал на людское селение. Или душа человечья не нашла покоя. Всюду наше чарование пригодится. Без него не сыскать пути к бессмертию и не получить на то благословения небожителей.

Во множестве Срединных миров ходят шаманы по свету и исполняют волю, которую завещали им предки. Коле не сыщут спасения, погибают, но в беде род людской не бросают до последнего вздоха.

Для того у шамана припасены чуда-чудесные.

Амагят-покровитель с силой подобной эжинам. Зверюшки, травы и мудрые предки, давшие заветное слово служить аватару и нареченные за это помощниками. И двойники…

У всякого кама последних несколько. Без них не жить шаману ни на небе, ни на земле. А про подземное стойбище и говорить-то нечего.

У каждого двойника свое назначение. Бубен — задорный конь, что переносит дух целителя в Нижний мир — обиталище бесов и умерших душ. Части наряда, которые чем старше ойун, тем боле помогают в борьбе и лечении. Древо, питающее силой природы и мироздания своего сородича.

Тимучин остановился, чтобы передохнуть, подкинул в костер еще веток. Пламя нежно лизнуло дерево. Вкус пришелся ему по вкусу и, спустя секунду, оно затрещало красными языками на аппетитных кусках.

Тимучин вынул из-за пазухи трубку с длинным мундштуком, какие бывают только на картинках и в фильмах об индейцах и лихо поджег от костра ее содержимое.

Закрыв глаза, он затянулся и что-то довольно мурлыкнул себе под нос.

— Дедушка Тимучин, перед обедом нам рассказали об ие-кыла. Будто он хранитель души и часть своего шамана, — не удержался Макс и раскрыл секрет, о котором поведал Безым.

Глава чуть вздрогнул и, покосившись прищуренным глазом на внука Асая, кивнул.

— Хранитель отражает то, что скрыто от человечьих глаз в сердце шамана. Он как бы живет и нет одновременно. Без вас его быть не может, но без него вы тоже пустые горшки. Каждый человек знает своего ие-кыла, а встречает его только кам и только на обряде.

— Ну, е-мое, — всплеснул руками Сада, — а я не знаю своего.

— На все воля богов, узнаешь, — ухмыльнулся Тимучин, выпуская изо рта едкую струю дыма.

Глаза старика были прикрыты. И все же, сквозь узкую щель век он то и дело бросал любопытствующий взгляд на мальчишек. Ал, бывший Николас, сидел смирно, его лицо не выражало никаких эмоций, лишь уголки губ время от времени дергались в напряжении. Акай, которого дух бабушки, знатной повитухи, называл Гераклом, кивал и почесывался. Макс же вдумчиво следил за завитками из трубки учителя и при каждом движении воздуха в ярунге осторожно осматривал место, где оно рождалось.

Когда Мархи поднял глаза и, наконец, взглянул на подслеповатого старца, Тимучин продолжил:

— Возьмите свои бубны и присмотритесь. Пред вами не предмет, а живое. Кожа оленя и кости, часть двойника и его кровь. Пред вами друг и соратник, которого не бросают и не продают, не дарят и не ломают. С бубном прощаются с приходом погибели. Либо после того, как тэнгри наполнят вас силой, которую кони старого бубна не в силах снести.

Не ищите замены, не найдете. Все радости в круге из кожи. На бубне печать карты мира. А у подножья небес изрисованы помощники и покровители шаманов.

Возьмите краски и рисуйте дальше. Преклонитесь перед тем, что выше и сильнее. Уважайте сущее, ибо вы часть большего. Покажите то, чем вас наградили боги, теперь путь ваш, словно зеркало. Зеркало прямое и правильное, незамутненное нормами, рамками и запретами.

Как только с вашими рисунками в бубен войдут духи и наполнят его до краев, Сургуль будет открыт.

Мархи с трепетом принял порошок цвета киновари и из рук главы Сургуля, смешал его с водой и сразу же запустил в жидкость пальцы. Теплая краска обволокла кончики и медленно поползла выше, заполняя микроскопические желобки кожи. Из алой она превратилась в грязно-бурую и начертила на выделанной кожи морду белого медведя, а чуть позже оживила грациозного марала, несущегося сквозь снег.

Мархи опустил руку и незаметно для людей улыбнулся огненной птице, перья которой поглаживал худой, иссохший старик. В это же время прозорливый Тимучин в кармане провел пальцем по монете с отчеканенной медвежьей мордой и подарил точно такую же улыбку своему амагяту — Великому хану Тэмуджину.

Путь будущему, как он и предрекал, был открыт.

Мокрые спортивные штаны неприятно липли к коже. Где-то на уровне бедер чавкало, словно под одеждой возилась мокрая, холодная зверюга. Рубашка была не лучше. С нее капало прямо на разгоряченный асфальт. Следы тянулись все дальше от места прибытия и примерно через полмили сливались с босыми ногами высокого, невероятно худого парня.

Мархи, который и был тем самым парнем, поднял глаза и залюбовался синевой земного тропического неба. Там, откуда он прибыл, таких пейзажей и буйства красок было не найти. Как и здесь на берегу океана не сыскать магических артефактов, духов-помощников и настоящей курильной травы для призыва.

В домике слева раздался истошный лай. Пса выпустили на лужайку порезвиться и справить нужду, отчего тот не сдержал восторга и животной радости. Через секунду он остановился, принюхался, довольно быстро обратив внимание на мокрого гостя неподалеку.

Собачонка подбежала к белому заборчику чуть выше себя, встала на задние лапки и, вытянув длинную белошерстную морду, гневно оскалилась.

— Гав, — выдал пес.

— Сгинь, — выпалил мокрый человек и ударил по бубну, привязанному тонкой тесьмой к груди.

Хозяйка собачонки появилась на пороге как по мановению магической палочки. Насторожилась. При виде потрепанного прохожего, который пялился на ее любимца, она вытащила из кармана тренировочных шорт мобильник и приготовилась звонить в полицию.

— Идите, куда шли, мистер, — бросила женщина и поймала мохнатого дружка под живот. — Пошли, Марли. Не трогай дядю. Ему нехорошо, — тихо сказала она псине, но так, чтобы «дядя» услышал и поскорее исчез из ее благополучной загородной жизни.

Дядя, которому пару месяцев назад только стукнуло тринадцать лет, решил больше не пугать блондинку и побрел дальше. С собой он прибрал демоненка-паразита, высасывающего из крохи мальтезе последнее здоровье. Не зря же он использовал бубен там, где двойнику, казалось, нет места. И не зря приоткрыл крышку крошечного сосуда со знаком нечестивой печати. Злобный дух корчился, свирепел за стеклом, но прекрасно знал, что неопытный парнишка не причинит боли и тем более не закует его в Нижнем мире без помощи старших товарищей.

Утреннее солнце разлилось по ухоженным улицам, белым домикам, отражаясь от окон сотнями бликов. В небе завершили очередной круг прибрежные чайки.

По тихой, невероятно прямой улице шел мальчик-кам и наслаждался приятными моментами. Он буквально пожирал глазами красоту здешних мест, напитывался энергией земли под ступнями. Его длинные волосы мышиного цвета почти высохли и развевались на легком бризе, словно ковыль с далекой родины.

Одно-, двухэтажные таунхаусы с красными крышами и стенами из блеклых панелей были почти одинаковыми. Лишь изредка среди архитектурных близнецов попадались экзотичные строения с синими, резными лестницами или куполообразные жилища со стеклянными пристройками. Как раз на них парень обращал куда большее внимание, дабы не потерять ориентир и знать пути отхода.

«Мы такие же гадкие утята, как эти несуразы, — внезапно подумалось Мархи. — Мы слабы и почти ничему не научились», — констатировал он с отвращением к собственной мягкотелости и безволию друзей.

Вспомнились наставления Тимучина.

Старик провожал Мархи в Срединный мир без энтузиазма. Парнишке даже показалось, что тот страшится, как бы ученик чего не натворил. Последними словами главы были прописные истины, которыми их четверку учили без малого два года.

— Запомни, сынок, в тебе живет огромная сила, и она не только в магии, она в понимании и душевности. Боги подарили тебе жизнь в одной целью: сделать мостом между мирами. Так неси же свою судьбину достойно. С открытым сердцем и непоколебимым духом. Не трусь.